Послушай, одно я тебе сказать могу, понимаешь, эти двое, которые тебя допрашивают, они не из нашей конторы.
Да что ты…
Да. Слушай, ты только не обижайся, но вот этот малый из паба, который письмо написал, он твою подружку не трахал?
Сэмми сцепляет ладони. Потом пожимает плечами: Кто знает.
Его подмывает улыбнуться, но он себе этого не позволяет. Все идет как надо. Как надо. Главное, сохраняй хладнокровие, просто сохраняй хладнокровие.
Когда Сэмюэлс
Как-нибудь он возьмет да и напишет собственную песню, утрет ублюдкам нос.
Кто-то опять курит. И кто-то из этих дрочил пьет не то чай, не то кофе, да еще и похлюпывает. Показывает, значит, как ему вкусно. Хотя, может, это настоящая долбаная выпивка; пара банок пива, полбутылки. С таких мудаков станется. И бурчат, бурчат – один из них рассказывает чего-то про гольф. В Америке прошел какой-то там чемпионат, и его показывали по ящику. Скучная, друг, это игра, гольф; жирные ублюдки разгуливают по полю, а какой-нибудь несчастный хмырь таскает за ними всю амуницию. То ли дело футбол. Если бы все пошло путем, Сэмми стал бы футболистом. Голова у него была забита дерьмом, в молодые то есть годы, а то бы
до сих пор по нему скучаю, можешь себе такое представить, бежишь по полю, кто-то тебе пасует, делаешь финт, прорываешься
Движение. Сэмми напрягается, потом укладывает руки на колени, старается сесть поудобнее, но при этом крепко упирается ступнями в пол.
Начинает сержант, Сэмми, страшный ты человек, честное слово. Между нами двумя, до тебя, по-моему, так и не дошло, во что ты вляпался. Серьезно. Ты же понимаешь, дело не в скупке краденого. И что бы ты там себе ни думал, держать тебя здесь нам никакого интереса нет. Нам всего лишь нужно кое-что выяснить. Понимаешь, у тебя концы с концами не сходятся. По какой-то причине, только тебе и известной, ты препятствуешь нашему расследованию. Так вот, я не понимаю, зачем ты это делаешь, потому что малый ты с понятием и знаешь, что добровольное предоставление тобой информации, способной оказать нам конкретную помощь или содействие, тебе же, как задержанному, до крайности выгодно. А ты нам никакой информации не предоставляешь, не предоставляешь ты нам информации. Поэтому у нас появляются прямые основания – твердые основания – полагать, что ты, возможно, утаиваешь от нас улики. Ты же понимаешь, что в итоге оказываешься по уши в дерьме?
Да, если бы это было правдой, но только я ничего не утаиваю. Он вздыхает.
А мы считаем, что утаиваешь. И если мы сможем обосновать это наше мнение, то нам, я о себе говорю, и доказывать-то ничего не придется.
Ты понимаешь, Сэмми, мы только одно и говорим – мы же не дураки; ты свое прошлое знаешь, и мы твое прошлое знаем, и не только прошлое, мы вообще все знаем. Э-э… дайте ему сигарету.
Нет, спасибо, не хочется.
Тебе не хочется. Что ж, я думаю, ты прав, поскольку мы этого делать не вправе. Так вот, ты сам видишь, нам известно, что ты виделся с мистером Барром. Известно по двум причинам: во-первых, мы за ним следили; во-вторых, нам сообщил об этом мистер Донахью, он нам об этом рассказал.
Так я же не говорю, что не видел Чарли Барра, я говорю, что не помню, видел я его или не видел, потому как пьян был. Может, и видел, я просто не знаю. Слушайте, вы же должны знать, что я с ним не связан, я к тому, что почему бы я не стал вам о нем говорить? если бы я чего и знал, это все равно ни хрена бы не стоило, так мне бы и смысла не было молчать.
То есть ты говоришь, что мог увидеться с ним?
Да, господи…
Он же твой старый приятель, Сэмми, ты бы это запомнил.
Сэмми качает головой.
И еще одно, не для протокола: твоя сожительница нас ни с какой стороны не интересует. Мы знаем достаточно, чтобы понимать – если с ней и случилось что-то плохое, это не твоих рук дело. Хотя даже если бы и твоих… Постарайся усвоить, что я тебе сейчас говорю. Не все наши коллеги держатся тех же взглядов, некоторые занимают шаблонную, я бы сказал, позицию в отношении того, что они считают тяжким преступлением, и тех, кого они считают закоренелыми преступниками. Исчезновение Элен Макгилвари дело очень и очень серьезное, а ты, увы, человек, уже получавший срок за очень серьезное преступление. Однако здесь ты оказался по нашему распоряжению, не по их; и позволь мне повторить: сам ты нас не интересуешь, ни в малой мере.
…
Хочешь что-нибудь сказать?
Э-э, нет.
Ну правильно, тебе нужно как следует все обдумать. Вместе с тем, боюсь, нам придется оставить тебя в наручниках. Не обижайся.
…
Главное – устроиться поудобнее; психологически ты в порядке, у тебя такое чувство, что ты кое-чего достиг. Когда Сэмми был мальчишкой.
Когда Сэмми был мальчишкой.
И грезил во снах о тебе.
Играет музыка. Помнишь того парня, у которого остановилось сердце.
Ну так лучше не вспоминай.
Да нет, вспоминай, такие вещи надо помнить. Ты думаешь, что не надо, но они все равно как световые указатели; Сэмми однажды летел на самолете, там в проходе были такие. Грезы грезами, но и о других вещах забывать не стоит. Плюс это помогает тебе не спятить. Потому что ты еще не на долбаном дне. В крытке ты видел смерть, ничего в ней интересного нет. Она просто случается. И ей случается тоже брать людей врасплох. А иногда ее можно предвидеть; ты даже и не говоришь себе этого, но вот услышишь, что какого-нибудь мудака пришили, и – да, потому как ты этого ждал, хоть и не думал об этом.
я доживу до этого дня
и тебя навсегда позабуду
но грезить во снах о тебе
я все-таки вечно буду
Вот и с тем парнем, у которого стереоплеер был, то же самое, ты знал, что его ожидает; знал, что он скоро испустит дух; а он сидел с закрытыми глазами, прислонясь спиной к стене, подобрав колени и положив на них подбородок, в наушничках, смотрел свои долбаные сны. Хотел вернуться в свою страну, но так сразу не мог, хоть его там и дожидались жена с детишками. А эти только и ждали случая убить его, на хер, вся их свора. Трудно поверить, такого щуплого паренька, но так оно и бывает, друг, я к тому, что, какого хрена, что тут можно поделать, да ни хрена, кроме того, что делал Сэмми – на долбаной шконке лежал. Прислушивался, может, парнишка скажет чего, но не всегда. Как-то раз предложил ему травки курнуть, так он не стал, он был мусульманин, не пил, не курил, такого только могила исправит. Я хороший человек. Так он всегда говорил, я хороший человек. Я ничего не прошу. В чем и состояла его долбаная проблема, ничего он не просил, ну и получил, на хер, все сразу, а вот Сэмми
вечно был не в своем уме,
потому с него и не сошел.
Правда, не на этот раз. Если его зачалят на этот раз, он точно спятит. Слепой, не слепой, без разницы.
Сэмми поерзал по шконке, пошевелил сначала задницей, потом плечами, потом ногами. Спина болит. А на животе не полежишь, из-за браслетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Да что ты…
Да. Слушай, ты только не обижайся, но вот этот малый из паба, который письмо написал, он твою подружку не трахал?
Сэмми сцепляет ладони. Потом пожимает плечами: Кто знает.
Его подмывает улыбнуться, но он себе этого не позволяет. Все идет как надо. Как надо. Главное, сохраняй хладнокровие, просто сохраняй хладнокровие.
Когда Сэмюэлс
Как-нибудь он возьмет да и напишет собственную песню, утрет ублюдкам нос.
Кто-то опять курит. И кто-то из этих дрочил пьет не то чай, не то кофе, да еще и похлюпывает. Показывает, значит, как ему вкусно. Хотя, может, это настоящая долбаная выпивка; пара банок пива, полбутылки. С таких мудаков станется. И бурчат, бурчат – один из них рассказывает чего-то про гольф. В Америке прошел какой-то там чемпионат, и его показывали по ящику. Скучная, друг, это игра, гольф; жирные ублюдки разгуливают по полю, а какой-нибудь несчастный хмырь таскает за ними всю амуницию. То ли дело футбол. Если бы все пошло путем, Сэмми стал бы футболистом. Голова у него была забита дерьмом, в молодые то есть годы, а то бы
до сих пор по нему скучаю, можешь себе такое представить, бежишь по полю, кто-то тебе пасует, делаешь финт, прорываешься
Движение. Сэмми напрягается, потом укладывает руки на колени, старается сесть поудобнее, но при этом крепко упирается ступнями в пол.
Начинает сержант, Сэмми, страшный ты человек, честное слово. Между нами двумя, до тебя, по-моему, так и не дошло, во что ты вляпался. Серьезно. Ты же понимаешь, дело не в скупке краденого. И что бы ты там себе ни думал, держать тебя здесь нам никакого интереса нет. Нам всего лишь нужно кое-что выяснить. Понимаешь, у тебя концы с концами не сходятся. По какой-то причине, только тебе и известной, ты препятствуешь нашему расследованию. Так вот, я не понимаю, зачем ты это делаешь, потому что малый ты с понятием и знаешь, что добровольное предоставление тобой информации, способной оказать нам конкретную помощь или содействие, тебе же, как задержанному, до крайности выгодно. А ты нам никакой информации не предоставляешь, не предоставляешь ты нам информации. Поэтому у нас появляются прямые основания – твердые основания – полагать, что ты, возможно, утаиваешь от нас улики. Ты же понимаешь, что в итоге оказываешься по уши в дерьме?
Да, если бы это было правдой, но только я ничего не утаиваю. Он вздыхает.
А мы считаем, что утаиваешь. И если мы сможем обосновать это наше мнение, то нам, я о себе говорю, и доказывать-то ничего не придется.
Ты понимаешь, Сэмми, мы только одно и говорим – мы же не дураки; ты свое прошлое знаешь, и мы твое прошлое знаем, и не только прошлое, мы вообще все знаем. Э-э… дайте ему сигарету.
Нет, спасибо, не хочется.
Тебе не хочется. Что ж, я думаю, ты прав, поскольку мы этого делать не вправе. Так вот, ты сам видишь, нам известно, что ты виделся с мистером Барром. Известно по двум причинам: во-первых, мы за ним следили; во-вторых, нам сообщил об этом мистер Донахью, он нам об этом рассказал.
Так я же не говорю, что не видел Чарли Барра, я говорю, что не помню, видел я его или не видел, потому как пьян был. Может, и видел, я просто не знаю. Слушайте, вы же должны знать, что я с ним не связан, я к тому, что почему бы я не стал вам о нем говорить? если бы я чего и знал, это все равно ни хрена бы не стоило, так мне бы и смысла не было молчать.
То есть ты говоришь, что мог увидеться с ним?
Да, господи…
Он же твой старый приятель, Сэмми, ты бы это запомнил.
Сэмми качает головой.
И еще одно, не для протокола: твоя сожительница нас ни с какой стороны не интересует. Мы знаем достаточно, чтобы понимать – если с ней и случилось что-то плохое, это не твоих рук дело. Хотя даже если бы и твоих… Постарайся усвоить, что я тебе сейчас говорю. Не все наши коллеги держатся тех же взглядов, некоторые занимают шаблонную, я бы сказал, позицию в отношении того, что они считают тяжким преступлением, и тех, кого они считают закоренелыми преступниками. Исчезновение Элен Макгилвари дело очень и очень серьезное, а ты, увы, человек, уже получавший срок за очень серьезное преступление. Однако здесь ты оказался по нашему распоряжению, не по их; и позволь мне повторить: сам ты нас не интересуешь, ни в малой мере.
…
Хочешь что-нибудь сказать?
Э-э, нет.
Ну правильно, тебе нужно как следует все обдумать. Вместе с тем, боюсь, нам придется оставить тебя в наручниках. Не обижайся.
…
Главное – устроиться поудобнее; психологически ты в порядке, у тебя такое чувство, что ты кое-чего достиг. Когда Сэмми был мальчишкой.
Когда Сэмми был мальчишкой.
И грезил во снах о тебе.
Играет музыка. Помнишь того парня, у которого остановилось сердце.
Ну так лучше не вспоминай.
Да нет, вспоминай, такие вещи надо помнить. Ты думаешь, что не надо, но они все равно как световые указатели; Сэмми однажды летел на самолете, там в проходе были такие. Грезы грезами, но и о других вещах забывать не стоит. Плюс это помогает тебе не спятить. Потому что ты еще не на долбаном дне. В крытке ты видел смерть, ничего в ней интересного нет. Она просто случается. И ей случается тоже брать людей врасплох. А иногда ее можно предвидеть; ты даже и не говоришь себе этого, но вот услышишь, что какого-нибудь мудака пришили, и – да, потому как ты этого ждал, хоть и не думал об этом.
я доживу до этого дня
и тебя навсегда позабуду
но грезить во снах о тебе
я все-таки вечно буду
Вот и с тем парнем, у которого стереоплеер был, то же самое, ты знал, что его ожидает; знал, что он скоро испустит дух; а он сидел с закрытыми глазами, прислонясь спиной к стене, подобрав колени и положив на них подбородок, в наушничках, смотрел свои долбаные сны. Хотел вернуться в свою страну, но так сразу не мог, хоть его там и дожидались жена с детишками. А эти только и ждали случая убить его, на хер, вся их свора. Трудно поверить, такого щуплого паренька, но так оно и бывает, друг, я к тому, что, какого хрена, что тут можно поделать, да ни хрена, кроме того, что делал Сэмми – на долбаной шконке лежал. Прислушивался, может, парнишка скажет чего, но не всегда. Как-то раз предложил ему травки курнуть, так он не стал, он был мусульманин, не пил, не курил, такого только могила исправит. Я хороший человек. Так он всегда говорил, я хороший человек. Я ничего не прошу. В чем и состояла его долбаная проблема, ничего он не просил, ну и получил, на хер, все сразу, а вот Сэмми
вечно был не в своем уме,
потому с него и не сошел.
Правда, не на этот раз. Если его зачалят на этот раз, он точно спятит. Слепой, не слепой, без разницы.
Сэмми поерзал по шконке, пошевелил сначала задницей, потом плечами, потом ногами. Спина болит. А на животе не полежишь, из-за браслетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94