Как думаешь, Гомпил? Сюда завтра и пригласим его величество укрыться от солнца и отдохнуть с дороги, А сейчас вскипятим чайку и закусим.
— Вот это дело! — весело отозвался Гомпил.
Через несколько часов на рассвете следующего дня к подножию этой скалы подъедет Дамдин-Очир с телохранителями, а отсюда уже в сопровождении Балдана и Гомпила двинется к монастырю Святого Лузана на долгожданную встречу с хамбой Содовом.
— Как думаете, сколько телохранителей возьмет с собой Дамдин-Очир до границы?
- Думаю, не менее двух, а то и больше. А едет сюда новоявленный халхасский хан вовсе не на праздник субургана. Он едет на тайный съезд крупных духовных сановников. Обсудят внутреннее положение Монголии, назначат конкретные сроки начала ламского переворота при поддержке японцев, и он вернется восвояси. Вернее, должен вернуться, но он не вернется!
Японская разведка в очередной шифровке назначила Балдана одним из основных помощников в работе Дамдина-Очмра. Связавшись в тот же день с Центром, Балдан получил руководство к действиям и уведомление о том, что пограничная застава в местечке, где намечен переход границы, будет предупреждена и поставлена в ружье.
...Переливчатая, звонкая песня степного жаворонка, возвещая о восходе солнца, заставила Балдана и Гомпила выйти из пещеры.
— Скоро прибудет халхасский хан. Теперь, Гомпил, держи ухо востро!
До рези в глазах всматривались они в даль, пытаясь заметить на горизонте всадников.
— Кажется, едут. Дай-ка бинокль, — обратился Балдан к Гомпилу, с невозмутимым видом сидевшему на камне и чистившему наган.
— Сколько их? Что видите?
— Трое верховых с одним запасным конем. Я же говорил, что с ханом будет не менее двух человек. Один — скорее всего проводник, а второй, несомненно, телохранитель. — Балдан неотрывно наблюдал за всадниками. — Лихо едут, ничего не скажешь. Теперь скоро...
А всадники все приближались и менее чем через час почти достигли подножия холма с расщелиной наверху. Подъезжая к условленному месту, они заметно сбавили ход и насторожились. Посреди в роскошном желто-оранжевом хурэме ', на прекрасном вороном иноходце, идущем мелкой иноходью, величественно, несмотря на усталость, восседал Дамдин-Очир. По правую руку от него ехал молодой лама с небольшой переметной сумой, притороченной к луке седла, а чуть впереди, понукая покрытого пеной измученного коня, трусил их проводник баргут.
— А теперь трогай! Устроим-ка халхасскому хану достойную встречу! — Балдан одним махом вскочил в седло и помчался наперерез всадникам. Не отставая от него ни на шаг, летел на горячем степном скакуне верный Гомпил. Когда до них оставалось не более двух десятков метров, Балдан придержал разгоряченного коня и выкрикнул пароль. Услышав отзыв, он спрыгнул с коня и церемонно поклонился халхасскому хану, величая его по имени, а затем по очереди приветствовал каждого из его спутников.
Когда они поднялись на вершину холма и спешились у расщелины в гранитной скале, Балдан сделал знак Гомпилу, и тот в считанные минуты вынес из пещеры оставленный на горячих углях медный чайник.
— Великий и несравненный лама! Соизвольте отведать горячего степного чайку, пахнущего дымком. Усталость как рукой снимет. Прошу вас, великий, соизвольте... — Балдан протянул Дамдин-Очиру пиалу дымящегося черного чая, но телохранитель тотчас же выхватил пиалу из его рук, расплескав чай, и поднес к губам Балдана, заставив сделать несколько глотков. После этого, выплеснув остатки на землю, он не спеша отвязал болтающуюся на шнурке и привязанную к поясу серебряную пиалу, собственноручно налил в нее чаю и подал своему повелителю.
Баргут тоже попросил чайку. Осушив большими глотками одну за другой две пиалы, он снял с коня пропитавшуюся потом старую попону и растянулся на ней в углу пещеры.
— Прекрасен степной чай, восстанавливающий силы, — похвалил хан. — Теперь вздремнуть бы часок, чтобы дать отдохнуть глазам, воспаленным от встречного ветра. — Дамдин-Очир протиснулся в пещеру, постоял немного, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, и прилег рядом с баргутом.
— Отдыхайте и вы, а мы покараулим у входа, — предложил Гомпил молодому ламе, присевшему, скрестив ноги, подле хал-хасского хана и исподлобья наблюдавшему за каждым их движением.
— Благодарствую, но я не устал. Я, пожалуй, тоже выйду на ветерок, посижу с вами у входа. Здесь не очень уютно...
Они уселись на горячие камни, нагретые солнцем, и перебросились двумя-тремя ничего не значащими фразами. Постепенно они разговорились, и молодой лама рассказал много интересного о себе. Звали его Шагдар. Оказалось, он тоже был уроженцем Халхасии, сыном некоего Ойдова, проживавшего когда-то в окрестностях монастыря Святого Лузана. После победы революции и установления в Халха-Монгрлии народной власти он как-то зашел к тамошнему хамба-ламе и за дорогой подарок уговорил погадать на костях и предсказать, какая судьба ожидает его, если он перекочует за границу, в Южную Монголию. Бросив кости и заглянув в священное писание, лама изрек:
— Там тебя ожидает поистине завидная судьба. А в будущем тебе самому или твоему сыну предначертано с великой миссией вернуться в Халхасию. Не забывай только молиться бурхану и почитать святого Банчин-богда.
Услышав эти сладкие речи и поверив хитрому настоятелю, Ойдов в скором времени перекочевал с семьей за границу. Хамба-лама попросил его оказать ему небольшую услугу: отвезти письмо одному важному господину. Письмо это впоследствии сыграло в жизни бедного Ойдова роковую роль, поскольку оно было адресовано японскому разведуправлению. По прошествии некоторого времени японская разведка стала часто вызывать его к себе, заставляя с пристрастием допрашивать южных монголов, схваченных за участие в борьбе против японского засилья. Счастливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, обернулась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужасной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и требуя от него исполнения той же работы, которая довела до самоубийства его отца, а потом заставляли каждыихраз давать клятву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже, высоко, оценив умение Шагдара хорошо держать
язык за зубами, японцы приставили его телохранителем к Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.
О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма, Великолепно знает здешний край.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Вот это дело! — весело отозвался Гомпил.
Через несколько часов на рассвете следующего дня к подножию этой скалы подъедет Дамдин-Очир с телохранителями, а отсюда уже в сопровождении Балдана и Гомпила двинется к монастырю Святого Лузана на долгожданную встречу с хамбой Содовом.
— Как думаете, сколько телохранителей возьмет с собой Дамдин-Очир до границы?
- Думаю, не менее двух, а то и больше. А едет сюда новоявленный халхасский хан вовсе не на праздник субургана. Он едет на тайный съезд крупных духовных сановников. Обсудят внутреннее положение Монголии, назначат конкретные сроки начала ламского переворота при поддержке японцев, и он вернется восвояси. Вернее, должен вернуться, но он не вернется!
Японская разведка в очередной шифровке назначила Балдана одним из основных помощников в работе Дамдина-Очмра. Связавшись в тот же день с Центром, Балдан получил руководство к действиям и уведомление о том, что пограничная застава в местечке, где намечен переход границы, будет предупреждена и поставлена в ружье.
...Переливчатая, звонкая песня степного жаворонка, возвещая о восходе солнца, заставила Балдана и Гомпила выйти из пещеры.
— Скоро прибудет халхасский хан. Теперь, Гомпил, держи ухо востро!
До рези в глазах всматривались они в даль, пытаясь заметить на горизонте всадников.
— Кажется, едут. Дай-ка бинокль, — обратился Балдан к Гомпилу, с невозмутимым видом сидевшему на камне и чистившему наган.
— Сколько их? Что видите?
— Трое верховых с одним запасным конем. Я же говорил, что с ханом будет не менее двух человек. Один — скорее всего проводник, а второй, несомненно, телохранитель. — Балдан неотрывно наблюдал за всадниками. — Лихо едут, ничего не скажешь. Теперь скоро...
А всадники все приближались и менее чем через час почти достигли подножия холма с расщелиной наверху. Подъезжая к условленному месту, они заметно сбавили ход и насторожились. Посреди в роскошном желто-оранжевом хурэме ', на прекрасном вороном иноходце, идущем мелкой иноходью, величественно, несмотря на усталость, восседал Дамдин-Очир. По правую руку от него ехал молодой лама с небольшой переметной сумой, притороченной к луке седла, а чуть впереди, понукая покрытого пеной измученного коня, трусил их проводник баргут.
— А теперь трогай! Устроим-ка халхасскому хану достойную встречу! — Балдан одним махом вскочил в седло и помчался наперерез всадникам. Не отставая от него ни на шаг, летел на горячем степном скакуне верный Гомпил. Когда до них оставалось не более двух десятков метров, Балдан придержал разгоряченного коня и выкрикнул пароль. Услышав отзыв, он спрыгнул с коня и церемонно поклонился халхасскому хану, величая его по имени, а затем по очереди приветствовал каждого из его спутников.
Когда они поднялись на вершину холма и спешились у расщелины в гранитной скале, Балдан сделал знак Гомпилу, и тот в считанные минуты вынес из пещеры оставленный на горячих углях медный чайник.
— Великий и несравненный лама! Соизвольте отведать горячего степного чайку, пахнущего дымком. Усталость как рукой снимет. Прошу вас, великий, соизвольте... — Балдан протянул Дамдин-Очиру пиалу дымящегося черного чая, но телохранитель тотчас же выхватил пиалу из его рук, расплескав чай, и поднес к губам Балдана, заставив сделать несколько глотков. После этого, выплеснув остатки на землю, он не спеша отвязал болтающуюся на шнурке и привязанную к поясу серебряную пиалу, собственноручно налил в нее чаю и подал своему повелителю.
Баргут тоже попросил чайку. Осушив большими глотками одну за другой две пиалы, он снял с коня пропитавшуюся потом старую попону и растянулся на ней в углу пещеры.
— Прекрасен степной чай, восстанавливающий силы, — похвалил хан. — Теперь вздремнуть бы часок, чтобы дать отдохнуть глазам, воспаленным от встречного ветра. — Дамдин-Очир протиснулся в пещеру, постоял немного, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, и прилег рядом с баргутом.
— Отдыхайте и вы, а мы покараулим у входа, — предложил Гомпил молодому ламе, присевшему, скрестив ноги, подле хал-хасского хана и исподлобья наблюдавшему за каждым их движением.
— Благодарствую, но я не устал. Я, пожалуй, тоже выйду на ветерок, посижу с вами у входа. Здесь не очень уютно...
Они уселись на горячие камни, нагретые солнцем, и перебросились двумя-тремя ничего не значащими фразами. Постепенно они разговорились, и молодой лама рассказал много интересного о себе. Звали его Шагдар. Оказалось, он тоже был уроженцем Халхасии, сыном некоего Ойдова, проживавшего когда-то в окрестностях монастыря Святого Лузана. После победы революции и установления в Халха-Монгрлии народной власти он как-то зашел к тамошнему хамба-ламе и за дорогой подарок уговорил погадать на костях и предсказать, какая судьба ожидает его, если он перекочует за границу, в Южную Монголию. Бросив кости и заглянув в священное писание, лама изрек:
— Там тебя ожидает поистине завидная судьба. А в будущем тебе самому или твоему сыну предначертано с великой миссией вернуться в Халхасию. Не забывай только молиться бурхану и почитать святого Банчин-богда.
Услышав эти сладкие речи и поверив хитрому настоятелю, Ойдов в скором времени перекочевал с семьей за границу. Хамба-лама попросил его оказать ему небольшую услугу: отвезти письмо одному важному господину. Письмо это впоследствии сыграло в жизни бедного Ойдова роковую роль, поскольку оно было адресовано японскому разведуправлению. По прошествии некоторого времени японская разведка стала часто вызывать его к себе, заставляя с пристрастием допрашивать южных монголов, схваченных за участие в борьбе против японского засилья. Счастливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, обернулась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужасной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и требуя от него исполнения той же работы, которая довела до самоубийства его отца, а потом заставляли каждыихраз давать клятву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже, высоко, оценив умение Шагдара хорошо держать
язык за зубами, японцы приставили его телохранителем к Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.
О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма, Великолепно знает здешний край.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39