Откуда взялось это ужасное сходство человеческого мира с миром подводных существ? В голове все мешается. Мешается прошлое и будущее. Во внешнем мире — страшный конгломерат людей, зданий, гремящих машин, человеческих масс, автомобилей, рождений, смертей, похорон, Лондона. А внутри, в нем, в его жизни — такая же бессмысленность.
Каким страшным, каким задумчивым был взгляд мандарина, устремленный на него с этой картинки, из океана.
В тот день управляющий лавкой Робинзон с итальянцем долго не возвращались. Репнин тем временем рассматривал фотографии подводного царства, в котором не бывал и никогда не побывает. Спустя час, он однако, вспомнил, что его ждут дела,— почта, письма, счета, накопившиеся за время его отсутствия. Надо их все прочитать. Зарегистрировать. Внести в сводки. В отчеты для Леона Клода. Он ждет их в Монте-Карло, наслаждаясь ароматом мимозы.
К счастью, счета от заказчиков-мужчин Робинзон в основном уже обработал сам. У него, сказал, дочь училась на бухгалтера. Репнину остались, главным образом, счета и письма от женщин. Этих читай — не перечитаешь. И отвечать надо многим. В Лондон, в Шотландию, за границу, в провинциальные замки, в роскошные отели в Лондоне и на побережье.
Первое взятое им наугад письмо было из Йоркшира. Родины тучных свиней. Наконец прибыли, сообщалось, туда заказанные туфли. Одни — как принято говорить в Англии — «бургундского» цвета; вторые — из черной крокодильей кожи. Бургундские хороши. А крокодиловые заказчицу совсем разочаровали. Какие-то нескладные. Тяжелые. Слишком грубые. Она их возвращает. Пусть решают, что с ними предпринять. Одновременно просит, чтобы ей тотчас же выслали заказанные вечерние. Ждет немедленно.
А Репнин не помнит этого заказа.
Второе письмо из местечка Таунтон. Дама извиняется, что вовремя не ответила и не оплатила счет. Она только что возвратилась из Америки. С тяжело больным мужем. «А вы, между прочим, ни слова не сообщаете о моих туфлях из черного крокодила». Этот крик души она сопроводила двумя вопросительными знаками. Огромными.
Репнин не помнит и этого заказа, а в голове помимо его воли мелькает догадка — эта заказчица вскоре может остаться вдовой. Однако он гонит прочь подобную мысль и сердито бормочет про себя, что это его не касается.
Следующее письмо написано мужчиной. У него очень известная фамилия. Она принадлежала премьер- министру британского правительства в XIX веке. Человек отказывается платить дополнительные деньги за небольшие изменения фасона туфель для игры в гольф. Доплата — фунт и шесть шиллингов. Он пишет: «Я заказывал у вас туфли для игры в гольф». И если человек заказывает
туфли для гольфа, естественно, он и оплачивает именно туфли для гольфа. А не какие-то другие, которые должны еще только превратиться в туфли для гольфа Да, да,— я слышу, как кто-то недовольно бурчит. — Все логично. Логично в том числе и для сапожников. Русский князь может превратиться в сапожника, но английская туфля для гольфа должна родиться именно туфлей для гольфа, а не чем-то, на что после еще надо добавить набойки. Человек не хочет платить фунт и шесть шиллингов? Имеет право! (Случись такое с ним, с русским, он заплатил бы и промолчал.)
Разве важен какой-то каблук или набойка? Впрочем, почему он всем этим занимается? Почему он должен отвечать на это?
Недовольна и заказчица, написавшая следующее письмо. Говорит, больше вообще не будет заказывать у них обувь. О, госпожа — слышу, как кто-то снова бормочет рядом,— неужели мы расстаемся с вами навек? Я никогда вас не видел. С вашим темпераментом, поди-ка, не застынешь в постели?
Как это ни покажется смешно и несуразно, уставший Репнин, закончив с этой дамой переписку навсегда, почувствовал грусть, неизвестно почему бормочет он. Потом смеется, громко.
На следующем счете — от некой итальянской графини — кто-то написал, что муж этой женщины в Италии, воюет, а два сына служат в английской армии в Африке. Что это должно означать? Что его предшественник хотел сказать? (Впрочем, будем надеяться, отец и его два сына не встретятся лицом к лицу и не будут стрелять друг в друга.) Какое отношение их дела имеют к крокодиловым туфлям? Кой черт их связывает?
Госпожа Нильсон пишет весело. Просит пару туфель для свадьбы — срочно. Предшественник Репнина записал рядом: дама эта давно мечтала выйти замуж, но только за француза. Вероятно, наконец, такой сыскался? Репнин красным карандашом помечает на письме: «Срочно!»
В следующем письме заказчица негодует — за ее бургундские туфли требуют двадцать пять фунтов. Слишком много. Тем не менее она высылает чек — но чека в письме нет. Как это регистрировать? К тому же дама требует еще и крокодиловые. (Так и написано.) Ей следует ответить в трогательных выражениях.
Следующее письмо от известной актрисы, которую он знает по газетам. За нее пишет секретарша. Актриса им задолжала. Уже давно. Не платила. Теперь шлет чек на € 50. Репнина удивил стиль письма. Обнаружен, сказано, чек на С 88. Ей предо ставилась приятная возможность послать им € 50. Счет, говорит, извлечен из мрака на божий свет! Надо же так изысканно выражаться. Будто писавшая прошла курс в школе венецианских дипломатов.
А как же это зарегистрировать? Сидя в подвале, куда едва проникает тусклый дневной свет? На каждом письме — сверху — указан адрес. На следующем стояло: Ноизе. Написавшая оттуда дама жалуется, что новые туфли ей жмут, и просит, если возможно, их продать. Если продать не смогут, туфли придется растянуть на колодке. Просит сообщить, за сколько смогут продать. Она надевала их всего один раз. Если не продадут, пусть ей растянут, но растянуть надо значительно.
Репнина не привлекали сальные анекдоты, похабные рассказы, не любил он и грубых слов, но, прочитав последнюю фразу, сразу же представил себе и будто услышал — как над этим письмом станут острословить Робинзон и итальянец. Робинзон передаст письмо и туфли итальянцу и скажет ему серьезным и безучастным тоном — будто пастор с кафедры английской церкви: «Синьор Зуки, растяните, пожалуйста, этой даме, но растяжку надо сделать значительную». Итальянец, якобы поразмыслив, ответит: «Да, да! Я вручу ей эти туфельки лично». Но больше всего поразили Репнина не глупые шуточки в подвале, а адрес, по которому следовало отправлять ответ: Кремль.
Такого в Лондоне он никак не ожидал.
Он вспомнил слова своего предшественника по службе в подвале о том, что отменные дамы ВЕЧНО на что-нибудь жалуются. Что новые туфли жмут, например. А иногда им достаточно просто как следует натянуть чулок, и ведь будет в порядке.
Следующая заказчица весьма раздосадована. Вынуждена возвратить туфли — тесны. Ей придется носить те, что сшила три года назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Каким страшным, каким задумчивым был взгляд мандарина, устремленный на него с этой картинки, из океана.
В тот день управляющий лавкой Робинзон с итальянцем долго не возвращались. Репнин тем временем рассматривал фотографии подводного царства, в котором не бывал и никогда не побывает. Спустя час, он однако, вспомнил, что его ждут дела,— почта, письма, счета, накопившиеся за время его отсутствия. Надо их все прочитать. Зарегистрировать. Внести в сводки. В отчеты для Леона Клода. Он ждет их в Монте-Карло, наслаждаясь ароматом мимозы.
К счастью, счета от заказчиков-мужчин Робинзон в основном уже обработал сам. У него, сказал, дочь училась на бухгалтера. Репнину остались, главным образом, счета и письма от женщин. Этих читай — не перечитаешь. И отвечать надо многим. В Лондон, в Шотландию, за границу, в провинциальные замки, в роскошные отели в Лондоне и на побережье.
Первое взятое им наугад письмо было из Йоркшира. Родины тучных свиней. Наконец прибыли, сообщалось, туда заказанные туфли. Одни — как принято говорить в Англии — «бургундского» цвета; вторые — из черной крокодильей кожи. Бургундские хороши. А крокодиловые заказчицу совсем разочаровали. Какие-то нескладные. Тяжелые. Слишком грубые. Она их возвращает. Пусть решают, что с ними предпринять. Одновременно просит, чтобы ей тотчас же выслали заказанные вечерние. Ждет немедленно.
А Репнин не помнит этого заказа.
Второе письмо из местечка Таунтон. Дама извиняется, что вовремя не ответила и не оплатила счет. Она только что возвратилась из Америки. С тяжело больным мужем. «А вы, между прочим, ни слова не сообщаете о моих туфлях из черного крокодила». Этот крик души она сопроводила двумя вопросительными знаками. Огромными.
Репнин не помнит и этого заказа, а в голове помимо его воли мелькает догадка — эта заказчица вскоре может остаться вдовой. Однако он гонит прочь подобную мысль и сердито бормочет про себя, что это его не касается.
Следующее письмо написано мужчиной. У него очень известная фамилия. Она принадлежала премьер- министру британского правительства в XIX веке. Человек отказывается платить дополнительные деньги за небольшие изменения фасона туфель для игры в гольф. Доплата — фунт и шесть шиллингов. Он пишет: «Я заказывал у вас туфли для игры в гольф». И если человек заказывает
туфли для гольфа, естественно, он и оплачивает именно туфли для гольфа. А не какие-то другие, которые должны еще только превратиться в туфли для гольфа Да, да,— я слышу, как кто-то недовольно бурчит. — Все логично. Логично в том числе и для сапожников. Русский князь может превратиться в сапожника, но английская туфля для гольфа должна родиться именно туфлей для гольфа, а не чем-то, на что после еще надо добавить набойки. Человек не хочет платить фунт и шесть шиллингов? Имеет право! (Случись такое с ним, с русским, он заплатил бы и промолчал.)
Разве важен какой-то каблук или набойка? Впрочем, почему он всем этим занимается? Почему он должен отвечать на это?
Недовольна и заказчица, написавшая следующее письмо. Говорит, больше вообще не будет заказывать у них обувь. О, госпожа — слышу, как кто-то снова бормочет рядом,— неужели мы расстаемся с вами навек? Я никогда вас не видел. С вашим темпераментом, поди-ка, не застынешь в постели?
Как это ни покажется смешно и несуразно, уставший Репнин, закончив с этой дамой переписку навсегда, почувствовал грусть, неизвестно почему бормочет он. Потом смеется, громко.
На следующем счете — от некой итальянской графини — кто-то написал, что муж этой женщины в Италии, воюет, а два сына служат в английской армии в Африке. Что это должно означать? Что его предшественник хотел сказать? (Впрочем, будем надеяться, отец и его два сына не встретятся лицом к лицу и не будут стрелять друг в друга.) Какое отношение их дела имеют к крокодиловым туфлям? Кой черт их связывает?
Госпожа Нильсон пишет весело. Просит пару туфель для свадьбы — срочно. Предшественник Репнина записал рядом: дама эта давно мечтала выйти замуж, но только за француза. Вероятно, наконец, такой сыскался? Репнин красным карандашом помечает на письме: «Срочно!»
В следующем письме заказчица негодует — за ее бургундские туфли требуют двадцать пять фунтов. Слишком много. Тем не менее она высылает чек — но чека в письме нет. Как это регистрировать? К тому же дама требует еще и крокодиловые. (Так и написано.) Ей следует ответить в трогательных выражениях.
Следующее письмо от известной актрисы, которую он знает по газетам. За нее пишет секретарша. Актриса им задолжала. Уже давно. Не платила. Теперь шлет чек на € 50. Репнина удивил стиль письма. Обнаружен, сказано, чек на С 88. Ей предо ставилась приятная возможность послать им € 50. Счет, говорит, извлечен из мрака на божий свет! Надо же так изысканно выражаться. Будто писавшая прошла курс в школе венецианских дипломатов.
А как же это зарегистрировать? Сидя в подвале, куда едва проникает тусклый дневной свет? На каждом письме — сверху — указан адрес. На следующем стояло: Ноизе. Написавшая оттуда дама жалуется, что новые туфли ей жмут, и просит, если возможно, их продать. Если продать не смогут, туфли придется растянуть на колодке. Просит сообщить, за сколько смогут продать. Она надевала их всего один раз. Если не продадут, пусть ей растянут, но растянуть надо значительно.
Репнина не привлекали сальные анекдоты, похабные рассказы, не любил он и грубых слов, но, прочитав последнюю фразу, сразу же представил себе и будто услышал — как над этим письмом станут острословить Робинзон и итальянец. Робинзон передаст письмо и туфли итальянцу и скажет ему серьезным и безучастным тоном — будто пастор с кафедры английской церкви: «Синьор Зуки, растяните, пожалуйста, этой даме, но растяжку надо сделать значительную». Итальянец, якобы поразмыслив, ответит: «Да, да! Я вручу ей эти туфельки лично». Но больше всего поразили Репнина не глупые шуточки в подвале, а адрес, по которому следовало отправлять ответ: Кремль.
Такого в Лондоне он никак не ожидал.
Он вспомнил слова своего предшественника по службе в подвале о том, что отменные дамы ВЕЧНО на что-нибудь жалуются. Что новые туфли жмут, например. А иногда им достаточно просто как следует натянуть чулок, и ведь будет в порядке.
Следующая заказчица весьма раздосадована. Вынуждена возвратить туфли — тесны. Ей придется носить те, что сшила три года назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201