Не ходить же в одних чулках!
— Ни в коем случае. Этого не будет. Она подозрительно покосилась на меня.
— Вы хотите и меня убить, Мэтт? — спросила она, поколебавшись.
— Пока не решил, — сказал я. — Давайте присядем и спокойно обсудим ситуацию. Присаживайтесь на эту лодку.
Изобел провела рукой, чтобы удостовериться, что лодка чистая, и села. Я сел рядом. Она с подчеркнутой тщательностью стала выколачивать песок из туфель. Ветра, по сути дела, не было, лишь изредка налетал легкий бриз. На берегу в ряд отдыхало шесть парусных лодок, их мачты четко вырисовывались на фоне светлого песка. Выше светились огнями отель и терраса, на которой мы еще недавно сидели. Казалось, это был совсем иной мир. Изобел снова издала странный нервный смешок.
— Я не верю, что вы способны убить меня, мой милый Мэтт, — сказала она. — И мистера Пресмана вы тоже не убивали. Это вы просто пошутили.
— Ну да, — сказал я. — Я всегда так шучу. Нет ничего потешнее убийства. Вы бы посмотрели на него, то-то посмеялись бы. Лежит на кровати с каменным лицом, а на затылке след от укола. Он-то думал, что я просто усыплю его ненадолго. Умора! Вы не знаете, откуда у него возникли такие странные идеи, герцогиня?
— Может, я... — начала Изобел. Но я не дал ей продолжить.
— Вы бы просто померли со смеха, если бы увидели, как он переполошился, когда понял, что отдает Богу душу. В жизни не видел ничего подобного — последний раз я так смеялся, когда дядя Гектор упал с сенокосилки и она искромсала его в клочья.
— Мэтт, пожалуйста...
— А если покойники вас приводят в веселое настроение, чего стоит Ханохано. Тот, который прицепился к нам в аэропорту. Лежит в сахарном тростнике с двумя дырками в груди. Это я его немножко порезал ножиком. Всюду кровь! Очень смешно. Отличная шутка получилась. Жаль, вас там не было. Вы бы потешились на славу. — Я вздохнул и продолжал: — Но вообще-то мне жаль Ханохано. Как известно, на Гавайях живет три четверти миллиона человек, но всего десять тысяч из них коренные гавайцы. Еще немного, и от них не останется и следа. У меня теперь такое чувство, словно я застрелил редкого зверя из Красной книги. Но самое смешное не это. Когда я прибыл в Лахаину, там, у причалов, меня уже поджидал человек, который проявил ко мне огромный интерес. Он явно знал, что я там должен появиться. Но только откуда? Ведь об этом не знала ни одна живая душа, кроме вас.
— Мэтт, вы просто не понимаете, — с отчаянием начала она.
— Вы продали меня, Изобел, — сказал я другим, более жестким тоном. — Или вы с самого начала работали на Монаха? Ладно, это неважно. Короче, сегодня вы пошалили со мной в постели, потом заставили разговориться за выпивкой, — и продали с потрохами врагам. Я толком не знаю, кто вы, какую роль играете во всем этом и сколько вам удалось узнать, но вы не настолько глупы, чтобы не понимать, какое наказание грозит тому, кого застали вот так, на месте преступления...
— Позвольте мне объяснить...
— А что тут объяснять. Я убил двоих мужчин, против которых не имел ровным счетом ничего. Но они стояли на моем пути. Из-за этого у меня на душе легкая тяжесть. Повторяю, легкая. С вами я расправлюсь, и глазом не моргнув. Гавайцев сейчас на планете раз-два и обчелся, но зато лживых стерв хоть отбавляй. Как воробьи и голуби, они будут с нами всегда. Так что, киса, никто не станет горевать, если одной стервой сделается меньше. — Я помолчал, затем медленно продолжил: — С другой стороны, от вас мне может быть незначительная, но польза. Может, я рискну сохранить вам жизнь — на какое-то время, если вы будете молчать, если вы не дадите мне повода для беспокойства, если вы будете беспрекословно выполнять то, что я вам скажу. Никаких фокусов, никаких дискуссий. Ну, что скажете?
— Как же вы собираетесь меня использовать, Мэтт? — спросила Изобел. — Что вы со мной хотите сделать?
— Скажу, когда настанет время.
После недолгого молчания Изобел тяжело вздохнула:
— У меня невелик выбор. Ладно, я сделаю все, что вы мне скажете, Мэтт.
Я бросил на нее короткий взгляд и встал с лодки.
— Договорились. Теперь беритесь за один борт, а я за другой. Спустим ее на воду.
— Кого ее?
— Лодку! Какая непонятливая! Неужели, по-вашему, я и правда собирался возвращаться в Лахаину, где меня ждут люди по вашей наводке. Ну, давайте пошевеливайтесь. Мы плывем на Молокаи.
— Но это же безумие! До Молокаи много миль. Мы не доберемся до него в такой скорлупке.
— Ничего, — возразил я. — Полинезийцы приплыли сюда в выдолбленных бревнах из южной части Тихого океана. Если я не смогу доплыть на этом непотопляемом фибергласовом судне по проливу длиной в десять миль в хорошую летнюю погоду, мои предки-викинги отрекутся от меня.
Изобел поглядела на воду, потом на маленькое суденышко у наших ног. Плавать на нем было не намного сподручнее, чем на доске для серфинга. У шлюпки, правда, имелись мачта, руль, опускной киль, а также крошечный кокпит, куда можно было сунуть ноги, оставаясь на открытой палубе в буквально считанных дюймах от воды. На лице Изобел медленно стала появляться улыбка. Я совсем позабыл о том, что в ней жило озорство, которое и раньше порой давало о себе знать. Она закинула голову назад и рассмеялась.
— Вы сошли с ума, мой милый. Рехнулись. — От меня комментариев не требовалось, и я промолчал. Затем она сказала полувопросительно: — Я полагаю, переодеваться мне не придется.
Это также не требовало ответа, и я снова промолчал. Независимо от того, что я планировал — или говорил, что планирую, я ни за что не стал бы трудиться и отводить ее к лодкам незаметно для окружающих с тем, чтобы позволить ей вернуться к себе в номер, где вполне мог находиться кто-то еще, не говоря уже о фокусах, которые она могла выкинуть по пути. Она не дала мне повода проявлять излишнюю заботу о ней или ее туалетах, да и в конце концов, одежда была необходима в это время года? Ведь мы не собирались в арктическую экспедицию!
Изобел задумчиво оглядела себя, словно пытаясь понять, как она будет выглядеть пару часов спустя. Резким движением она бросила сумочку в лодку и наклонилась, подняв юбку так, что показались резинки от пояса. Правда, учитывая нынешнюю моду, слишком уж задирать юбку не пришлось. Вскоре она уже стояла и держала в руках чулки и туфли, избавившись от тех и других с быстротой неожиданной для дамы, которая совсем недавно сетовала на то, как трудно ходить по песку в чулках и на высоких каблуках.
Улыбочка, блуждавшая на се лице, говорила, что она еще мне покажет. К черту туалеты, говорила эта улыбка. Ты безумен, но я еще безумнее. У меня появилось странное ощущение, что она меня победила, только как и в чем, я не мог сказать.
— Я готова, шкипер, — сказала она.
— Бросьте ваши причиндалы в кокпит и за дело! Вдвоем мы стащили лодку в воду и стали толкать ее от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Ни в коем случае. Этого не будет. Она подозрительно покосилась на меня.
— Вы хотите и меня убить, Мэтт? — спросила она, поколебавшись.
— Пока не решил, — сказал я. — Давайте присядем и спокойно обсудим ситуацию. Присаживайтесь на эту лодку.
Изобел провела рукой, чтобы удостовериться, что лодка чистая, и села. Я сел рядом. Она с подчеркнутой тщательностью стала выколачивать песок из туфель. Ветра, по сути дела, не было, лишь изредка налетал легкий бриз. На берегу в ряд отдыхало шесть парусных лодок, их мачты четко вырисовывались на фоне светлого песка. Выше светились огнями отель и терраса, на которой мы еще недавно сидели. Казалось, это был совсем иной мир. Изобел снова издала странный нервный смешок.
— Я не верю, что вы способны убить меня, мой милый Мэтт, — сказала она. — И мистера Пресмана вы тоже не убивали. Это вы просто пошутили.
— Ну да, — сказал я. — Я всегда так шучу. Нет ничего потешнее убийства. Вы бы посмотрели на него, то-то посмеялись бы. Лежит на кровати с каменным лицом, а на затылке след от укола. Он-то думал, что я просто усыплю его ненадолго. Умора! Вы не знаете, откуда у него возникли такие странные идеи, герцогиня?
— Может, я... — начала Изобел. Но я не дал ей продолжить.
— Вы бы просто померли со смеха, если бы увидели, как он переполошился, когда понял, что отдает Богу душу. В жизни не видел ничего подобного — последний раз я так смеялся, когда дядя Гектор упал с сенокосилки и она искромсала его в клочья.
— Мэтт, пожалуйста...
— А если покойники вас приводят в веселое настроение, чего стоит Ханохано. Тот, который прицепился к нам в аэропорту. Лежит в сахарном тростнике с двумя дырками в груди. Это я его немножко порезал ножиком. Всюду кровь! Очень смешно. Отличная шутка получилась. Жаль, вас там не было. Вы бы потешились на славу. — Я вздохнул и продолжал: — Но вообще-то мне жаль Ханохано. Как известно, на Гавайях живет три четверти миллиона человек, но всего десять тысяч из них коренные гавайцы. Еще немного, и от них не останется и следа. У меня теперь такое чувство, словно я застрелил редкого зверя из Красной книги. Но самое смешное не это. Когда я прибыл в Лахаину, там, у причалов, меня уже поджидал человек, который проявил ко мне огромный интерес. Он явно знал, что я там должен появиться. Но только откуда? Ведь об этом не знала ни одна живая душа, кроме вас.
— Мэтт, вы просто не понимаете, — с отчаянием начала она.
— Вы продали меня, Изобел, — сказал я другим, более жестким тоном. — Или вы с самого начала работали на Монаха? Ладно, это неважно. Короче, сегодня вы пошалили со мной в постели, потом заставили разговориться за выпивкой, — и продали с потрохами врагам. Я толком не знаю, кто вы, какую роль играете во всем этом и сколько вам удалось узнать, но вы не настолько глупы, чтобы не понимать, какое наказание грозит тому, кого застали вот так, на месте преступления...
— Позвольте мне объяснить...
— А что тут объяснять. Я убил двоих мужчин, против которых не имел ровным счетом ничего. Но они стояли на моем пути. Из-за этого у меня на душе легкая тяжесть. Повторяю, легкая. С вами я расправлюсь, и глазом не моргнув. Гавайцев сейчас на планете раз-два и обчелся, но зато лживых стерв хоть отбавляй. Как воробьи и голуби, они будут с нами всегда. Так что, киса, никто не станет горевать, если одной стервой сделается меньше. — Я помолчал, затем медленно продолжил: — С другой стороны, от вас мне может быть незначительная, но польза. Может, я рискну сохранить вам жизнь — на какое-то время, если вы будете молчать, если вы не дадите мне повода для беспокойства, если вы будете беспрекословно выполнять то, что я вам скажу. Никаких фокусов, никаких дискуссий. Ну, что скажете?
— Как же вы собираетесь меня использовать, Мэтт? — спросила Изобел. — Что вы со мной хотите сделать?
— Скажу, когда настанет время.
После недолгого молчания Изобел тяжело вздохнула:
— У меня невелик выбор. Ладно, я сделаю все, что вы мне скажете, Мэтт.
Я бросил на нее короткий взгляд и встал с лодки.
— Договорились. Теперь беритесь за один борт, а я за другой. Спустим ее на воду.
— Кого ее?
— Лодку! Какая непонятливая! Неужели, по-вашему, я и правда собирался возвращаться в Лахаину, где меня ждут люди по вашей наводке. Ну, давайте пошевеливайтесь. Мы плывем на Молокаи.
— Но это же безумие! До Молокаи много миль. Мы не доберемся до него в такой скорлупке.
— Ничего, — возразил я. — Полинезийцы приплыли сюда в выдолбленных бревнах из южной части Тихого океана. Если я не смогу доплыть на этом непотопляемом фибергласовом судне по проливу длиной в десять миль в хорошую летнюю погоду, мои предки-викинги отрекутся от меня.
Изобел поглядела на воду, потом на маленькое суденышко у наших ног. Плавать на нем было не намного сподручнее, чем на доске для серфинга. У шлюпки, правда, имелись мачта, руль, опускной киль, а также крошечный кокпит, куда можно было сунуть ноги, оставаясь на открытой палубе в буквально считанных дюймах от воды. На лице Изобел медленно стала появляться улыбка. Я совсем позабыл о том, что в ней жило озорство, которое и раньше порой давало о себе знать. Она закинула голову назад и рассмеялась.
— Вы сошли с ума, мой милый. Рехнулись. — От меня комментариев не требовалось, и я промолчал. Затем она сказала полувопросительно: — Я полагаю, переодеваться мне не придется.
Это также не требовало ответа, и я снова промолчал. Независимо от того, что я планировал — или говорил, что планирую, я ни за что не стал бы трудиться и отводить ее к лодкам незаметно для окружающих с тем, чтобы позволить ей вернуться к себе в номер, где вполне мог находиться кто-то еще, не говоря уже о фокусах, которые она могла выкинуть по пути. Она не дала мне повода проявлять излишнюю заботу о ней или ее туалетах, да и в конце концов, одежда была необходима в это время года? Ведь мы не собирались в арктическую экспедицию!
Изобел задумчиво оглядела себя, словно пытаясь понять, как она будет выглядеть пару часов спустя. Резким движением она бросила сумочку в лодку и наклонилась, подняв юбку так, что показались резинки от пояса. Правда, учитывая нынешнюю моду, слишком уж задирать юбку не пришлось. Вскоре она уже стояла и держала в руках чулки и туфли, избавившись от тех и других с быстротой неожиданной для дамы, которая совсем недавно сетовала на то, как трудно ходить по песку в чулках и на высоких каблуках.
Улыбочка, блуждавшая на се лице, говорила, что она еще мне покажет. К черту туалеты, говорила эта улыбка. Ты безумен, но я еще безумнее. У меня появилось странное ощущение, что она меня победила, только как и в чем, я не мог сказать.
— Я готова, шкипер, — сказала она.
— Бросьте ваши причиндалы в кокпит и за дело! Вдвоем мы стащили лодку в воду и стали толкать ее от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50