Подчиняясь внутреннему инстинкту, Холли бросилась на пол, и в тот же миг с грохотом разлетелся стеклянный стенд. Осколки, точно шрапнель, изрешетили воздух в том месте, где она только что стояла. Спотыкаясь на битом стекле, она рванулась к выходу. За спиной обрушился тяжелый кассовый аппарат. Опоздай она на долю секунды — уже лежала бы с переломанным позвоночником. Прежде чем стены успели ожить и запульсировать, Холли опрометью вылетела на улицу, предоставив Хандалу самому разбираться с последствиями разгрома, причиной которого он наверняка считает землетрясение.
Она бежала по выложенному кирпичом тротуару, чувствуя, как бьется земля под её ногами.
Джима она нашла возле машины. Он стоял, обессиленно опершись на капот, и трясся как в лихорадке. Сейчас он походил на человека, стоящего на краю пропасти и уже решившегося на смертельный прыжок. Джим не ответил на её зов. Ей показалось, что ещё миг — и злобные темные силы, которые он столько лет держал под гнетом, вырвутся на свободу.
Холли рывком оттащила Джима от машины и, крепко прижав к груди и всхлипывая, повторяла его имя. Она ждала, что из тротуара вот-вот забьют кирпичные гейзеры, а в неё вцепятся зазубренные клешни или холодные склизкие щупальца. Однако глухие удары стали затихать и Джим начал приходить в себя. Он поднял руку и обнял Холли за плечи.
Враг отступил.
Но она знала: затишье — только отсрочка приговора.
* * *
К «Садам Тиволи» примыкал Мемориальный парк, а ещё дальше, за остроконечной чугунной оградой, начиналось городское кладбище.
Джим сбросил скорость и остановился.
— Приехали.
Выйдя из машины, он испытал новый приступ боязни замкнутого пространства, хотя в отличие от прошлого раза находился на улице. Казалось, каменное серое небо придавило могильные плиты, и гранитные квадраты и треугольники торчат из земли, как древние обломки потемневших от времени костей. В тусклом мертвенном свете деревья стали серыми и огромными, словно собирались вцепиться в него своими ветвями.
Джим обошел вокруг машины и присоединился к Холли.
— Идем.
Холли взяла его за руку, и он мысленно поблагодарил её за помощь. Они направились к могиле родителей отца Джима, которая располагалась на небольшом склоне, хотя кладбище в основном было ровное. Их взглядам представилась прямоугольная гранитная плита, одна на две могилы.
Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Джим с трудом сглотнул застрявший в горле ком.
На правой стороне памятника было выбито имя: «Лена Луиза Айренхарт».
Джим неохотно прочел дату рождения и смерти. Она умерла в пятьдесят три года, и после её смерти прошло почти четверть века.
Наверное, испытанное им потрясение можно сравнить с промыванием мозгов. Ложные воспоминания исчезли, и прошлое стало похоже на туманный пейзаж, очертания которого теряются в жутком неверном свете спрятавшейся за тучами луны. Он неожиданно лишился возможности оглянуться на прожитые годы и уже не может доверять своей памяти. Самые ясные картины, стоит только взглянуть на них поближе, могут оказаться хитрой игрой теней.
Сбитый с толку и испуганный, он ещё крепче сжал руку Холли.
— Почему ты меня обманул, сказал, что она умерла пять лет назад? — осторожно спросила Холли.
— Я не обманывал. По крайней мере.., не понимал, что делаю. — Джим уставился на блестящий гранит, точно могильная плита служила окном в прошлое и он пытался в нем что-то разглядеть. — Я помню, как проснулся однажды утром и понял, что её больше нет. Это случилось пять лет назад. Я тогда снимал квартиру в Ирвине. — Он прислушался к звуку собственного голоса, будто говорил не он, а кто-то другой, и поежился, словно от холода. — Я оделся.., купил цветы и поехал в Нью-Свенборг… Потом пришел сюда.
Он замолчал, и Холли, выждав некоторое время, спросила:
— В тот день больше никого не хоронили?
— Не помню.
— Может быть, ты запомнил кого-нибудь из посетителей?
— Нет.
— На могиле были другие цветы?
— Не знаю. В памяти осталось только, как я опускаюсь на колени, кладу цветы, которые для неё купил… И плачу… Плачу и не могу остановиться.
Немногочисленные посетители кладбища посматривали на него сначала с сочувствием, потом смущенно отворачивались и спешили уйти, поняв, что с ним творится что-то неладное. Джим ясно помнил исступление, которое владело им в тот день, и растерянные взгляды прохожих. Ему хотелось разрыть могилу, лечь рядом с бабушкой и накрыться землей, точно одеялом. Однако события, предшествовавшие приезду на кладбище, совершенно выпали из памяти.
Джим снова взглянул на дату смерти: «25 сентября» — и его словно пронзило током.
— Что с тобой, Джим? — спросила Холли.
— Это тот самый день, когда я приезжал сюда. Двадцать пятое сентября — день её смерти. Но я приезжал пять лет назад. Значит, была девятнадцатая годовщина… Но мне тогда казалось, и я стал так думать, что она только что умерла.
Оба молчали.
В темном небе появились две большие черные птицы и с пронзительным клекотом скрылись за верхушками деревьев.
— Может быть, ты не хотел поверить в её смерть и поверил, что её не стало, только через девятнадцать лет после того, как это случилось… Поэтому тебе и казалось, что Лена умерла всего пять лет назад. Ты считал датой смерти тот самый день, когда пришел сюда с цветами.
Джим сразу понял, что она попала в самую точку, но разгадка не принесла ему облегчения.
— Но Боже мой, Холли, ведь это безумие.
— Нет, — спокойно ответила она. — Это самозащита. Стена, которой ты окружил детские переживания того времени. — Она помедлила и, глубоко вздохнув, спросила:
— Джим, отчего умерла твоя бабушка?
— Она… — начал он и запнулся, удивленный тем, что не помнит причину смерти Лены Айренхарт. Сплошной туман в голове. — Я не знаю.
— Мне кажется, она умерла на мельнице. Джим оторвал глаза от могилы и взглянул на Холли. Ее слова заставили его внутренне напрячься, но он не понимал, откуда возникла внезапная тревога.
— На мельнице? Почему? Откуда тебе известно?
— Помнишь сон, который я тебе рассказывала? Мне снилось, что я поднимаюсь по ступенькам и из окна мельницы смотрю на пруд. Отражение в стекле принадлежало твоей бабушке.
— Это всего лишь сон. Холли покачала головой.
— Не думаю. Скорее всего проекция твоих воспоминаний на мой мозг.
Сердце Джима бешено прыгало в груди, и он не знал, чем вызвана его паника.
— Какие могут быть у меня воспоминания, если я ничего не помню?
— Ты все помнишь.
— Абсолютно ничего, — нахмурился он.
— Воспоминания спрятаны в твоем подсознании, и до них можно добраться только во сне. Но они есть, можешь не сомневаться.
Скажи она ему, что кладбище стоит на карусели, которая медленно вращается под хмурым небом цвета вороньей стаи, он бы поверил, но в то, что она сказала, поверить было гораздо труднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Она бежала по выложенному кирпичом тротуару, чувствуя, как бьется земля под её ногами.
Джима она нашла возле машины. Он стоял, обессиленно опершись на капот, и трясся как в лихорадке. Сейчас он походил на человека, стоящего на краю пропасти и уже решившегося на смертельный прыжок. Джим не ответил на её зов. Ей показалось, что ещё миг — и злобные темные силы, которые он столько лет держал под гнетом, вырвутся на свободу.
Холли рывком оттащила Джима от машины и, крепко прижав к груди и всхлипывая, повторяла его имя. Она ждала, что из тротуара вот-вот забьют кирпичные гейзеры, а в неё вцепятся зазубренные клешни или холодные склизкие щупальца. Однако глухие удары стали затихать и Джим начал приходить в себя. Он поднял руку и обнял Холли за плечи.
Враг отступил.
Но она знала: затишье — только отсрочка приговора.
* * *
К «Садам Тиволи» примыкал Мемориальный парк, а ещё дальше, за остроконечной чугунной оградой, начиналось городское кладбище.
Джим сбросил скорость и остановился.
— Приехали.
Выйдя из машины, он испытал новый приступ боязни замкнутого пространства, хотя в отличие от прошлого раза находился на улице. Казалось, каменное серое небо придавило могильные плиты, и гранитные квадраты и треугольники торчат из земли, как древние обломки потемневших от времени костей. В тусклом мертвенном свете деревья стали серыми и огромными, словно собирались вцепиться в него своими ветвями.
Джим обошел вокруг машины и присоединился к Холли.
— Идем.
Холли взяла его за руку, и он мысленно поблагодарил её за помощь. Они направились к могиле родителей отца Джима, которая располагалась на небольшом склоне, хотя кладбище в основном было ровное. Их взглядам представилась прямоугольная гранитная плита, одна на две могилы.
Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Джим с трудом сглотнул застрявший в горле ком.
На правой стороне памятника было выбито имя: «Лена Луиза Айренхарт».
Джим неохотно прочел дату рождения и смерти. Она умерла в пятьдесят три года, и после её смерти прошло почти четверть века.
Наверное, испытанное им потрясение можно сравнить с промыванием мозгов. Ложные воспоминания исчезли, и прошлое стало похоже на туманный пейзаж, очертания которого теряются в жутком неверном свете спрятавшейся за тучами луны. Он неожиданно лишился возможности оглянуться на прожитые годы и уже не может доверять своей памяти. Самые ясные картины, стоит только взглянуть на них поближе, могут оказаться хитрой игрой теней.
Сбитый с толку и испуганный, он ещё крепче сжал руку Холли.
— Почему ты меня обманул, сказал, что она умерла пять лет назад? — осторожно спросила Холли.
— Я не обманывал. По крайней мере.., не понимал, что делаю. — Джим уставился на блестящий гранит, точно могильная плита служила окном в прошлое и он пытался в нем что-то разглядеть. — Я помню, как проснулся однажды утром и понял, что её больше нет. Это случилось пять лет назад. Я тогда снимал квартиру в Ирвине. — Он прислушался к звуку собственного голоса, будто говорил не он, а кто-то другой, и поежился, словно от холода. — Я оделся.., купил цветы и поехал в Нью-Свенборг… Потом пришел сюда.
Он замолчал, и Холли, выждав некоторое время, спросила:
— В тот день больше никого не хоронили?
— Не помню.
— Может быть, ты запомнил кого-нибудь из посетителей?
— Нет.
— На могиле были другие цветы?
— Не знаю. В памяти осталось только, как я опускаюсь на колени, кладу цветы, которые для неё купил… И плачу… Плачу и не могу остановиться.
Немногочисленные посетители кладбища посматривали на него сначала с сочувствием, потом смущенно отворачивались и спешили уйти, поняв, что с ним творится что-то неладное. Джим ясно помнил исступление, которое владело им в тот день, и растерянные взгляды прохожих. Ему хотелось разрыть могилу, лечь рядом с бабушкой и накрыться землей, точно одеялом. Однако события, предшествовавшие приезду на кладбище, совершенно выпали из памяти.
Джим снова взглянул на дату смерти: «25 сентября» — и его словно пронзило током.
— Что с тобой, Джим? — спросила Холли.
— Это тот самый день, когда я приезжал сюда. Двадцать пятое сентября — день её смерти. Но я приезжал пять лет назад. Значит, была девятнадцатая годовщина… Но мне тогда казалось, и я стал так думать, что она только что умерла.
Оба молчали.
В темном небе появились две большие черные птицы и с пронзительным клекотом скрылись за верхушками деревьев.
— Может быть, ты не хотел поверить в её смерть и поверил, что её не стало, только через девятнадцать лет после того, как это случилось… Поэтому тебе и казалось, что Лена умерла всего пять лет назад. Ты считал датой смерти тот самый день, когда пришел сюда с цветами.
Джим сразу понял, что она попала в самую точку, но разгадка не принесла ему облегчения.
— Но Боже мой, Холли, ведь это безумие.
— Нет, — спокойно ответила она. — Это самозащита. Стена, которой ты окружил детские переживания того времени. — Она помедлила и, глубоко вздохнув, спросила:
— Джим, отчего умерла твоя бабушка?
— Она… — начал он и запнулся, удивленный тем, что не помнит причину смерти Лены Айренхарт. Сплошной туман в голове. — Я не знаю.
— Мне кажется, она умерла на мельнице. Джим оторвал глаза от могилы и взглянул на Холли. Ее слова заставили его внутренне напрячься, но он не понимал, откуда возникла внезапная тревога.
— На мельнице? Почему? Откуда тебе известно?
— Помнишь сон, который я тебе рассказывала? Мне снилось, что я поднимаюсь по ступенькам и из окна мельницы смотрю на пруд. Отражение в стекле принадлежало твоей бабушке.
— Это всего лишь сон. Холли покачала головой.
— Не думаю. Скорее всего проекция твоих воспоминаний на мой мозг.
Сердце Джима бешено прыгало в груди, и он не знал, чем вызвана его паника.
— Какие могут быть у меня воспоминания, если я ничего не помню?
— Ты все помнишь.
— Абсолютно ничего, — нахмурился он.
— Воспоминания спрятаны в твоем подсознании, и до них можно добраться только во сне. Но они есть, можешь не сомневаться.
Скажи она ему, что кладбище стоит на карусели, которая медленно вращается под хмурым небом цвета вороньей стаи, он бы поверил, но в то, что она сказала, поверить было гораздо труднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104