Он способен надолго испортить настроение любому здравомыслящему человеку, согласившемуся с допущением, что некий "тонкий мир" существует на самом деле. Если, по показаниям контактеров, откуда-то из того, видимо, мира, прибывают к нам в основном бесчинствующие малахольные громилы, то не значит ли это, что "тонкий мир" есть сплошная астральная помойка? И что в нем обитают только мерзавцы, подонки, висельники?
Поневоле поеживаешься, когда многочисленные контактные сообщения всей фактурой своей подводят к такой вот неутешительной мысли…
Может быть, некоторый свет на загадку "тонкого мира" пробьют показания других контактеров? Обратимся к ним.
В Ростове-на-Дону вместе с тридцатилетним Андреем Н. я просидел несколько ночей в засаде, поджидая незримых гостей с той помойки. Незадолго до нашей первой с ним встречи Андрей близко сошелся с членами ростовской секты адвентистов Седьмого дня и сильно увлекся их нетрадиционными религиозными идеями. Он категорически просил меня не указывать его фамилию, когда буду писать про случившееся с ним.
– Если мои духовные братья, адвентисты, узнают о том, что со мною якшалась нечистая сила, – пояснил он, – то мне тут же запретят посещать наши религиозные собрания.
Андрей любезно согласился составить подробный отчет о событиях, в которые оказался вовлеченным волею случая.
Человек с законченным высшим образованием, он самозабвенно занимался год за годом изучением религиозных вопросов, а работал где придется – грузчиком, сторожем, дворником. Материальная сторона жизни мало волновала его. В момент нашей с ним встречи он служил ночным сторожем в ростовском Дворце пионеров.
Вот его рассказ о странных происшествиях в том дворце, написанный Андреем собственноручно. Я ничего не прибавил к нему, ничего и не убавил. Я лишь навел на него сугубо стилистический лоск, как всегда и поступаю с сообщениями контактеров.
Итак, рассказывает Андрей:
– Первым забил тревогу сторож Анатолий, мой сменщик; мы с ним по очереди дежурили во дворце по ночам. Когда мы однажды встретились в бухгалтерии в день получки, он отвел меня в сторону и, округлив глаза, шепотом сообщил – мол, с недавних пор по второму этажу Дворца пионеров ходит ночью кто-то незримый, а в одной из комнат "слышны даже чьи-то голоса". Чьи?
Неизвестно. Комната всегда заперта на ключ – причем снаружи, а не изнутри.
Честно говоря, я не придал его рассказу особого значения, так как был Анатолий, по моему мнению, человеком неуравновешенным. Ну а старинное здание дворца с его высоченными залами и гулкими длинными коридорами было вполне приспособлено к тому, чтобы пугать человека с неустойчивой психикой, одиноко бродящего по нему по ночам.
Построенный в конце прошлого века, бывший банк Волго-Кам-ского товарищества, отданный под Дворец пионеров советской властью, при первом знакомстве с ним поражает обилием ночных звуков. Сложная строительная конструкция из широких мраморных лестниц, узких переходов, громадных залов, разноуровневого фойе и сводчатого, как в храме, гигантского холла образует собой нечто вроде резонатора, шумовой, я бы сказал, ловушки. Всякий наружный звук, попадая сюда, странным образом искажается и усиливается. Если троллейбус, к примеру, наезжает на улице в полуночной тиши на крышку люка в 100 метрах отсюда, то вы слышите мгновенное дребезжание той крышки, будто звякнула она под троллейбусными колесами рядом с вами. Бывший банк высится на главной улице города. Рядом разместился ресторан. Каждый вечер, каждую ночь по улице колобродят одни и те же звуки да шумы, проникая сквозь огромные стеклянные двери внутрь бывшего банка.
Ресторанное пение и пение автомобильных моторов. Грохот двигаемых во дворе ресторана мусорных баков. Стук каблуков об асфальт и разговоры прохожих… Все эти звуки, кажется, раздаются прямо внутри здания. Добавьте к ним треск и щелчки проседающих толстых стен, крики птиц и животных в пионерском "живом уголке" – и вы получите некоторое представление о какофонии, которая обрушивается на уши ночного сторожа, заступившего на дежурство. Не хочешь слушать, а все равно слушаешь.
Когда я стал служить в том здании полуночным охранником, то в первые ночи моих дежурств чутко прислушивался и изучал все эти многочисленные шумы. И лишь точно установив со временем происхождение каждого из них, перестал всякий раз вздрагивать, когда тот или иной "странный" треск, вскрик птицы в "живом уголке" или шорох достигал моих ушей.
Я умышленно подчеркиваю, что внимательно изучил звуки и вполне свыкся с ними, дабы с порога исключить всякие домыслы о слуховых галлюцинациях либо об игре моего воображения в обстоятельствах, про которые сейчас расскажу.
В одну из ночей, где-то ближе к рассвету, раздался вдруг громкий стук в парадную стеклянную дверь Дворца пионеров. Кто-то троекратно грохнул кулаком по ней. В тот момент я сидел за столом вахтера недалеко от двери и читал Библию. Услышав стук, я удивился, поскольку ему не предшествовали шаги припозднившегося прохожего на улице, а, по идее, должны были бы предшествовать. Я должен был расслышать их.
Озадаченный, подошел я к двери и, щелкнув замком, распахнул ее створки. На улице, пустынной в оба ее конца, никого не было. Я недоумевал: что все это значит? Кто стучал троекратно в дверь?
Бдения ночного охранника – штука скучнейшая. Время тянется медленно-медленно. Коротать долгие ночи помогали мне книги, а также старинный рояль фирмы "Беккер", стоявший в холле второго этажа. Надо вам тут сказать, что я никогда не учился в музыкальной школе и играть не умею – во всяком случае, в привычном смысле этого слова. Поэтому то, чем я по ночам занимался, сидя за роялем и нажимая пальцами на клавиши с отодранными костяными накладками, скорее следует назвать звуко-извлечением. Я произвольно касался клавиш подушечками пальцев, добиваясь одного – чтобы плывшие по зданию аккорды резонировали с моей душой.
Иногда поздним вечером забредали ко мне "на огонек" в пустой Дворец пионеров мои приятели. Так вот, те из них, кому доводилось слышать мою игру, спрашивали, что это за пьеса и кто композитор. Они отмечали какое-то, по их словам, особое умиротворяющее или, наоборот, тревожащее воздействие, которое испытывали, слушая мои "упражнения". Что я мог ответить им? Я говорил, мол, это импровизация…
Наступила очередная ночь моего дежурства – следующая после той, когда неведомо кто трижды громко стукнул в стеклянную дверь дворца. В заведенное уже для этого дела время – вскоре после 22 часов – уселся я за рояль, заранее предвкушая ту релаксацию, которую должно было принести мне уединенное музицирование.
В холле было полутемно. Свет я не зажигал. В некотором отдалении, возле окна, горой была сложена новая мебель, закупленная намедни дирекцией Дворца пионеров… Я уронил руки на клавиши, но сначала ничего путного у меня, как обычно, не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Поневоле поеживаешься, когда многочисленные контактные сообщения всей фактурой своей подводят к такой вот неутешительной мысли…
Может быть, некоторый свет на загадку "тонкого мира" пробьют показания других контактеров? Обратимся к ним.
В Ростове-на-Дону вместе с тридцатилетним Андреем Н. я просидел несколько ночей в засаде, поджидая незримых гостей с той помойки. Незадолго до нашей первой с ним встречи Андрей близко сошелся с членами ростовской секты адвентистов Седьмого дня и сильно увлекся их нетрадиционными религиозными идеями. Он категорически просил меня не указывать его фамилию, когда буду писать про случившееся с ним.
– Если мои духовные братья, адвентисты, узнают о том, что со мною якшалась нечистая сила, – пояснил он, – то мне тут же запретят посещать наши религиозные собрания.
Андрей любезно согласился составить подробный отчет о событиях, в которые оказался вовлеченным волею случая.
Человек с законченным высшим образованием, он самозабвенно занимался год за годом изучением религиозных вопросов, а работал где придется – грузчиком, сторожем, дворником. Материальная сторона жизни мало волновала его. В момент нашей с ним встречи он служил ночным сторожем в ростовском Дворце пионеров.
Вот его рассказ о странных происшествиях в том дворце, написанный Андреем собственноручно. Я ничего не прибавил к нему, ничего и не убавил. Я лишь навел на него сугубо стилистический лоск, как всегда и поступаю с сообщениями контактеров.
Итак, рассказывает Андрей:
– Первым забил тревогу сторож Анатолий, мой сменщик; мы с ним по очереди дежурили во дворце по ночам. Когда мы однажды встретились в бухгалтерии в день получки, он отвел меня в сторону и, округлив глаза, шепотом сообщил – мол, с недавних пор по второму этажу Дворца пионеров ходит ночью кто-то незримый, а в одной из комнат "слышны даже чьи-то голоса". Чьи?
Неизвестно. Комната всегда заперта на ключ – причем снаружи, а не изнутри.
Честно говоря, я не придал его рассказу особого значения, так как был Анатолий, по моему мнению, человеком неуравновешенным. Ну а старинное здание дворца с его высоченными залами и гулкими длинными коридорами было вполне приспособлено к тому, чтобы пугать человека с неустойчивой психикой, одиноко бродящего по нему по ночам.
Построенный в конце прошлого века, бывший банк Волго-Кам-ского товарищества, отданный под Дворец пионеров советской властью, при первом знакомстве с ним поражает обилием ночных звуков. Сложная строительная конструкция из широких мраморных лестниц, узких переходов, громадных залов, разноуровневого фойе и сводчатого, как в храме, гигантского холла образует собой нечто вроде резонатора, шумовой, я бы сказал, ловушки. Всякий наружный звук, попадая сюда, странным образом искажается и усиливается. Если троллейбус, к примеру, наезжает на улице в полуночной тиши на крышку люка в 100 метрах отсюда, то вы слышите мгновенное дребезжание той крышки, будто звякнула она под троллейбусными колесами рядом с вами. Бывший банк высится на главной улице города. Рядом разместился ресторан. Каждый вечер, каждую ночь по улице колобродят одни и те же звуки да шумы, проникая сквозь огромные стеклянные двери внутрь бывшего банка.
Ресторанное пение и пение автомобильных моторов. Грохот двигаемых во дворе ресторана мусорных баков. Стук каблуков об асфальт и разговоры прохожих… Все эти звуки, кажется, раздаются прямо внутри здания. Добавьте к ним треск и щелчки проседающих толстых стен, крики птиц и животных в пионерском "живом уголке" – и вы получите некоторое представление о какофонии, которая обрушивается на уши ночного сторожа, заступившего на дежурство. Не хочешь слушать, а все равно слушаешь.
Когда я стал служить в том здании полуночным охранником, то в первые ночи моих дежурств чутко прислушивался и изучал все эти многочисленные шумы. И лишь точно установив со временем происхождение каждого из них, перестал всякий раз вздрагивать, когда тот или иной "странный" треск, вскрик птицы в "живом уголке" или шорох достигал моих ушей.
Я умышленно подчеркиваю, что внимательно изучил звуки и вполне свыкся с ними, дабы с порога исключить всякие домыслы о слуховых галлюцинациях либо об игре моего воображения в обстоятельствах, про которые сейчас расскажу.
В одну из ночей, где-то ближе к рассвету, раздался вдруг громкий стук в парадную стеклянную дверь Дворца пионеров. Кто-то троекратно грохнул кулаком по ней. В тот момент я сидел за столом вахтера недалеко от двери и читал Библию. Услышав стук, я удивился, поскольку ему не предшествовали шаги припозднившегося прохожего на улице, а, по идее, должны были бы предшествовать. Я должен был расслышать их.
Озадаченный, подошел я к двери и, щелкнув замком, распахнул ее створки. На улице, пустынной в оба ее конца, никого не было. Я недоумевал: что все это значит? Кто стучал троекратно в дверь?
Бдения ночного охранника – штука скучнейшая. Время тянется медленно-медленно. Коротать долгие ночи помогали мне книги, а также старинный рояль фирмы "Беккер", стоявший в холле второго этажа. Надо вам тут сказать, что я никогда не учился в музыкальной школе и играть не умею – во всяком случае, в привычном смысле этого слова. Поэтому то, чем я по ночам занимался, сидя за роялем и нажимая пальцами на клавиши с отодранными костяными накладками, скорее следует назвать звуко-извлечением. Я произвольно касался клавиш подушечками пальцев, добиваясь одного – чтобы плывшие по зданию аккорды резонировали с моей душой.
Иногда поздним вечером забредали ко мне "на огонек" в пустой Дворец пионеров мои приятели. Так вот, те из них, кому доводилось слышать мою игру, спрашивали, что это за пьеса и кто композитор. Они отмечали какое-то, по их словам, особое умиротворяющее или, наоборот, тревожащее воздействие, которое испытывали, слушая мои "упражнения". Что я мог ответить им? Я говорил, мол, это импровизация…
Наступила очередная ночь моего дежурства – следующая после той, когда неведомо кто трижды громко стукнул в стеклянную дверь дворца. В заведенное уже для этого дела время – вскоре после 22 часов – уселся я за рояль, заранее предвкушая ту релаксацию, которую должно было принести мне уединенное музицирование.
В холле было полутемно. Свет я не зажигал. В некотором отдалении, возле окна, горой была сложена новая мебель, закупленная намедни дирекцией Дворца пионеров… Я уронил руки на клавиши, но сначала ничего путного у меня, как обычно, не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135