Я захлебнулся от злости и выдержал невольную паузу.
- А Герман Генрих Бультман, сэр, явил невообразимое хладнокровие, и просто процедил: si, senor, рог favor, senor. И уплыл, и никого не ухлопал! И я могу с уверенностью сказать, почему. Он хочет покарать не только скотину, орудовавшую кольтом, или парабеллумом, или чем там еще - а всю мразь, ответственную за то, что подобные гадины допускаются к таможенной службе! Гобернадорские власти неожиданно придали жизни Бультмана смысл и цель. Немец попросту применит опыт и навыки, полученные за много лет наемной службы. И раздавит существующий режим, точно жука навозного.
Спустя мгновение Мак произнес:
- Я не оправдываю таможенного произвола. Но смерть животного не должна влечь за собою кровавые перевороты!
Я вздохнул.
- Разумеется! "Это же всего-навсего собака шелудивая"... Но Бультман отнюдь не за собаку мстить вознамерился, будьте уверены, сэр. Немец не за старую суку расквитаться хочет - ей так либо иначе предстояло вскоре умереть.
- Чего же он добивается? - озадаченно спросил Мак.
- Отстаивает свое священное право иметь собаку и дать овчарке спокойно скончаться в урочный, природой предопределенный час, положив голову на колени хозяину.
- Весьма трогательно, Эрик, но тем не менее...
- За Бультманом, сэр, я не отправлюсь. Не хочу сказать, будто одобряю избранный им образ действий. Как вы справедливо подметили, речь идет о простом домашнем животном, и за гибель овчарки не должны платить головами сотни человеческих существ... Но повторяю: на месте Бультмана я, вероятно, поступил бы еще беспощадней. Как же прикажете выслеживать этого человека? Я на Дальнем Западе вырос, и еще в детстве накрепко усвоил: обидишь чужую лошадь или собаку - пеняй на себя. Пора бы всему человечеству понять это; и, если Бультман собирается преподать островитянам предметный урок хорошего обращения с меньшими братьями, препятствовать не хочу.
Мак начал зеленеть от злости.
- Угодно потребовать моей отставки, сэр?
Мак не проронил ни звука.
- Молчание - знак согласия. Надлежащее прошение очутится на вашем столе, как только будет напечатано одной из барышень-машинисток...
Глава 2
Я потрошил и натирал крупной солью подстреленного селезня, когда отрывисто взвыл автомобильный клаксон и подкатил грузовичок Берта Хэпгуда. Остановившись на ферме Берти, я решил проводить свободное время в охотничьих забавах: и отдых отличный, и жаркое на ужин обеспечено.
- Кажется, тебе повезло, - заметил Берт, соскакивая наземь. - Но давай-ка вернемся домой, приятель.
- Да ведь рано еще!
- Пожалуйста, - с нажимом повторил Берт, - вернемся домой.
В ярких лучах послеполуденного солнца большую машину, стоявшую подле веранды, было видно издалека.
Жена Берта, Дорина Хэпгуд, уже сбегала по ступенькам.
- Приехали гости, Мэтт, - промолвила она странным, напряженным голосом.
- Гости?
Я непроизвольно выдернул дробовик из чехла и принялся шарить в карманах, ища заряды. Коль скоро люди не поленились отыскать меня в эдакой глуши, встречать их с пустыми руками было бы опрометчиво. А на близком расстоянии утиная дробь лишь немногим уступает картечи.
Принужденно засмеявшись, Дорина сказала:
- Нет-нет... Ружья не понадобится... Но только, Мэтт... Предстоит услышать плохие новости. Пожалуйста, собери все силы...
Я уставился на Дорину, однако женщина не проронила ни слова больше. Миновав ее, я двинулся вверх по лестнице. Вид открывался чудный: вдали синел океан, отблескивали золотом прибрежные пески, но мне было вовсе не до эстетических наслаждений. Распахнув дверь, я проворно затворил ее за собою, держа дробовик наперевес.
В прихожей сидели две женщины: одна постарше, другая помоложе. В иное время юная особа привлекла бы внимание любого нормального мужчины, однако сейчас выглядела так, словно по ней прокатился грузовик средних размеров. Рука на перевязи, голова забинтована, лицо покрыто большими и маленькими кровоподтеками. Девушку я видел впервые, но спутницу ее признал немедля.
Ну их, пострадавших красоток. Я не был нормальным мужчиной. Я был мужем в отставке, нежданно-негаданно столкнувшимся с дамой, которая некогда числилась моею супругой.
- Здравствуй, Бет, - молвил я вполголоса. Бет поднялась, покуда я пересекал комнату, приближаясь к дивану.
- Мэтт...
Она сглотнула.
- Я... Я не могу... выговорить этого... Лучше прочитай сам. Вот...
Протянув мне газетный лист. Бет указала пальцем, что именно следует прочитать. Я зажал дробовик под мышкой и принялся изучать столбец, но краем глаза следил за незнакомкой. Хоть Эрик и ушел на честно заслуженный отдых, приобретенные навыки сделались, по сути, второй натурой...
Репортер повествовал об очередном террористическом акте. Флорида, Вест-Палм-Бич... В маленький ресторан "La Mariposa" метнули бомбу. Средь бела дня. Та-ак-с...
"При взрыве погибли: Эрнесто Бустаменте, живший в Вест-Палм-Бич, штат Флорида; Саймон и Роза Гринберги, жившие в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк; Мэттью Хелм-младший, живший в Олд-Сэйбруке, штат Коннектикут..."
Мак мог бы гордиться мною. Я ошалело соображал: моего сына, моего мальчика убила шайка подлюг-террористов... Но при этом не забывал пристально следить за неизвестной девицей.
Глава 3
Я переводил взгляд с газетной страницы на женщину, мужем которой числился много-много лет назад; потом снова смотрел на газету, затем - опять на Бет.
Бет не слишком изменилась. По-прежнему казалась опрятной, свежей и здоровой девицей из Новой Англии. Милой и очень, очень добропорядочной. До того добропорядочной, что развелась с мужем, употребившим старые военные навыки, дабы отбить у похитителей двухгодовалую дочь...
Чуть выше среднего роста. Бет была обладательницей пышных каштановых волос, где не замечалось ни единой седой пряди. Не могу сказать того же о собственной прическе. Фигура бывшей супруги оставалась тонкой, стройной, подтянутой; ноги, как и встарь, были точеными.
Синий твидовый костюм. Кашемировый джемпер того же цвета. И глаза тоже синие.
В том, как Бет уставилась на меня, было нечто гипнотическое. "Пожалуй, - подумал я, - старушка немного не в себе... Но кто был бы спокоен после такого?"
Разумеется, Бет уже давно перестала быть моей женой. Звали ее нынче Элизабет Логан, и числилась она дражайшей половиной Лоуренса Логана; однако между нами существовала связь, коей чете Логанов изведать уже не представлялось возможным.
Наш первенец.
Воспоминание о первом ребенке, лежавшем в колыбели.
После Мэттью, коль скоро вы не запамятовали, мы произвели на свет еще двоих и, так сказать, закоренели в деторождении; но ребенок, родившийся вначале, связывает вас нерушимо. Особенно, если вы столь же молоды и неопытны, сколь были в те далекие годы Бет и я.
Ничего не знаете о своем ребенке - ни вы, ни жена:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56