Теперь от него пахло не только рыбой, но и порохом. Если б она вышла замуж за рыбака и жила с ним в деревне, вместо того чтобы стать шпионкой, то возвращалась бы сейчас с мужем из какой-нибудь поездки. Ну и более тщательно выстирала бы ему свитер, чтобы запах не слишком напоминал о его профессии.
– Моя мать была права.
– Да?
Она чувствовала себя необычайно сильной, когда Роберт был сзади и вокруг нее. Безопасный как дом, говорят англичане. Анник зевнула. То, что она должна сказать, в конце концов, не было верхом мудрости.
– Тела всех мужчин в темноте похожи, утверждала Маман. Я не совсем ей верила, но теперь понимаю, что она была права. Я чувствую себя так, словно меня обнимает тот человек во Франции. Почему это всего лишь Кент?
– Почему лишь Кент?
– Другие называются Йоркшир, Чешир, Уилтшир или какой-нибудь еще шир. Почему не Кентшир?
– Они же не могут все быть ширами.
– О! Это все объясняет.
Анник чувствовала его дыхание, слышала, как бьется его сердце. Он потуже стянул на ней свою куртку, чтобы она не замерзла. Он спас ей жизнь, она слишком устала. Она позволила себе притвориться на короткое время, в глубине сознания, что она жена Роберта и они вместе едут домой.
Глава 22
Остаток пути она проспала в объятиях Роберта. Он сказал, что отвезет ее в безопасное место, и она согласилась.
Анник проснулась на рассвете от громыхания повозок и криков женщин, продающих молоко из огромных бидонов. Небо уже розовело, когда они ехали мимо Ковент-Гардена, который оказался не садом, а громадным рынком, полным цветов, овощей и цыплят в клетках. Роберт купил у торговца булочки, и тот протянул одну булочку Анник, сидящей на Хардинге. Его английский она вообще не понимала. Булочка была сладкой, с изюмом и цукатами.
Дальше они ехали по тихим улицам. Роберт направил лошадь в длинный ухоженный переулок между домами, немногим шире пешеходной дорожки, которая свернула к извозчичьему двору, где держали кареты и лошадей. Затем снова ехали переулками на запад и на север, от восходящего солнца. На зеленой площади окна домов были еще закрыты ставнями, а единственные прохожие, две служанки, несущие полные корзинки хлеба, с любопытством взглянули на них.
– Ваши друзья – буржуа. – Анник оценивающе смотрела на тщательно оштукатуренные фасады. – Сомневаюсь, что они пустят гостей вроде нас даже на кухню.
– Они примут нас.
Видимо, Роберт везет ее к своим родственникам, дядюшке или кузену, иначе бы он не был так уверен в радушном приеме. Время от времени Анник жалела, что не имеет семьи. Маман ни разу не говорила об их с папой прошлом, даже не упоминала место, где они родились. А теперь Анник уже не узнает.
Следующий переулок вывел их на самодовольную улицу с огороженными липами. Скукой и респектабельностью веяло от каждой двери. Анник провела немного времени в таких местах и не рассчитывала, что ей будет здесь уютно. Что бы ни думал Роберт, его почтенные родственники не обрадуются сомнительной, не особо чистой женщине в их доме.
– Мы приехали. – Роберт соскользнул с лошади.
Для моряка он довольно искусно ездит верхом, подумала она. Хотя он так же одеревенел и устал, как она, но его руки, снявшие ее с седла, остались надежными и сильными.
Анник оглядела белый дом, большой, солидно выстроенный, богатый. Роберт привязал лошадь к столбику, и они, как гости, поднялись по семи каменным ступеням к передней двери. На окнах были прочные железные решетки. Значит, это осторожный и подозрительный владелец. Как правило, Анник и сама была достаточно осторожной, но вряд ли ей понравятся люди, таким решительным образом забаррикадировавшиеся от жизненных опасностей. Дверной молоток в форме розы – медный, искусно сделанный и тщательно отполированный.
Роберт громко постучал. Минуту спустя дверь открыл юноша, одетый дорого, но без сюртука. Значит, не слуга, возможно, член семьи. Он был выше, чем она, и года на три моложе. Несмотря на ранний чае, он совсем не выглядел сонным и сразу начал улыбаться. Вероятно, месье Роберт здесь действительно желанный гость.
Но Анник продолжала думать о решетках. Ни в одном из домов на этой улице их не было. Странно. Даже в такую рань у двери полагается быть слуге, а не юноше в отличной полотняной рубашке, который внимательно оглядел улицу и отступил, позволяя им войти.
Роберт быстро ввел ее в дом, в безвкусную гостиную, которой явно не пользовались. На захлопнувшейся за ней двери были замки. Дорогие замки. Помимо запахов кухни и воска, чувствовался едва ощутимый запах пороха. Дом не должен так пахнуть.
– Роберт… – Когда она хотела повернуть назад, его руки не позволили ей это сделать. – Я решила не оставаться здесь. Я не… Прекратите, Роберт.
Юноша запер за ними дверь.
– Все остальные благополучно вернулись. Мы ждали вас позже. – Он прошел вперед, чтобы открыть дверь в противоположном конце гостиной.
Остальные? Роберта ждали? Он не говорил, что собирается в Лондон. Роберт не из тех, кто лжет.
– Я не понимаю. Мне это не нравится…
Уже не имело значения, что она говорит, потому что он втолкнул ее в следующую дверь, внутрь дома. Заперев дверь, юноша последовал за ними.
– Гальба ждет вас у себя.
Гальба? Нет. Анник была потрясена случившимся и переменой в Роберте. Он быстро и решительно провел ее по широкому коридору с голым дощатым полом, где сильно пахло свежим хлебом, яйцами и ветчиной. Он молчал.
Дверь в конце коридора была полуоткрыта. В комнате за большим столом, заваленным бумагами, сидел человек. На книжных полках лежали стопки бумаг и папки, а на самой высокой – скрипичный футляр. Из зарешеченного окна был виден сад позади дома. Когда Роберт втолкнул ее в комнату, человек оторвался от работы и взглянул на них.
Анник уже знала. Она не могла ни понять, ни поверить, но знала, где находится. Это ведь была Микс-стрит, и она видела на доме номер семь. Штаб-квартира британской разведки.
Человек аккуратно поставил гусиное перо в чернильницу. Лет шестидесяти, плотный, бледнокожий, волосы абсолютно седые. Единственный цвет на лице – ярко-синие глаза, безжалостные и умные. Он пристально смотрел на нее, словно она была объектом его величайшего интереса и он долго ждал ее.
Гальба, глава всех английских шпионов.
– Кто-нибудь пострадал, возвращаясь домой? – Роберт прижимал ее, дрожащую, к своей груди. Теперь, слишком поздно, она узнала его, чувствуя полную безнадежность и страх.
– Эйдриан немного повредил рану, – ответил Гальба, – влезая и вылезая из лодок. Дойл явился вчера. Он какое-то время сидел во французской тюрьме. Без малейшего вреда.
– Нам повезло. – Роберт подтолкнул сопротивлявшуюся Анник вперед. – Сэр, разрешите представить вам мадемуазель Анник Вильерс. Анник, это, как вы уже догадались, Гальба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Моя мать была права.
– Да?
Она чувствовала себя необычайно сильной, когда Роберт был сзади и вокруг нее. Безопасный как дом, говорят англичане. Анник зевнула. То, что она должна сказать, в конце концов, не было верхом мудрости.
– Тела всех мужчин в темноте похожи, утверждала Маман. Я не совсем ей верила, но теперь понимаю, что она была права. Я чувствую себя так, словно меня обнимает тот человек во Франции. Почему это всего лишь Кент?
– Почему лишь Кент?
– Другие называются Йоркшир, Чешир, Уилтшир или какой-нибудь еще шир. Почему не Кентшир?
– Они же не могут все быть ширами.
– О! Это все объясняет.
Анник чувствовала его дыхание, слышала, как бьется его сердце. Он потуже стянул на ней свою куртку, чтобы она не замерзла. Он спас ей жизнь, она слишком устала. Она позволила себе притвориться на короткое время, в глубине сознания, что она жена Роберта и они вместе едут домой.
Глава 22
Остаток пути она проспала в объятиях Роберта. Он сказал, что отвезет ее в безопасное место, и она согласилась.
Анник проснулась на рассвете от громыхания повозок и криков женщин, продающих молоко из огромных бидонов. Небо уже розовело, когда они ехали мимо Ковент-Гардена, который оказался не садом, а громадным рынком, полным цветов, овощей и цыплят в клетках. Роберт купил у торговца булочки, и тот протянул одну булочку Анник, сидящей на Хардинге. Его английский она вообще не понимала. Булочка была сладкой, с изюмом и цукатами.
Дальше они ехали по тихим улицам. Роберт направил лошадь в длинный ухоженный переулок между домами, немногим шире пешеходной дорожки, которая свернула к извозчичьему двору, где держали кареты и лошадей. Затем снова ехали переулками на запад и на север, от восходящего солнца. На зеленой площади окна домов были еще закрыты ставнями, а единственные прохожие, две служанки, несущие полные корзинки хлеба, с любопытством взглянули на них.
– Ваши друзья – буржуа. – Анник оценивающе смотрела на тщательно оштукатуренные фасады. – Сомневаюсь, что они пустят гостей вроде нас даже на кухню.
– Они примут нас.
Видимо, Роберт везет ее к своим родственникам, дядюшке или кузену, иначе бы он не был так уверен в радушном приеме. Время от времени Анник жалела, что не имеет семьи. Маман ни разу не говорила об их с папой прошлом, даже не упоминала место, где они родились. А теперь Анник уже не узнает.
Следующий переулок вывел их на самодовольную улицу с огороженными липами. Скукой и респектабельностью веяло от каждой двери. Анник провела немного времени в таких местах и не рассчитывала, что ей будет здесь уютно. Что бы ни думал Роберт, его почтенные родственники не обрадуются сомнительной, не особо чистой женщине в их доме.
– Мы приехали. – Роберт соскользнул с лошади.
Для моряка он довольно искусно ездит верхом, подумала она. Хотя он так же одеревенел и устал, как она, но его руки, снявшие ее с седла, остались надежными и сильными.
Анник оглядела белый дом, большой, солидно выстроенный, богатый. Роберт привязал лошадь к столбику, и они, как гости, поднялись по семи каменным ступеням к передней двери. На окнах были прочные железные решетки. Значит, это осторожный и подозрительный владелец. Как правило, Анник и сама была достаточно осторожной, но вряд ли ей понравятся люди, таким решительным образом забаррикадировавшиеся от жизненных опасностей. Дверной молоток в форме розы – медный, искусно сделанный и тщательно отполированный.
Роберт громко постучал. Минуту спустя дверь открыл юноша, одетый дорого, но без сюртука. Значит, не слуга, возможно, член семьи. Он был выше, чем она, и года на три моложе. Несмотря на ранний чае, он совсем не выглядел сонным и сразу начал улыбаться. Вероятно, месье Роберт здесь действительно желанный гость.
Но Анник продолжала думать о решетках. Ни в одном из домов на этой улице их не было. Странно. Даже в такую рань у двери полагается быть слуге, а не юноше в отличной полотняной рубашке, который внимательно оглядел улицу и отступил, позволяя им войти.
Роберт быстро ввел ее в дом, в безвкусную гостиную, которой явно не пользовались. На захлопнувшейся за ней двери были замки. Дорогие замки. Помимо запахов кухни и воска, чувствовался едва ощутимый запах пороха. Дом не должен так пахнуть.
– Роберт… – Когда она хотела повернуть назад, его руки не позволили ей это сделать. – Я решила не оставаться здесь. Я не… Прекратите, Роберт.
Юноша запер за ними дверь.
– Все остальные благополучно вернулись. Мы ждали вас позже. – Он прошел вперед, чтобы открыть дверь в противоположном конце гостиной.
Остальные? Роберта ждали? Он не говорил, что собирается в Лондон. Роберт не из тех, кто лжет.
– Я не понимаю. Мне это не нравится…
Уже не имело значения, что она говорит, потому что он втолкнул ее в следующую дверь, внутрь дома. Заперев дверь, юноша последовал за ними.
– Гальба ждет вас у себя.
Гальба? Нет. Анник была потрясена случившимся и переменой в Роберте. Он быстро и решительно провел ее по широкому коридору с голым дощатым полом, где сильно пахло свежим хлебом, яйцами и ветчиной. Он молчал.
Дверь в конце коридора была полуоткрыта. В комнате за большим столом, заваленным бумагами, сидел человек. На книжных полках лежали стопки бумаг и папки, а на самой высокой – скрипичный футляр. Из зарешеченного окна был виден сад позади дома. Когда Роберт втолкнул ее в комнату, человек оторвался от работы и взглянул на них.
Анник уже знала. Она не могла ни понять, ни поверить, но знала, где находится. Это ведь была Микс-стрит, и она видела на доме номер семь. Штаб-квартира британской разведки.
Человек аккуратно поставил гусиное перо в чернильницу. Лет шестидесяти, плотный, бледнокожий, волосы абсолютно седые. Единственный цвет на лице – ярко-синие глаза, безжалостные и умные. Он пристально смотрел на нее, словно она была объектом его величайшего интереса и он долго ждал ее.
Гальба, глава всех английских шпионов.
– Кто-нибудь пострадал, возвращаясь домой? – Роберт прижимал ее, дрожащую, к своей груди. Теперь, слишком поздно, она узнала его, чувствуя полную безнадежность и страх.
– Эйдриан немного повредил рану, – ответил Гальба, – влезая и вылезая из лодок. Дойл явился вчера. Он какое-то время сидел во французской тюрьме. Без малейшего вреда.
– Нам повезло. – Роберт подтолкнул сопротивлявшуюся Анник вперед. – Сэр, разрешите представить вам мадемуазель Анник Вильерс. Анник, это, как вы уже догадались, Гальба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76