— То есть как связаться?
Что-то я перестала понимать своего хозяина. Словно он был потрясен серьезным ударом в голову на боксерском ринге.
— По электронной почте, телефону. Не знаю, через издательство… Он, правда, хорошо пишет?
— На мой взгляд, лучше всех. Но я к нему очень пристрастна.
Услышав о страсти, Поливанов тяжело вздохнул. Надо мне быть повнимательнее, чтобы не усугубить душевную травму. Или наоборот?
— Я думаю, на телевидение надо позвонить, — продолжал рассуждать хозяин. — Он же там работает, программу делает.
У сивого мерина начался бред одномастной кобылы!
— Кто?! — воскликнула я, уже начиная всерьез опасаться за его здоровье. Может, для мужчин такие фиаско действительно сродни всемирной катастрофе?
— Набиев. Дмитрий Набиев, — ответил Поливанов. — Не знал, что этот шоумен еще и талантливый писатель. Думал, он только «Чужие окна» ведет, мерзавцев и извращенцев в студии собирает, баб классно играет. А он еще книжки пишет, оказывается.
— Серьезно? Никогда не слышала, — призналась я. — И хорошо у него получается? Вы читали?
— Ты что, издеваешься! — закричал на меня хозяин, видимо, быстро выздоравливая. — Ты же сама только что сказала, что это твой любимый писатель!
— Я вам про Набокова…
— Ты совсем запутала меня, путана какая-то. Короче, надо позвонить твоему Набокову. Он мне срочно нужен.
— Во-первых, он никогда не работал доктором, — довольно грубо ответила я. — Во-вторых, Владимир Владимирович Набоков умер в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году.
— Скажи пожалуйста! — удивился Поливанов. — Тоже ведь Владимир Владимирович! Надо будет почитать…
— Прочтите для начала «Лолиту».
— Так это он написал? Век живи, век учись, — продолжил удивляться Поливанов. — Надо будет почитать Владимира Владимировича.
Я была уверена, что теперь он имя и отчество Набокова никогда не забудет, а может, даже почитает.
— Так чего ты тогда мне тут впариваешь?! — Поливанов опять повысил на меня голос. — Набоков умер давно, а ты мне его рекламируешь. Ты бы мне еще Лермонтова вспомнила, — пошутил он. — Из живых-то кто-нибудь есть? Книжки же пишутся, в магазинах что-то продается?
— Есть, конечно, писатели… А вам зачем? Хотите почитать?
— Чукча — не читатель, — назидательно произнес Поливанов. — Чукча — сам книга. Нужен мне писатель хороший, чтобы написал про меня душевно, а народ прочитал и понял, за кем в этой стране будущее. Ты же специалист, изучала современную литературу нашего Отечества. Вот и подскажи мне, кто это дело потянет лучше других.
— Может, лучше журналист?
— Какой журналист! — Поливанов даже вскочил с кресла, но тут же упал обратно. — Ты думаешь, я не знаю этих писак?! Что они умеют? Съехидничать, передразнить, сбрехать… А мне нужен автор, чтоб за душу брал, как детский писатель Бианки. Как он про муравьев и кузнечиков писал! Мне бы так про человека… про меня то есть. Думай, Светка! Дело это важное!
— Может, Катерина Камская…
— Это же певица!
— Нет, писательница. Или Лидия Петрашевская?
— Светка, давай без баб. Знаю я их! Размажут сопли там, где надо обухом по голове.
— Тогда, может, Аполлон Селезнев?
— А что? Хороший писатель? Что написал?
— Много всего. Он ни одного жанра не пропускает в своем творчестве, везде отмечается струйкой, то есть строчкой. Романы, повести, рассказы, эссе, сказки, стихи… Лауреат премии «Перо Гамаюна», — вещала я, словно экскурсовод провинциального литературного музея. — Мне, например, запомнился его фантастический роман «Армия Трясогузки».
— Фильм такой был детский, — вспомнил Поливанов.
— Разве? Я не слышала…
— Конечно, ты другое поколение, — грустно проговорил Михаил Павлович и мечтательно продолжил: — «Неуловимые мстители», «Орлята Чапаева», «Армия Трясогузки снова в бою»… Я вырос на этих героях, на революционной романтике. Плакал, когда Чапаева убили. Так что ты там про «Армию Трясогузки», про роман?
— Занятный сюжет. Мне понравилось… Наш современник, некто Трясогузов, подключается к божественному компьютеру и начинает исправлять современность на свой вкус. Например, для наведения порядка в России вызывает из прошлого македонскую фалангу. Фаланга прорывает оцепление омоновцев на Красной площади. У милиции же только резиновые дубинки и пластиковые щиты, а македоняне с копьями, мечами, привыкли сражаться в плотном строю. Трясогузов въезжает в Кремль на боевом слоне плечом к плечу с Ганнибалом. Платон с Аристотелем у него руководят верхней и нижней палатами парламента. Нерон возглавляет МЧС, а Тутанхамон руководит «Юкосом». Очень много грубых эротических сцен с Клеопатрой… А весь этот исторический сыр-бор из-за одной девки, которая работает в парикмахерской на углу и не обращает внимания на главного героя.
— А чем все это заканчивается?
— Не помню. То ли главный герой забывает на божественном компьютере сохраниться, то ли парикмахерша забывает предохраниться…
— Стоп! Не рассказывай дальше, — перебил меня Поливанов. — Сам буду читать. Ты знаешь, захватывает! Особенно про Клеопатру и про парикмахершу тоже. Мне, например, всегда медсестры нравились. Чистенькие такие, стерильные, лекарством пахнут. Не секс, а лечение какое-то…
Пора было ретироваться, так как мой хозяин, кажется, начал поправляться. Я постепенно свела литературный диспут на нет, бочком-бочком попятилась к двери и — улизнула.
МЫ — НЕ ЖЛОБЫ, ЖЛОБЫ — НЕ МЫ
На следующий вечер у меня была в гостях хозяйка. После того раза, когда в этой комнате нас чуть не застукала Дианка, установилось негласное табу на всяческие интимные поползновения рядом с детской. Здесь мы были просто подругами.
Бокал вина в руке позволяет сделать паузу не тягостной, а глоток разрешает задать самый важный вопрос разговора без метеорологических вступлений.
— Это случилось вчера? — спросила Людмила и, опережая мой ответный вопрос, уточнила: — Поливанов тебя трахнул?
Я скорчила трагическую физиономию и стала ломать комедию.
— Ты только, пожалуйста, не волнуйся, — я дотронулась до ее руки и заглянула в глаза. — На свете есть много других занимательных и полезных занятий. Например, можно вышивать зайчиков крестиком, собирать пивные банки, разводить кактусы, а можно проводить гладиаторские бои между хомячками и морскими свинками. Жизнь на этом не заканчивается. Можно вступить в какую-нибудь секту и радоваться всему происходящему без разбора! Жизнь только начинается…
Но Поливанова была сейчас не расположена шутить или считала ниже своего достоинства делать это со мной. Возможно, она вычислила мою руку в банном происшествии.
— Я никому не позволяю разговаривать соя мной в таком тоне, — оборвала она мою утешительную речь. — Если это иногда позволяет мой муж, то за каждое насмешливое слово ему потом приходится платить вдвойне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59