Володька попытался закричать, но я закрыл его рот своим плечом, затем вытащил из «бардачка» адаптер с проводом и, заведя руки слесаря за спинку сиденья, туго связал их.
Он стал кусаться и плеваться, и мне пришлось затолкать ему в рот тряпку, которой я протирал стекла. Он успокоился, короткая борьба утомила его. Громко сопя, он уронил голову на грудь, напряг руки, пытаясь разорвать провод.
Задним ходом я отъехал от мастерской, круто развернулся и на большой скорости помчался в Судак.
– Ты вляпался, парень. В дерьмо и капкан одновременно, – говорил я, срывая раздражение на педали акселератора. – Теперь тебя ждет тюрьма, а меня – очередное звание…
Володька насторожился. Он сидел неподвижно, лишь громко сопел, двигал челюстью и вращал по сторонам глазами. Я влетел в город, на всякий случай объехал пост ГАИ по грунтовке, идущей вдоль плантации виноградника, оттуда по бездорожью скатился в ложбину между двух выгоревших холмов и, прыгая по камням, подъехал к дому Виктора с тыльной стороны.
– Пойдем, свинья, – сказал я ему, останавливаясь у калитки, ведущей в сад. – Я тебе открою маленькую тайну.
Это был опасный экспромт, но я должен был сыграть сильно и точно, чтобы в дальнейшем не получить новый тюк проблем от братков.
Вытащив Володьку из машины, я подтолкнул его к калитке.
– Это дом моего сослуживца старшего лейтенанта Куценко, – сквозь зубы процедил я, выискивая глазами хозяйку. – Он погиб вчера при исполнении служебного долга. Его убил кто-то из твоих братков. Теперь, урод, я буду искать убийцу и мстить за него всем, кто с этим убийцей был связан.
Я втолкнул слесаря в сад, прислонил его к стволу яблони и пошел к веранде, из которой выходила не по годам полная жена Виктора. Она была в черном платке, но в ее профессионально лживых глазах базарной бабы особого горя я не заметил.
– Примите мои соболезнования, – громко сказал я и, подойдя к женщине вплотную, взял ее за плечи и тише добавил: – Меня прислали из автошколы. Я должен забрать машину.
Женщина кивнула и для порядка взвыла:
– Ой, горе какое! Горе-е-е! Не стало кормильца моего-о-о!
– Будьте мужественны, – сказал я, испытывая ни с чем не сравнимое чувство гадливости, повернулся и быстро подошел к слесарю. Глаза его были широко раскрыты, подбородок мелко дрожал. Я затолкал тряпку поглубже ему в рот, взял под локоть и повел к гаражу напрямик, по картофельной ботве.
Гаражные ворота не были заперты. Я открыл одну створку, втолкнул в гараж слесаря и, сжав в кулаке его кучерявые волосы, показал на «шестерку».
– Узнаешь, свинья, машину? Проглотил наживку? Раскололся? Теперь я представлюсь: я капитан милиции Вацура, уголовный розыск! – и на мгновение раскрыл перед его безумными глазами красное разрешение на право хранения помпового ружья.
Слесарь замычал, стал крутить головой. Я схватил его за грудки и кинул на каменную стену. Он прилип к ней, как медуза, и стал медленно оседать на пол.
– Сейчас, мразь, я отвезу тебя к следователю, – спокойным голосом сказал я, осматривая машину. Виктор успел отрихтовать и закрасить раму, но крыло осталось мятым. – Следователю ты расскажешь все, что тебе известно про наркотики и про свои связи с братками. Потом пару лет ты будешь гнить в переполненном следственном изоляторе, ожидая суда, где тебя в первый же день опустят рецидивисты. Потом тебе дадут срок, лет семь, не меньше, и без надежды на амнистию ты будешь его отматывать где-нибудь в николаевских степях. И выйдешь оттуда полным дебилом.
Круто развернувшись, я ударил слесаря коленом в живот. Лицо его стало багровым, он сложился пополам и сел на пол. Я поднял его за волосы и втолкнул в машину. Захлопнул дверь, сел за руль и завел мотор.
Я подъехал к воротам. Вдова предусмотрительно раскрыла их, встала с краю и махнула мне рукой. Я притормозил, высунул из окна голову, очень надеясь, что она не отморозит сейчас чего-нибудь такого, что противоречило бы моей легенде.
– Приходите вечерком помянуть мужа, – сказала она, нехорошо улыбаясь. – Стол у меня не то чтоб богатый, но зато все свое. Я самогоночки нагнала…
Я многозначительно вздохнул.
– Не знаю, не знаю. Я сегодня на дежурство заступаю.
Она с надеждой посмотрела на меня и расправила спереди засаленную юбку. Я махнул вдове рукой и поскорее отъехал.
Володька сидел так, словно из него вытащили позвоночник. Голова его болталась, как яблоко на ветке в шторм. Я выдернул из его рта тряпку и швырнул ее в окно. Слесарь облизал губы. По его щекам текли слезы, застревая в щетине.
– Слышишь, – вздрагивая, произнес он, – ничего я с этих наркотиков не имел… Я вообще никакого к ним отношения не имел. Они приносили и уносили… Слышишь? Мне двадцать один год всего. Ни бабы, ни родителей. Один, как сука бездомная… Вся жизнь наперекосяк!
Быстрее же, быстрее! – мысленно подгонял я его, потому что мы были уже совсем недалеко от отделения милиции, и я перестал давить на газ, выигрывая время.
– Слышишь? – снова всхлипнул Володька. – Сердце у тебя есть?
– Вот! – нравоучительно произнес я. – Как за задницу взяли, так сразу про сердце вспомнил.
– Ну не губи! – выкрикнул слесарь. – Не связан я с этими братками и ничего против твоего друга не имею! Что ты на мне, на пацане, отыгрываешься?
Я притормозил. До отделения милиции оставалось метров пятьдесят.
– Ну, давай! – сказал я, кидая в рот подушечку жвачки. – Слушаю твои предложения.
– Давай договоримся! – оживился Володька, почувствовав надежду.
– Давай, – согласился я. – Ты мне поможешь найти убийцу и взять братков с поличным.
Слесарь помрачнел и опустил голову.
– Тогда мне лучше сразу пойти и утопиться.
– Зачем же топиться?
– Потому что брать братков – все равно что под поезд кидаться.
– Ну, допустим, кидаться будешь не ты, а я.
– А я что должен делать?
– Как принесут они тебе порошок – сразу звонишь по телефону 02 и просишь передать информацию для следователя Маркова. Или же мне, вот телефон. Понял?
– «Стучать», значит? – угрюмо заметил Володька.
– Не хочешь «стучать» – будешь давать показания. Что тебе больше нравится?
Он недолго боролся со своей совестью и, не поднимая головы, буркнул:
– Ладно.
– Пока работаешь на меня – гуляешь на свободе. Все понял?
Володька кивнул. Я развязал ему руки.
– Я могу идти? – спросил он и нерешительно взялся за ручку двери.
– Конечно!
Так мы с ним и расстались, оба довольные, что легко отделались. Я тотчас развернулся и погнал подальше от милиции. Учебная машина с помятым крылом и разбитой фарой была для меня бомбой особой разрушительной силы, и я чувствовал себя за ее рулем достаточно скверно. В пансионате железнодорожников я залил полный бак бензина и, поглядывая в зеркало заднего вида, не торопясь поехал по Новосветскому шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63