– Я вернусь и принесу кое-какие флаконы. Чтобы защитить тебя, если смогу. Ты знаешь, что мы должны сделать. Если, конечно, ты мне веришь.
Отдать ему кровь и слезы. И оказаться во власти, которую имеют его кровь и его руки. Элейна пристально посмотрела ему в глаза: ее маленький Агустин, за которым она ухаживала, когда он кашлял; многочисленные болезни превратили его в очень хрупкий инструмент судьбы. Однако за детской внешностью скрывался мужчина.
– Конечно, я тебе верю. Я дам все, что потребуется. Послышался стук в дверь.
– Агустин!
Элейне ужасно не хотелось, чтобы он уходил.
– А что, если они не разрешат тебе навещать меня? – спросила она.
Они нарисуют ее покорность, но покорность – чему? Она содрогнулась.
Агустин поцеловал ее в щеку.
– Мы можем поступить так же, как в Чассериайо. Они не помешают нам общаться. Я тебе обещаю.
Дверь за ним захлопнулась, и ключ повернулся в замке.
* * *
На следующий день ей принесли бумагу, ручку и мел, но красок не дали. Пришли Святые Дни, и она в одиночестве ждала, пока закончится Диа Сола. Элейна рисовала ушедших, тех, кого она потеряла. Лейлу, своего друга и кузена Аллерио, Фелиппо, мертворожденного ребенка, младших близнецов – своих братьев, Северина, сыновей Лейлы. Все они умерли, но она их помнила. А вечером – наконец-то – к ней вместе со слугой, приносящим ужин, пришел Агустин. Он был бледен и сердит.
– Они запретили тебе навещать меня, – угадала она.
– Это сделал сам Андрее. – Агустин кивнул слуге, тот оставил поднос с ужином на столе и вышел в коридор, чтобы стеречь их, хотя и закрыл за собой дверь на ключ. – Я ненавижу их! Ненавижу за то, что они пытаются управлять мною!
– Мы нарисуем это, – она показала на угол комнаты, – и ты будешь посылать мне письма.
– Но ты не сможешь отвечать мне, если только не воспользуешься помощью слуг.
Она покачала головой.
– Это слишком рискованно.
Элейна стала шагать из одного конца комнаты в другой, это помогало ей думать.
– Ты в состоянии сделать так, чтобы на моем столе возникло письмо. Ты можешь слушать через рисунок. Тогда почему, – она нахмурилась, глядя на прекрасную картину Кабрала: Великая герцогиня Мечелла стояла перед рассыпанными у ее ног белыми ирисами, символизирующими Любовь, – почему я не могу говорить с тобой через написанную кровью картину, если у каждого из нас будет по совершенно одинаковому рисунку?
– В Фолио об этом ничего не сказано.
– А может быть, Фолио знает не про все на свете! – воскликнула Элейна, теряя терпение. – Эйха! Неужели все, кто обладает Даром, такие твердолобые? – Она вскинула вверх руки. – Ты можешь меня слышать через одну волшебную картину. А как насчет двух?
Агустин обдумывал слова сестры: он округлил глаза и начал покусывать пальцы, но вдруг спохватился, опустил голову.
– Две волшебные картины; в двух местах, соединенные друг с другом. Мне нужно подумать, Элейнита. – Затем он не выдержал и рассмеялся. – Это тебе следовало иметь Дар. Ты бы моментально стала Премиа Сорейа.
Слуга просунул в дверь голову.
– Мастер Агустин, я больше не могу ждать…
– Да, – нетерпеливо отозвался юноша.
Он быстро поцеловал Элейну и убежал, полностью захваченный мыслями о новом эксперименте.
Элейна села за стол и подробно нарисовала все четыре угла своей комнаты.
На следующий день наступил Херба эй Ферро. Снова появился Агустин – на этот раз он принес незаконченный портрет Элейны, сделанный акварельными красками, – и снова слуга остался на страже у двери.
– Я принес линцет, – сказал Агустин, – и флаконы, в которые нужно собрать твою кровь, слезы и слюну. Ты доверишься мне?
– Конечно! – Она незаметно протянула ему четыре лучших рисунка своей комнаты. – Вот что я успела сделать.
Августин прикусил палец. На нем сегодня был серый строгий сюртук и жилет с черной окантовкой, подходящий для Пенитенссии. Сама Элейна была в платье с высокой талией, которое привезла с собой, а ее служанка пришила к нему черные ленточки.
– О чем ты думаешь? – встревоженно спросила Элейна, глядя на Агустина.
Он немного замялся, а потом подошел к мольберту, где стоял ее портрет.
– Ты самая одаренная из всех нас, Элейна, но никто не пробовал испытать тебя.
– Я женщина, а значит, не могу иметь Дар.
– Почему ты так в этом уверена? – В его глазах появилось странное выражение, как будто перед Элейной стоял иной, пугающе незнакомый Агустин. Неужели он стал бы таким, если б не его слабое здоровье? – Ты должна попробовать!
Матра эй Фильхо! Разве тот факт, что все лучшие художники Грихальва обладают Даром, не является истинным? Почему бы и нет? Она затаила дыхание. Если бы…
– Разреши мне попробовать, – взмолился он.
В ответ Элейна стерла со щеки набежавшую слезу и молча кивнула.
Агустин нагрел ланцет в пламени свечи. Элейна не стала закрывать глаза, а смотрела, как он делает надрез у нее на руке. Лезвие обжигало, но кровь потекла, словно что-то обещая. Кистью Агустин нанес ее свежую кровь на плечо портрета, а потом сильно нажал лезвием, продавив краску до самой бумаги.
Вскрикнул от боли, прижав руку к своему плечу. Когда он отнял руку, по плечу, под рубашкой стекала тонкая струйка крови.
Но Элейна не почувствовала ничего. Она медленно опустилась в кресло. Брызнули обжигающие слезы. У нее нет Дара!
– Проклятие! – выругался Агустин.
Она подняла глаза и увидела, что он плачет. Не от боли. Именно в этот момент Элейна перестала надеяться на то, что она обладает Даром. Более того – он ей и не нужен. У нее есть Луса, и она последует за ней.
Кончилось тем, что теперь она утешала Агустина.
* * *
Утро Диа Фуэга выдалось тихим и зловещим. В комнату Элейны проникал запах дыма. Диониса вошла вместе со слугой, тот принес свежие булочки и чай.
Как обычно, мать не скрывала раздражения.
– Кабрал хочет тебя навестить.
– Присядь, мама! Неужели ты не устаешь от бесконечной ходьбы взад и вперед?
– Кто бы мог подумать, что у меня будет такая дочь! – Но тут в комнату вошел Кабрал, и она замолчала. – Кабрал! Беатрис!
Беатрис в безукоризненном утреннем пеньюаре из белого батиста, с орнаментом из золотых солнц ворвалась в комнату, будто сверкающий луч света, будто согревающее пламя.
– Мама, ты сегодня особенно красива, как, впрочем, и всегда. Если бы у меня была такая же талия, но увы… – Она поцеловала мать и повернулась к Элейне. – Эйха, Элейна! Ты просто ужасно выглядишь. Это никуда не годится. Ты пойдешь со мной. Мы немедленно отправляемся в Палассо Веррада. А уж там я позабочусь о твоем внешнем виде.
– Что здесь происходит? – потребовала ответа Диониса, но несколько отвлеклась на собственную талию, она машинально стала ее поглаживать. Талия действительно выглядела прекрасно, поскольку Диониса продолжала носить старомодные корсеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99