Когда действие «Финалгона» прекратилось, несчастная Поливанова присела рядом со мной на скамеечку. Вид у нее был жалкий, а взгляд подозрительный.
— Как ты думаешь, что это было со мной? — спросила Людмила.
Мне очень хотелось ответить, что это наказание за грехи ее тяжкие, что еще один лесбийский порыв, и она рискует остаться без зада. Конец света, мол, близок, и кое-кто уже и испытывает на себе дыхание геенны огненной.
— Провокация, — ответила я.
— В каком смысле? — не поняла Людмила. — Чья провокация?
— Конкурентов Михаила Павловича на выборах, — подсказала я. — Намешали в мед какой-нибудь гадости. Судя по обжигающему, действию, скорее всего, пчелиного яда.
— Да это мед с поливановского подсобного хозяйства, — возразила хозяйка. — Там он каждую пчелку в лицо знает. Ты, наверное, не в курсе, что его бизнес начинался с пчеловодства. Этот мед проверенный, свой. .
— Думаешь, так сложно заменить мед или подмешать что-нибудь в этот? — я решила не отступать от этой, пусть не самой правдоподобной, версии. — Тут людей взрывают с легкостью фейерверка, а уж в мед конкуренту напакостить…
— Кто же это, по-твоему, мог сделать?
— Да кто угодно. Газеты писали, что человек двадцать выставляют свои кандидатуры. Желающих много. Вот этот, например… Как его? С декабристской фамилией… Лунин. Запросто мог.
— Лунин как раз не мог, — возразила мне Поливанова. — Сергей Лунин — совсем другой человек, честный и благородный. Ты его с нами не равняй.
Странное случилось в моей душе в это мгновение. С одной стороны, мне почему-то было приятно услышать хорошие слова про этого Лунина. Но с другой стороны, я почувствовала что-то наподобие ревности. С чего это? Я даже думать забыла про этого самого Лунина! Ну, вспомнила однажды, когда коленкой стукнулась об арматурину. В бане, когда решила Поливановой кайф обломать, тоже один разок. Сейчас вот на звезды и луну посмотрела и тоже его вспомнила. Так это просто фамилия у него такая — астрономическая. Я вот на зад Поливановой посмотрела и макак вспомнила. Простые ассоциации! Откуда же такие странные ощущения?
— Ты-то откуда знаешь? — схамила я неожиданно для самой себя.
— Что я, на луне живу? — Людмила даже не заметила моего тона. — Я же в этом мире тусуюсь. Это все равно, что тебя про «Парфюмера» спрашивать. Кто написал? Когда? Главная идея книжки? Кстати, был такой декабрист Лунин, что ли?
— Был, — ответила я, чувствуя неизвестно откуда свалившуюся на меня грусть-тоску. — Странный он был человек. Сумасбродный, отважный. Когда началось восстание декабристов, Лунин уже в этой идее разочаровался. А на каторге в Сибири, когда все декабристы смирились и признали свои ошибки, ударились в религию, он один развил бурную антиправительственную деятельность.
— Какую? — что-то Поливанова не на шутку Луниным заинтересовалась.
— Письма стал злые из Сибири писать. Такая эпистолярная публицистика. Тогда же письма были вроде газет и журналов. Ему за них срок набавили и засунули в самый страшный острог — Акатуй. Там он и сгинул.
— А книжка про него есть? — спросила Людмила.
Что-то роль просветительницы этой кобылы мне не очень понравилась. Сама только бирки в бутиках читает по слогам, а туда же! Декабристы разбудили не только Герцена, но Людку Поливанову. Лунин ее сильно интересует! Впрочем, какое мне дело? Может, ей на пользу пойдет?
— Есть очень хорошая работа Эйдельмана, — ответила я. — Научная, но читается интереснее любого романа. В конце концов, сами письма из Сибири опубликованы. Но я советую начать с Эйдельмана.
— А я пойму? — ляпнула Поливанова, но тут же взяла себя в руки. — Потом мне на бумажке запишешь, закажу себе завтра. Броня кого-нибудь отправит в книжный магазин. Ты мне вот что скажи, Светка. Тебя-то почему не жгло? Одним же медом мазались?
— Одним миром мазаны… Так меня жгло, — ответила я. — Я думала, так и надо. А потом я — толстокожая.
— Это ты-то толстокожая?! — не поверила хозяйка. — Да у тебя кожа вообще прозрачная. Нашлась толстокожая! Зачем все это было нужно? Какой тут интерес? Поливанова вылетает из бани с горящим задом?
Людмила была не права. Я представила эту сюрреалистическую картину и мысленно зааплодировала. Я бы такую вещь купила, будь у меня лишние деньги.
— Может, кому-нибудь хотелось, чтобы ты вылетела из бани в чем мать родила? — я продолжила свои рассуждения. — Папарацци там, «желтая» пресса… Ты же личность известная.
— В этой усадьбе моя задница волнует только одного человека, — вздохнула Людмила.
— Михаила Павловича?
— Пасынка моего милого, — ответила Поливанова раздраженно.
— Олега? — спросила я, только изображая удивление.
— Его, родимого. Правда теперь он на нас двоих слюни пускает. Еще один в усадьбе Поливановых, кто так рад твоему появлению в доме. Раньше объектом его сексуальных фантазий была в основном я, а теперь у меня появилась достойная конкурентка…
— Ты ревнуешь?
— С ума сошла, — фыркнула Поливанова. — Он меня так достал! Сначала это было забавно. Парень за столом то и дело роняет вилку. Я даже пару раз ему кое-что продемонстрировала. Но он шпионил за мной везде, с биноклем, с видеокамерой, фотоаппаратом. Кончилось это тем, что он попытался залезть в вентиляционную камеру и там застрял. Наши ребята еле его оттуда вытащили. Отец, конечно, разорался: «Что ты там делал, придурок?» Этот юный извращенец даже ничего путного придумать не мог.
— Ты сказала Михаилу Павловичу, в чем дело?
— Естественно, пусть принимает меры, а то в следующий раз его сыночка из канализационной трубы придется вытаскивать. Меня как-то не возбуждает мысль о том, что кто-то мастурбирует, глядя на мою фотографию, или совершает восхождение по мусоропроводу, в надежде трахнуть меня…
— Его наказали?
— Еще бы. Поливанов наказывать любит. Сначала была первая реакция. По морде. А потом продуманная расправа. Неделю пасынок жил без компьютера, интернета, электронных приставок. Ходил только строевым шагом, качался в тренажерном зале, бегал, плавал. Потом сдавал отцу какие-то нормы ГТО…
— Бедный ребенок!
— Тебе его жалко? — искренне изумилась Поливанова.
— Как тебе сказать? — я неожиданно для себя задумалась. — Растет такой избалованный, лишенный родительского тепла пацан. Ничего не знает на свете, кроме компьютера, комиксов и «Сникерсов»… Потом наступает этот период. Он лезет в интернет, забирается на порно-сайты. Там получает свой первый опыт любви. А потом он видит тебя. Живую, безумно красивую…
— Ты не очень-то с комплиментами, я возбуждаюсь быстро… — Поливанова метнула на меня быстрый взгляд. — Еще жжет периодически… Но ты, Светка, не того жалеешь. Может, тебе рассказать про мое детство в рабочем поселке, про рабочие пятницы моего папаши, про нашу школу, которую надо бы обнести тремя линиями колючей проволоки и поставить пулеметные вышки, как меня в четырнадцать лет затащили на склад и прямо на автопокрышках сделали женщиной, не уговаривая, не спрашивая, даже не запугивая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59