вытягивает в стороны руки, орет: Помогите! Помогите!
Бурчат, бурчат.
Помогите! Уведите меня с дороги! Помогите!
…
Брыкает правой ногой, чтобы найти край тротуара. Помогите! Я слепой, слепой, к свиньям, ничего не вижу. Помогите!
Слепой, говорит.
Отведите меня на тротуар, помогите!
Так ты на тротуаре.
Рука, протянутая ниоткуда, хватает его за предплечье, еще одна за плечо, и голос: Ты цел?
Да… Сэмми слышит собственный голос, хриплый.
Минута молчания, потом кто-то произносит: Он целый. Снова молчание.
И Сэмми спрашивает: Где я?
…
Что это за места? Тут есть кто-нибудь? А? Вы здесь? Але! Вы здесь? Але! Але! Вы здесь?
Мать-перемать! Бурчат погромче. Это они разговаривают.
Але?
Он их толком не слышит. Где я? спрашивает. Але? Я слепой. Можете мне помочь?
…
Помочь мне можете? А? Але? Исусе-христе. Але? Я слепой. Але? Где я? Але? Слепой, в жопу, пожалуйста, помогите мне, просто скажите, куда я, к черту попал, на хер? Я заблудился.
В чем дело? что тут такое?
Что?
Ты цел?
Я не знаю, где я. Я слепой, потерял палку. Что это за место?
Дэвис-стрит.
Дэвис-стрит?
Угол Непер-стрит.
Ну да.
Ты рядом с почтой.
…
Что с тобой стряслось?
Сэмми не может говорить – ему дурно – разнервничался, вот уж разнервничался, – его вроде как озноб колотит, припадок такой.
В чем дело?
Нет, я просто слепой, понимаешь и э-э… э-э… паб тут какой-нибудь есть поблизости?
Ну да, «Жаровня», на другой стороне улицы. Хочешь туда перейти?
Ага.
Тогда давай руку… Парень берет его за руку и, подождав малость, делает шаг, сводит Сэмми с тротуара, как-то он не шибко прямо идет, и ты гадаешь, может, это он от машин уворачивается, может, он не стал дожидаться зеленого света, если тут вообще есть светофор, это ж, на хер, хуже смерти, не знать, куда он тебя тащит, и потом, ты же можешь наступить ему на пятки, и тогда вы оба завалитесь; ты же ни хрена не контролируешь, ты пытаешься передвигаться меленькими шажками, но не получается, потому как надо идти, двигаться надо, чтобы все путем, а Сэмми к тому же и рот боится открыть, чтобы малый не отвлекался, или еще не осерчал, и не бросил его здесь, и не умотал, обидевшись, движение тут, друг, судя по звукам, оживленное, перекресток, очень оживленное движение на Непер-стрит, это он слышит
Поднимай ноги повыше, говорит парень, тут тротуар.
Сэмми шарит перед собою ногой. Всходит на тротуар.
Нормально?
Ум-м.
Чего?
Да… мне бы до стенки дойти.
Как это?
Тут есть стена, ты можешь меня к ней подвести?
К стене?
У входа в паб.
Парень берет Сэмми за руку, подводит к стене, и Сэмми прислоняется к ней. Брюхо болит, трясет всего, и вообще ему хреново. Мог бы повести его другим путем, от этого уж больно нервы расходились. Ничего, он постоит здесь, просто здесь постоит. Пока не оправится. Пока не успокоится дыхание. И хрен с ними, с долбаными прохожими. Живот-то, на хер, как прихватило, друг, точно тебе говорю. Он сознает, что дышит тяжело, старается дышать помедленнее, но тут в голове начинаются какие-то вспышки, а в ушах-то как гудит, друг, и громко так, знаешь, так громко. Наверняка они его по башке отдолбали, уж больно шум непривычный, отродясь такого не слышал. Хотя, может, это вроде приложения к слепоте. Уж не знаю, что они с ним творили, но это могло попортить и слух, не только зрение.
Хуже еще не бывало. Тут и сомневаться нечего, так погано ему еще не было. Если раньше у него и были какие сомнения, теперь ни одного не осталось.
Никогда. Никогда, на хер. Никогда так худо не было. Легко говорить – расслабься, не волнуйся, говорить-то легко, а попробуй-ка сделай. Особенно если знаешь, хуже еще не бывало, ну, не бывало хуже; потому что это случилось, на хер, и это не ночной кошмар, это прямо сейчас, мать его, происходит, прямо сейчас, так что ладно, ладно, все едино надо тебе расслабиться, не волноваться, ладно, взять все в свои руки, не время психовать, все мы временами психуем, знаем, на хер, что это такое, но сейчас не время, никакой тут хлебаной проблемы нет, что случилось, то и случилось. Сэмми складывает руки на груди, закрывает глаза, поспать бы. Стоит, привалившись к стене, он в порядке, и даже в безопасности, мать ее; вот только устал, сейчас бы подремать. Но если он так и будет стоять, друг, то заснет прямо на ногах. А после явятся гребаные фараоны. Они, может, и так-то перлись за ним от самого участка. Суки сраные. А он все равно будет стоять здесь. Ну заберут они его, на хер, и что, в чем они могут его обвинить? в преднамеренном праздношатании? Охеренно смешно, преднамеренное праздношатание – имел преднамерение врезаться мордой в фонарный столб, ублюдки.
При том, как он себя чувствует, он мог бы здесь и до вечера простоять.
Ноги его убивают, в жопу, долбаные дурацкие кроссовки. Кто-то прошмыгнул мимо, он повернулся, чтобы попробовать выклянчить денег на автобус, кто бы то ни был, но передумал. Глупо. Как он узнает, с кем говорит, может, это кто-то из тех, кто в пабе работает, тогда его просто выкинут отсюда, господи-боже, может, это даже фараон, а ты у него попытаешься деньжат перехватить. При твоей-то везухе ты скоро и обеих ног, на хер, лишишься, друг, точно тебе говорю.
Ну ладно. Так, значит, так. Давай-ка вали отсюда, уерзывай.
И хоть немного практичности, друг, заради христа, приди в себя, это ж вроде арифметической задачки, дважды два четыре.
Хорошо бы присесть. Выпить с кем-нибудь. Рассказать, что с тобой приключилось. Хрен знает что, друг. Вообще-то «Жаровню» он никогда особо не любил. Были у него знакомые парни, которые там выпивали, ну, в общем, захаживали туда двое, еще из прежней команды. Но ты же, в общем, и не хотел с ними больше встречаться, разве только по делу. Да и тогда приходилось осторожничать. За все в жизни надо платить. Когда-нибудь
но не сейчас. Это Сэмми уже проходил. Что верно, то верно, друг, сумасшедшие старые денечки прошли. Тут Элен ошибалась; прошли навсегда.
И все же, представляешь, – сидишь ты со здоровенной пенящейся кружкой, с пачкой курева.
А, гребаные волшебные сказки. Хотя напиться с кем-нибудь в жопу это тоже способ попасть домой. Ребята и выпивка, знаю, о чем говорю, старый добрый бог, главный распорядитель, вот кто ему нынче нужен. Бухаловка иногда похожа на волшебный ковер. А иногда не похожа.
Ладно, делом займись. Значит, идем влево. Идем влево. Исусе-христе! Ну, давай. Хорошо, иди влево, ну хоть повернись в ту сторону. Сэмми делает шаг, не отрывая руки от стены, похлопывая по ней, пока вообще не забывает, что делает, но ведь сюда-то он добрался, господи, он к таким штукам привычен, я к тому, что ему уже случалось тащиться хрен знает куда голодным, на хер, и без гроша в кармане, замерзшим, приткнуться было некуда, друг, в общем, сплошные лишения. Он в этих играх, мать их, не новичок.
Так чего, спой что-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Бурчат, бурчат.
Помогите! Уведите меня с дороги! Помогите!
…
Брыкает правой ногой, чтобы найти край тротуара. Помогите! Я слепой, слепой, к свиньям, ничего не вижу. Помогите!
Слепой, говорит.
Отведите меня на тротуар, помогите!
Так ты на тротуаре.
Рука, протянутая ниоткуда, хватает его за предплечье, еще одна за плечо, и голос: Ты цел?
Да… Сэмми слышит собственный голос, хриплый.
Минута молчания, потом кто-то произносит: Он целый. Снова молчание.
И Сэмми спрашивает: Где я?
…
Что это за места? Тут есть кто-нибудь? А? Вы здесь? Але! Вы здесь? Але! Але! Вы здесь?
Мать-перемать! Бурчат погромче. Это они разговаривают.
Але?
Он их толком не слышит. Где я? спрашивает. Але? Я слепой. Можете мне помочь?
…
Помочь мне можете? А? Але? Исусе-христе. Але? Я слепой. Але? Где я? Але? Слепой, в жопу, пожалуйста, помогите мне, просто скажите, куда я, к черту попал, на хер? Я заблудился.
В чем дело? что тут такое?
Что?
Ты цел?
Я не знаю, где я. Я слепой, потерял палку. Что это за место?
Дэвис-стрит.
Дэвис-стрит?
Угол Непер-стрит.
Ну да.
Ты рядом с почтой.
…
Что с тобой стряслось?
Сэмми не может говорить – ему дурно – разнервничался, вот уж разнервничался, – его вроде как озноб колотит, припадок такой.
В чем дело?
Нет, я просто слепой, понимаешь и э-э… э-э… паб тут какой-нибудь есть поблизости?
Ну да, «Жаровня», на другой стороне улицы. Хочешь туда перейти?
Ага.
Тогда давай руку… Парень берет его за руку и, подождав малость, делает шаг, сводит Сэмми с тротуара, как-то он не шибко прямо идет, и ты гадаешь, может, это он от машин уворачивается, может, он не стал дожидаться зеленого света, если тут вообще есть светофор, это ж, на хер, хуже смерти, не знать, куда он тебя тащит, и потом, ты же можешь наступить ему на пятки, и тогда вы оба завалитесь; ты же ни хрена не контролируешь, ты пытаешься передвигаться меленькими шажками, но не получается, потому как надо идти, двигаться надо, чтобы все путем, а Сэмми к тому же и рот боится открыть, чтобы малый не отвлекался, или еще не осерчал, и не бросил его здесь, и не умотал, обидевшись, движение тут, друг, судя по звукам, оживленное, перекресток, очень оживленное движение на Непер-стрит, это он слышит
Поднимай ноги повыше, говорит парень, тут тротуар.
Сэмми шарит перед собою ногой. Всходит на тротуар.
Нормально?
Ум-м.
Чего?
Да… мне бы до стенки дойти.
Как это?
Тут есть стена, ты можешь меня к ней подвести?
К стене?
У входа в паб.
Парень берет Сэмми за руку, подводит к стене, и Сэмми прислоняется к ней. Брюхо болит, трясет всего, и вообще ему хреново. Мог бы повести его другим путем, от этого уж больно нервы расходились. Ничего, он постоит здесь, просто здесь постоит. Пока не оправится. Пока не успокоится дыхание. И хрен с ними, с долбаными прохожими. Живот-то, на хер, как прихватило, друг, точно тебе говорю. Он сознает, что дышит тяжело, старается дышать помедленнее, но тут в голове начинаются какие-то вспышки, а в ушах-то как гудит, друг, и громко так, знаешь, так громко. Наверняка они его по башке отдолбали, уж больно шум непривычный, отродясь такого не слышал. Хотя, может, это вроде приложения к слепоте. Уж не знаю, что они с ним творили, но это могло попортить и слух, не только зрение.
Хуже еще не бывало. Тут и сомневаться нечего, так погано ему еще не было. Если раньше у него и были какие сомнения, теперь ни одного не осталось.
Никогда. Никогда, на хер. Никогда так худо не было. Легко говорить – расслабься, не волнуйся, говорить-то легко, а попробуй-ка сделай. Особенно если знаешь, хуже еще не бывало, ну, не бывало хуже; потому что это случилось, на хер, и это не ночной кошмар, это прямо сейчас, мать его, происходит, прямо сейчас, так что ладно, ладно, все едино надо тебе расслабиться, не волноваться, ладно, взять все в свои руки, не время психовать, все мы временами психуем, знаем, на хер, что это такое, но сейчас не время, никакой тут хлебаной проблемы нет, что случилось, то и случилось. Сэмми складывает руки на груди, закрывает глаза, поспать бы. Стоит, привалившись к стене, он в порядке, и даже в безопасности, мать ее; вот только устал, сейчас бы подремать. Но если он так и будет стоять, друг, то заснет прямо на ногах. А после явятся гребаные фараоны. Они, может, и так-то перлись за ним от самого участка. Суки сраные. А он все равно будет стоять здесь. Ну заберут они его, на хер, и что, в чем они могут его обвинить? в преднамеренном праздношатании? Охеренно смешно, преднамеренное праздношатание – имел преднамерение врезаться мордой в фонарный столб, ублюдки.
При том, как он себя чувствует, он мог бы здесь и до вечера простоять.
Ноги его убивают, в жопу, долбаные дурацкие кроссовки. Кто-то прошмыгнул мимо, он повернулся, чтобы попробовать выклянчить денег на автобус, кто бы то ни был, но передумал. Глупо. Как он узнает, с кем говорит, может, это кто-то из тех, кто в пабе работает, тогда его просто выкинут отсюда, господи-боже, может, это даже фараон, а ты у него попытаешься деньжат перехватить. При твоей-то везухе ты скоро и обеих ног, на хер, лишишься, друг, точно тебе говорю.
Ну ладно. Так, значит, так. Давай-ка вали отсюда, уерзывай.
И хоть немного практичности, друг, заради христа, приди в себя, это ж вроде арифметической задачки, дважды два четыре.
Хорошо бы присесть. Выпить с кем-нибудь. Рассказать, что с тобой приключилось. Хрен знает что, друг. Вообще-то «Жаровню» он никогда особо не любил. Были у него знакомые парни, которые там выпивали, ну, в общем, захаживали туда двое, еще из прежней команды. Но ты же, в общем, и не хотел с ними больше встречаться, разве только по делу. Да и тогда приходилось осторожничать. За все в жизни надо платить. Когда-нибудь
но не сейчас. Это Сэмми уже проходил. Что верно, то верно, друг, сумасшедшие старые денечки прошли. Тут Элен ошибалась; прошли навсегда.
И все же, представляешь, – сидишь ты со здоровенной пенящейся кружкой, с пачкой курева.
А, гребаные волшебные сказки. Хотя напиться с кем-нибудь в жопу это тоже способ попасть домой. Ребята и выпивка, знаю, о чем говорю, старый добрый бог, главный распорядитель, вот кто ему нынче нужен. Бухаловка иногда похожа на волшебный ковер. А иногда не похожа.
Ладно, делом займись. Значит, идем влево. Идем влево. Исусе-христе! Ну, давай. Хорошо, иди влево, ну хоть повернись в ту сторону. Сэмми делает шаг, не отрывая руки от стены, похлопывая по ней, пока вообще не забывает, что делает, но ведь сюда-то он добрался, господи, он к таким штукам привычен, я к тому, что ему уже случалось тащиться хрен знает куда голодным, на хер, и без гроша в кармане, замерзшим, приткнуться было некуда, друг, в общем, сплошные лишения. Он в этих играх, мать их, не новичок.
Так чего, спой что-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94