— Когда он танцевал, только одну женщину он не пытался облапить, не говоря уж о прочих непристойностях, — горячилась Мадлен, — и это была его жена! У Брижитт есть исключительное право на его внимание, и она была огорчена. Обещай мне узнать, кто его любовница. Если ты при встрече заведешь с ним небрежный разговор на эту тему, он выдаст себя, сам того не ведая.
Румянец на щеках Мадлен стал ярче, она говорила с непонятной настойчивостью. Арман с любопытством взглянул на нее.
— Но, Мадлен, дорогая, это совершенно не мое дело, есть ли у Венсана подружка. Зачем мне об этом знать? Да что хорошего будет, если я узнаю имя и адрес девушки и расскажу тебе для передачи Брижитт? Надеюсь, не хочешь, чтобы она отправилась к той женщине и выцарапала ей глаза?
Не ответив на вопрос, Мадлен смежила веки и устало откинулась на подушки, ее лицо внезапно побледнело. Арман догадался, что у Мадлен имеются личные причины, побудившие ее затеять разговор о Венсане Моро, и что не стоит, во избежание неприятных открытий, доискиваться до них. По-видимому, обличительный пыл Мадлен был направлен не столько против Венсана, сколько против супружеской неверности вообще — проблема, никогда не занимавшая Армана. В прошлом, бывало, некоторые замужние женщины, расточавшие ему свои ласки, затрагивали эту тему, пытаясь внушить, что ему необыкновенно повезло, что, если бы не беззаветная любовь, они ни за что бы не пошли на крайний шаг — измену мужу.
Разумеется, Арман ни на секунду не верил этим, несомненно, нежным, но тем не менее абсолютно неправдоподобным любовным признаниям. Он совершенно точно знал, что у многих молодых замужних женщин, поддавшихся его чарам, были любовники до него. Можно было смело утверждать, что обманывать мужей в поисках удовольствий стало для них давно привычным делом. Милости, которыми его одаривали эти женщины, он получал, так сказать, несколько подержанными, что отнюдь не роняло их в глазах Армана. Наоборот, он был твердо убежден, что до сорока лет большинству женщин любовный опыт идет исключительно на пользу. После сорока, по мере увядания красоты, они становятся, по его мнению, слишком беспокойными, а иногда и циничными.
Конечно, приятно иметь дело с юной девушкой, но искушенный Арман предпочитал женщин в возрасте около тридцати, имевших прежде не менее двух любовников. Лишь они могли дать истинное счастье. Мадлен явно не попадала в эту категорию, так как он был уверен, что она переживает первое приключение за время замужества. Но Арман считал ее столь необыкновенной, что обычные правила были к ней неприменимы. Он знал, чего ему следует остерегаться теперь — приступа раскаяния в том, что она отдалась другому мужчине.
Богатый опыт подсказывал Арману, как лучше всего унять набегающие слезы и беспокойную совесть. Он повернулся к Мадлен, обнял и начал целовать лицо и прикрытые веки.
— Как ты прекрасна, Мадлен, — восхищенно произнес он между поцелуями. — Я без ума от тебя! Я так счастлив, что могу наконец обнять тебя. Клянусь, со мной ты станешь самой счастливой женщиной на свете!
Вне всякого сомнения, у Армана и в мыслях не было обманывать Мадлен, но разум возбужденного мужчины, обнимающего обнаженную женщину, теряет способность отличать правду от лжи, властное желание отменяет понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Арман нес сущий вздор, но именно такого рода вздор позволяет женщине чувствовать себя желанной и любимой и сгоняет любые страхи и печали, закравшиеся в душу. С помощью ничего не значащих и таких же легких поцелуев и легких прикосновений ему вскоре удалось развеять сомнения и раскаяние, овладевшие, по его мнению, Мадлен.
Более того, как он и надеялся, слова, поцелуи и ласки возбудили ее. Арман давно усвоил, что лучшее утешение для женщины — ощутить твердое прикосновение мужской плоти. И когда Мадлен опустила руку вниз и сжала столь полюбившуюся ей часть его тела, он уже не сомневался, что от ее мрачных мыслей не осталось и следа. Его рука проникла в теплое, влажное укрытие между гладких бедер и нежно играла с маленьким бутоном, набухшим от желания.
— Ты уже готова, так скоро? — пробормотал он. — О, моя маленькая Мадлен.
Он хотел было, уложив ее на спину, раздвинуть стройные ноги и повторить прежний успех, но Мадлен перехватила инициативу. Она выскользнула из объятий и, не дав ему подняться, села на него верхом, обхватив коленями его бедра. С радостным изумлением глядел он на отважную наездницу, ловко управлявшуюся с его вздрагивающим от нетерпения телом.
— По-твоему, я взялась за дело слишком рано? — прошептала она, ласково улыбаясь. — А мне кажется, что мы давно не занимались любовью, уже почти час. То, что ты сделал пальцами, не в счет.
Арман полулежал в постели, откинувшись на подушки, прислоненные к спинке кровати. Обхватив ладонями очаровательные маленькие груди, он наблюдал, как Мадлен медленно опускается, и его возбужденный крепыш исчезает во влажном углублении.
— Такой не подведет, — шепнула Мадлен, коснувшись мягким животом его живота. — Ты все еще думаешь, что я поторопилась?
— Для меня ты всегда вовремя, — восторженно проговорил Арман, лаская ее грудь. — Ты так прекрасна, что я хотел бы вечно пребывать в твоих объятиях.
— Вот и отлично, — весело сказала она, — именно этого я от тебя и жду.
Сказать по правде, погружение в темно-каштановое гнездо столь обострило ощущения Армана, что он боялся пошевелиться, опасаясь спровоцировать извержение, Мадлен взглянула ему в лицо и понимающе улыбнулась — она разгадала его уловку, которая одновременно позабавила и тронула ее.
— Ты и в самом деле любишь меня, — признала она, в бархатистых карих глазах мелькнул отблеск торжества.
Стоя на коленях, широко раскинув бедра, чтобы вобрать его всего, она стала медленно скользить вверх и вниз. Потрясающее наслаждение заставило Армана вскрикнуть. Чувствуя, что вот-вот потеряет самообладание, он взглянул снизу на Мадлен. Пунцовые губы раздвинулись в улыбке, обнажив ровные белые зубы, а в глазах под полуприкрытыми веками светилось блаженство. Выражение ее лица подтолкнуло его к последней черте, тело вздрогнуло под напором чувств, и эта дрожь едва не стала завершающей. Крепко сжимая ее грудь, он понимал, что осталось лишь несколько мгновений, прежде чем горячий поток желания прорвет хрупкую дамбу, до сих пор сдерживавшую его.
Что касается Мадлен, то удовольствие, которому она предавалась, неторопливо объезжая норовистого коня Армана, было даже сильнее и глубже, чем опустошающая истома, овладевшая ею в первый раз. То, что она испытывала сейчас, не ограничивалось огромным физическим наслаждением; к нему примешивалась самая обыкновенная и захватывающая жажда мести — именно это чувство опьяняло ее и усиливало любовный пыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61