Сосисомиди горячо замолол слова признательности и бросился выполнять ответственное поручение.
— Скажите, Слава, — обратился до главврача Капон. — Этот Отсосопуло вместе с фотографильщиком нас не подведет? Вдруг они роты свои поганые раззявят не до места?
— Сосис будет молчать, как Канцельбогенштраузинер за день до опубликования его завещания, — ухмыльнулся главврач «Гиппократа». — А наше кино — прямо-таки лучше не бывает. Этот деятель фотографии за бабки готов снимать хоть свадьбу, хоть похороны, хоть вашу встречу в верхах с потусторонним миром. Он всю дорогу ходит такой синий, лишний раз открыть рот может в одном случае. Чтобы плеснуть в него еще полстакана какого-то шмурдяка. Вдобавок мы же не оставим наедине Тарана с мэром. Как только Сосис со своим ханыгой сделают работу, так первый заместитель горсовета культурно потеряет их за двери. По натуре, разве Таран не врубится — в присутствии нашей независимой прессы можно обсуждать политическую погоду в комнате, но только не деловые мансы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Трудовые будни «Гиппократа» не стали менее ударными от того, что Таран решил заняться благотворительностью на чужой территории. Больные по-прежнему осаждали палаты интенсивной терапии. Лаки Люкс только успевала заряжать собственные фотографии, целлофановые кульки, анализы публики и другие лекарства против вредной чертовщины. Белая колдунья Анна с нездешней силой разбрасывалась во все стороны жизненной энергией, неся клиентам повальное счастье, а при виде обшарпанного «Москвича» директора Борща всякие собесы баррикадировали двери. Горе, конечно, но зато по другому поводу чуть легче дышится: нотариусы едва успевают оформлять хаты одиноких стариков, а дом престарелых «Гиппократа» — принимать клиентов. И крысомором их никто не лечит — вот что самое удивительное, хотя фирма торгует квартирами в полный рост.
Кроме всего этого, на макушку Майки свалилось счастье заботиться за требования врачей вовсе не из скорпионовского отделения, больных по натуре и прочие хозяйские дела, от чего ее голова делалась квадратной, а мешки над глазами стали увеличиваться, словно доктор Майка засовывала свои сбережения именно в такие сейфы.
До чести Пилипчук, она не скулила, как стоило ожидать с-под хрупкой женщины. На плечи Майки упало огромное хозяйство: от спортивного клуба до санатория «Синие зори» со всеми вытекающими проблемами, будоражившими докторшу с раннего утра до поздней ночи. Только сейчас Майка стала догадываться, какой, без понтов, объем работы взвалил на себя Моргунов, и удивилась, как это Славка выдерживал сильное напряжение, ни разу не выйдя из себя с помощью хотя бы пистолетных выстрелов?
Скоро Майка поняла: приходит то время, когда эти самые выстрелы не проканают элементарным снятием стресса, и врубилась — нужно подлечиться, как завещал Гиппократ. А потому выписала сама себе сильное лекарство, после которого, как учит народная медицина, любая женщина чувствует себя гораздо лучше. Пилипчук выдернула трех медбратов из женского отделения и потребовала от них доказать, на что способны эти жеребцы. Они обязаны стараться изо всех сил на благо «Гиппократа», нехай даже под видом взятки исполняющей обязанности главврача.
На следующее утро Майка приступила к работе с утроенной энергией без помощи белой колдуньи Анны. Встревоженный Скорпион оторвал ее от жмени важных дел, сильно переживая, как три его лучших сотрудника делают на себе вид парализованных, лишь бы не заниматься своими непосредственными медицинскими обязанностями.
Пока Майка воспитывала Скорпиона клятвами Гиппократа и другими словами, поднимающими докторов на благо страдающих, Капон спокойно сидел в квартирке Сони, не переживая, что это уютное счастье пролетело мимо рук шести кандидатов в опекуны мадам Левицкой, фраера резко перестали здесь бегать, когда вместо сильно смахивающей на пожилую мумию бабаньки им открывал дверь мордоворотистый Сучок. Бывший лучший друг всех собак города замечал опекунам, не успевшим оформить все необходимые для счастья старушки бумаги: он есть единоутробный внук владелицы квартиры.
Опекуны резко скрипели зубами, услышав за такую приятную новость, как появление внука на жилплощади, которую они расценивали в мечтах личной собственностью. Сучок сходу добавлял радости, визжа им в морды: он здесь прописан, а бабушка так вообще вымерла, и по этому трагическому поводу все пошли вон из его хаты. Посетители шатались вниз по лестнице, мысленно желая внуку поскорее добраться до его бабаньки, но при этом даже не пытались оформить опекунство над Сучком.
Кабинет хаты белой колдуньи был нашпигован видеотехникой до такой степени, что сенсею Капону показалось — он находится в специально оборудованной комнате «Синих зорь». Сидящий рядом с Капоном старичок в бабочке полюбопытствовал: что имеет ему сказать Спорщик после просмотра видеокассет?
— Напрасно ждешь комплиментов, Гиря, — ровным голосом заметил сенсей. — Это твоя работа. И если ты думаешь, что в те поганые времена, когда я пасся у троллейбусах, кричал водиле «Спасибо за титанический труд!» перед тем, как слинять — так глубоко ошибаешься. Или думаешь, я сейчас выпаду в осадок от твоих понтов? Тоже еще событие! Жору Помпиду ты делал, по идее, гораздо интереснее.
— Да, — мечтательно протянул Гиря. — Это был такой Помпиду, весь в медалях с ног до головы. Боже ж ты ж мой, они в своем Париже не имели такого Помпиду, а, Капон?
— Да, что было — то сплыло. Вместе с теми бабками, — не изменил каменного выражения под бровями сенсей Вонг. — Давай сюда живьем нашего Эдю.
— Закрой шнифт, Капон, — не попросил, а чуть ли не скомандовал старичок, — и не открывай его до моей команды. Можешь крепче держаться за стул двумя клешнями, иначе имеешь шанс побывать на полу.
— Еще чего, — по губам Капона скользнула презрительная улыбка, но тем не менее он закрыл настоящий глаз, — я при виде первого секретаря горкома в обморок не грохался. И вообще, что за понты, Гиря? Во мне живет дух великого Дуа, который завещал всех посылать к е… к евойному монастырю Чуй, чтоб он пропал вместе с этими кимонятами и астропсихами.
Несмотря на этих речей, великий мастер Вонг открыл свой видевший многое глаз только после команды Гири. Капон не собирался падать с кресла, потому как давно знал за Гиревые способности, но тем не менее он чуть было не изменил выражение лица. Посреди кабинета стоял мэр Одессы, доказывая гостеприимным видом — ему все дела до лампочки при отключенной электроэнергии, лишь бы иметь радость повстречаться с Капоном.
— Чего ты лыбишься? — сходу выдал критическое замечание Капон. — Мэр должен изображать из себя серьезнее больного накануне хирургического свидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74