К тому же не случится ничего страшного, если мы съездим туда сегодня днем – всего лишь на двадцать четыре часа позже обещанного срока. Я был уверен в том, что отец, учитывая возникшие обстоятельства, простит нам это опоздание.
Но в тот же миг я понял, что важность этого ритуала как раз и заключалась в необходимости его строгого соблюдения: он предполагал, что в конце каждого года мы должны были на полдня отрешиться от всего земного и посвятить несколько часов памяти наших родителей. И именно эта кажущаяся неудобной дата – тридцать первое декабря – придавала событию особый оттенок. Канун Нового года был своего рода рубежом, который мы должны были преодолеть, отправной точкой для прыжка в будущее.
Я уже начал было обдумывать возможные формы покаяния, причем все они в конечном счете сводились к идее довести число посещений кладбища до двенадцати, по разу в месяц, – но в этот момент из ванной вышла Сара.
Она была обнажена, если не считать желтого махрового полотенца, обмотанного вокруг головы наподобие тюрбана. Груди ее были такими налитыми, что выглядели нелепым приложением к ее изящной фигурке, – такую комичную картинку мог изобразить только юноша, едва достигший половой зрелости. Соски выделялись ярко-красными пятнами на фоне мертвенно-бледной кожи. Тяжелый живот уже был низко опущен, и при ходьбе она поддерживала его руками, словно несла огромную ношу. Выглядела она при этом неловкой, неуклюжей. И лишь когда останавливалась, в ней появлялась какая-то привлекательность и грация. Я проследил за тем, как она подошла к окну и раздвинула шторы.
В комнату хлынул серый утренний свет. Небо за окном затянуло облаками, на улице было холодно и неуютно, деревья стояли голые и темные.
Глаза мои были полуоткрыты; Сара взглянула в мою сторону, но, казалось, не заметила, что я уже проснулся. Она размотала полотенце и, наклонившись, начала вытирать волосы. Я продолжал наблюдать за ней, потом проговорил:
– Мы забыли съездить на кладбище.
Она, не разгибаясь, удивленно посмотрела на меня. Потом опять занялась волосами. Сушила она их старательно; я слышал, как трется о кожу головы махровая ткань полотенца. Закончив, Сара выпрямилась и обмотала полотенце вокруг груди.
– Вы сможете сделать это сегодня днем, – сказала она. – После того как ты сходишь к самолету.
Она подошла ко мне и присела на край постели, широко расставив ноги и оперевшись тяжестью своего тела на руки. Я немного приподнялся, чтобы лучше видеть ее. Она взглянула на меня и, ахнув, прикрыла рот рукой.
– О Боже! – воскликнула она. – Ты же весь в крови!
Я тронул рукой шишку. Она уже почти рассосалась, но на лбу запеклась кровь.
– Наверное, она кровоточила всю ночь, – предположил я.
– Болит?
Я покачал головой, ощупывая рану кончиками пальцев.
– Похоже, шишки уже нет.
Сара кивнула, но ничего не сказала.
– Страшно подумать, что ворона могла запросто клюнуть меня в глаз.
Сара отсутствующим взглядом окинула мой лоб. Нетрудно было догадаться, что думает она совсем о другом.
– Тебе надо сказать Джекобу, что ты пойдешь к самолету. Может, стоит и его взять с собой.
– Зачем?
– Просто мне кажется это разумным. Еще не хватало, чтобы он или Лу, случайно проезжая мимо, увидели твою машину возле парка. Они подумают, что ты пытаешься надуть их.
– Они не увидят моей машины. Я успею обернуться, прежде чем они вылезут из постели.
– Это простая мера предосторожности, Хэнк. Отныне нам надо быть начеку. И просчитывать все на два хода вперед.
Я подумал и скрепя сердце согласился. Сара пристально смотрела на меня, словно ожидая моих возражений. Убедившись в том, что их не последует, она через одеяло сжала мою ногу.
– Но мы не будем говорить ему о том, что ты подложишь в самолет часть денег, – заявила она. – Тебе придется спрятать их под курткой и одному пробраться в кабину.
– Ты хочешь сказать, что он может потом вернуться и украсть их?
– Кто знает? Джекоб – живой человек. И это вполне естественно – поддаться такому соблазну. Или рассказать об этом Лу. А уж тот не упустит возможности, в этом я не сомневаюсь. – Сара провела рукой по волосам. Мокрые, они выглядели темнее обычного и казались почти коричневыми. – А так – нам не придется волноваться. Мы будем уверены в том, что деньги на месте, а это значит, что нам ничего не угрожает. – Она потерла рукой мою ступню. – О'кей?
Я кивнул.
– О'кей.
Улыбнувшись, она наклонилась и поцеловала меня в нос. От нее пахло шампунем, запах был лимонным. Я обнял ее и поцеловал в губы.
Я направился в душ, а Сара, надев свое темно-зеленое платье для беременных, спустилась вниз приготовить завтрак.
Я пустил воду и, пока она нагревалась, подошел к зеркалу, чтобы рассмотреть свою шишку. Прямо посередине лба виднелась дырочка – маленькая, не больше, чем след от выдавленного прыща. Кровь, сочившаяся из ранки всю ночь, запеклась красной змейкой.
Я разглядывал свое отражение, пока зеркало не затуманилось от горячего пара. Я попытался соскоблить запекшуюся кровь большим пальцем, потом скинул с себя пижаму. Чувствовал я себя разбитым, как бывает с похмелья, словно организм мой был заранее настроен на то, чтобы в Новый год расслабиться.
Я уже собирался ступить в душ, как вдруг заметил, что в ванной нет ни одного полотенца. Открыв дверь, чтобы достать из шкафа хотя бы одно, я застал Сару стоящей на четвереньках возле кровати, спиной ко мне, – рядом с ней на полу лежал рюкзак, пачки денег были рассыпаны по ковру.
Когда я вышел из ванной, она, обернувшись, виновато улыбнулась. Меня, словно током, обожгло подозрение. Правда, я тут же попытался отбросить сомнения, понимая, что моя реакция вызвана лишь неожиданным появлением Сары в спальне – ведь я был уверен, что она сейчас внизу, на кухне, и мне стало стыдно за то, что я о ней плохо подумал, напрасно заподозрил в предательстве.
– Мне нужно полотенце. – Я, стоя нагишом, застыл в дверях ванной, чувствуя себя при этом полным идиотом. Я никогда не был любителем расхаживать по дому раздетым. Даже перед Сарой я стыдился собственной наготы; меня смущал вид собственного тела, бледность кожи. Сара же, наоборот, очень любила обнажаться, особенно в жаркие летние дни.
– О, Хэнк, – пролепетала она, – извини. Я совсем забыла.
Но при этом так и не встала с коленей. В руках она держала пачки денег. Я сделал было шаг вперед, но что-то меня остановило.
– Что ты делаешь? – спросил я. Она кивнула на рюкзак.
– Я хотела посмотреть, не подобраны ли они по номерам.
– В каком смысле?
– Если они из банка, то должны быть подобраны по номерам серий. Тогда нам нельзя их тратить.
– Ну и что, это действительно так?
Она покачала головой.
– Нет, все купюры очень старые.
Я уставился на пачки денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Но в тот же миг я понял, что важность этого ритуала как раз и заключалась в необходимости его строгого соблюдения: он предполагал, что в конце каждого года мы должны были на полдня отрешиться от всего земного и посвятить несколько часов памяти наших родителей. И именно эта кажущаяся неудобной дата – тридцать первое декабря – придавала событию особый оттенок. Канун Нового года был своего рода рубежом, который мы должны были преодолеть, отправной точкой для прыжка в будущее.
Я уже начал было обдумывать возможные формы покаяния, причем все они в конечном счете сводились к идее довести число посещений кладбища до двенадцати, по разу в месяц, – но в этот момент из ванной вышла Сара.
Она была обнажена, если не считать желтого махрового полотенца, обмотанного вокруг головы наподобие тюрбана. Груди ее были такими налитыми, что выглядели нелепым приложением к ее изящной фигурке, – такую комичную картинку мог изобразить только юноша, едва достигший половой зрелости. Соски выделялись ярко-красными пятнами на фоне мертвенно-бледной кожи. Тяжелый живот уже был низко опущен, и при ходьбе она поддерживала его руками, словно несла огромную ношу. Выглядела она при этом неловкой, неуклюжей. И лишь когда останавливалась, в ней появлялась какая-то привлекательность и грация. Я проследил за тем, как она подошла к окну и раздвинула шторы.
В комнату хлынул серый утренний свет. Небо за окном затянуло облаками, на улице было холодно и неуютно, деревья стояли голые и темные.
Глаза мои были полуоткрыты; Сара взглянула в мою сторону, но, казалось, не заметила, что я уже проснулся. Она размотала полотенце и, наклонившись, начала вытирать волосы. Я продолжал наблюдать за ней, потом проговорил:
– Мы забыли съездить на кладбище.
Она, не разгибаясь, удивленно посмотрела на меня. Потом опять занялась волосами. Сушила она их старательно; я слышал, как трется о кожу головы махровая ткань полотенца. Закончив, Сара выпрямилась и обмотала полотенце вокруг груди.
– Вы сможете сделать это сегодня днем, – сказала она. – После того как ты сходишь к самолету.
Она подошла ко мне и присела на край постели, широко расставив ноги и оперевшись тяжестью своего тела на руки. Я немного приподнялся, чтобы лучше видеть ее. Она взглянула на меня и, ахнув, прикрыла рот рукой.
– О Боже! – воскликнула она. – Ты же весь в крови!
Я тронул рукой шишку. Она уже почти рассосалась, но на лбу запеклась кровь.
– Наверное, она кровоточила всю ночь, – предположил я.
– Болит?
Я покачал головой, ощупывая рану кончиками пальцев.
– Похоже, шишки уже нет.
Сара кивнула, но ничего не сказала.
– Страшно подумать, что ворона могла запросто клюнуть меня в глаз.
Сара отсутствующим взглядом окинула мой лоб. Нетрудно было догадаться, что думает она совсем о другом.
– Тебе надо сказать Джекобу, что ты пойдешь к самолету. Может, стоит и его взять с собой.
– Зачем?
– Просто мне кажется это разумным. Еще не хватало, чтобы он или Лу, случайно проезжая мимо, увидели твою машину возле парка. Они подумают, что ты пытаешься надуть их.
– Они не увидят моей машины. Я успею обернуться, прежде чем они вылезут из постели.
– Это простая мера предосторожности, Хэнк. Отныне нам надо быть начеку. И просчитывать все на два хода вперед.
Я подумал и скрепя сердце согласился. Сара пристально смотрела на меня, словно ожидая моих возражений. Убедившись в том, что их не последует, она через одеяло сжала мою ногу.
– Но мы не будем говорить ему о том, что ты подложишь в самолет часть денег, – заявила она. – Тебе придется спрятать их под курткой и одному пробраться в кабину.
– Ты хочешь сказать, что он может потом вернуться и украсть их?
– Кто знает? Джекоб – живой человек. И это вполне естественно – поддаться такому соблазну. Или рассказать об этом Лу. А уж тот не упустит возможности, в этом я не сомневаюсь. – Сара провела рукой по волосам. Мокрые, они выглядели темнее обычного и казались почти коричневыми. – А так – нам не придется волноваться. Мы будем уверены в том, что деньги на месте, а это значит, что нам ничего не угрожает. – Она потерла рукой мою ступню. – О'кей?
Я кивнул.
– О'кей.
Улыбнувшись, она наклонилась и поцеловала меня в нос. От нее пахло шампунем, запах был лимонным. Я обнял ее и поцеловал в губы.
Я направился в душ, а Сара, надев свое темно-зеленое платье для беременных, спустилась вниз приготовить завтрак.
Я пустил воду и, пока она нагревалась, подошел к зеркалу, чтобы рассмотреть свою шишку. Прямо посередине лба виднелась дырочка – маленькая, не больше, чем след от выдавленного прыща. Кровь, сочившаяся из ранки всю ночь, запеклась красной змейкой.
Я разглядывал свое отражение, пока зеркало не затуманилось от горячего пара. Я попытался соскоблить запекшуюся кровь большим пальцем, потом скинул с себя пижаму. Чувствовал я себя разбитым, как бывает с похмелья, словно организм мой был заранее настроен на то, чтобы в Новый год расслабиться.
Я уже собирался ступить в душ, как вдруг заметил, что в ванной нет ни одного полотенца. Открыв дверь, чтобы достать из шкафа хотя бы одно, я застал Сару стоящей на четвереньках возле кровати, спиной ко мне, – рядом с ней на полу лежал рюкзак, пачки денег были рассыпаны по ковру.
Когда я вышел из ванной, она, обернувшись, виновато улыбнулась. Меня, словно током, обожгло подозрение. Правда, я тут же попытался отбросить сомнения, понимая, что моя реакция вызвана лишь неожиданным появлением Сары в спальне – ведь я был уверен, что она сейчас внизу, на кухне, и мне стало стыдно за то, что я о ней плохо подумал, напрасно заподозрил в предательстве.
– Мне нужно полотенце. – Я, стоя нагишом, застыл в дверях ванной, чувствуя себя при этом полным идиотом. Я никогда не был любителем расхаживать по дому раздетым. Даже перед Сарой я стыдился собственной наготы; меня смущал вид собственного тела, бледность кожи. Сара же, наоборот, очень любила обнажаться, особенно в жаркие летние дни.
– О, Хэнк, – пролепетала она, – извини. Я совсем забыла.
Но при этом так и не встала с коленей. В руках она держала пачки денег. Я сделал было шаг вперед, но что-то меня остановило.
– Что ты делаешь? – спросил я. Она кивнула на рюкзак.
– Я хотела посмотреть, не подобраны ли они по номерам.
– В каком смысле?
– Если они из банка, то должны быть подобраны по номерам серий. Тогда нам нельзя их тратить.
– Ну и что, это действительно так?
Она покачала головой.
– Нет, все купюры очень старые.
Я уставился на пачки денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106