Здесь все сохранилось таким, каким было пятьдесят, а может быть, и семьдесят лет назад. Пыли было даже больше, чем в квартире топ-модели: казалось, весь пол в прихожей устлан серыми ворсистыми одеялами. Квестор переступил порог – подошва утонула в рыхлой моховой серости, и пыльное облачко раздраженно взметнулось к коленям, золотистая перхоть затанцевала в желтом лучике фонаря.
Когда квестор перешагивал порог, он очень ясно почувствовал, что именно здесь, в этом древнем жилище на четвертом этаже, скрывается главная тайна, невероятная разгадка дома-призрака в Тупике Гуманизма. Фонарик заметался, безуспешно пытаясь разогнать затхлый сумрак в прихожей, квестор пошатнулся и задел плечом что-то хрупкое и тощее, с шорохом рассыпавшееся и зазвеневшее по полу. Квестор успел отшатнуться – это был античный торшер работы скандинавских мастеров знаменитой артели ИКЕА, неловкое старомодное сооружение из алюминия и гофрированной бумаги. Квестор видел точно такой в музее антропологии и истории. Он вдруг почувствовал себя в роли Индианы Джонса, отважного расхитителя пирамид, о котором в детстве рассказывал воспитатель в дошкольном питомнике.
Луч фонарика пополз по стене, выкрадывая у темноты круглый фрагмент доисторических моющихся обоев, на которых еще различимы грубые изображения древних предметов утвари – чаш, скребков и сосудов с загадочной надписью «Beer». Квестор повел головой вбок – светлый круг на стене переместился на пожелтевший плакат с портретом неведомого божества в очках, с немного сумасшедшими глазами. Поверх портрета виднелся более поздний рисунок неизвестного художника, талантливо передавшего в нескольких чертах фрагмент мужского тела. Рисунок сопровождался корявой подписью, имевшей, очевидно, ритуальный смысл.
Квестору стало не по себе. Он не любил древнюю магию и всегда отказывался от дел, связанных с расследованием ритуальных убийств и прочих иррационально мотивированных преступных актов. Неужели права черноротая экстрасенсорка Присцилла: в доме попросту безобразничают колдуны?
На всякий случай, квестор наскоро срисовал надпись, быстро водя пальцем по экранчику на браслете: «G ATE SMOTHERFUKER».
Надпись, кажется, поддается расшифровке: «SMO» – это общепринятое сокращение, маркировка региона «Южная Москва». «The RF» – древнее, конца XX века, обозначение российской государственности. Если допустить, что «G» означает «God», то получается нечто весьма зловещее: божество (очевидно, именно то, которое изображено на плакате) «пожрало Южную Москву, Российскую Федерацию, Соединенное Королевство, Европейскую Республику»… Порфирий вздрогнул. Кстати припомнил, что Тупик Гуманизма, как и весь район Новое Филадельфиево – часть Южной Москвы!
Он почувствовал, что в принципе обнаруженного вполне достаточно для того, чтобы смело вызывать подкрепление. Да. Здесь назревает нечто серьезное, похожее на психогенное проклятие глобального масштаба…
Квестор уже повернулся к выходу, но вдруг… замер. Луч фонаря мимоходом высветил еще один плакат, налепленный на внутреннюю сторону входной двери. Порфирий Литот сразу узнал его. Антикварная редкость, подлинный шедевр, за который коллекционеры выкладывают бешеные суммы… На плакате была изображена пятилетняя девочка с тесаком в руке и кривой ухмылкой на веснушчатой роже. Да, это он и есть. Раритетный рекламный постер компьютерной игры «Дерьмовочка в Зазеркалье», выпущенной российской студией «Бяка Перфомансиз» в 2008 году. Создателям этой игры впервые в человеческой истории удалось создать виртуальных персонажей, чьи «тела» были точной копией человеческого организма. Когда персонажу вспарывали живот, кишки на экране были абсолютно таких же цветов и размеров, как у настоящего, живого homo sapiens! Хоть анатомию изучай, не отходя от компьютера.
Квестор Порфирий Литот понял, что нет, он не в силах уйти из этого дома. Не может оставить эту сокровищницу древних артефактов на растерзание штурмовиков. Пусть он пострадает от древней магии, но зато… сможет прикоснуться к драгоценностям, которыми, очевидно, набито это мрачное запыленное жилище!
Задыхаясь и досадуя на собственное сердце, грохотавшее в груди как сумасшедший колокол, следователь двинулся вперед по гулкому коридору – по узенькой тропке, проложенной среди руин и обломков древнего быта. Почерневшие, будто выжженные изнутри книжные шкафы угрожающе нависли над тропой, прогнившие антресоли обнажили внутренности треснувших утроб, угрожая обрушить содержимое на голову незваного гостя. Здесь и там кратко потрескивала ветхая электропроводка, снопы бело-голубых искр озаряли полумрак, обдавая жаром и запахом гари.
Квестор осознавал, что жизнь его висит на волоске. Один неверный шаг в сторону от тропы – и отсыревший фолиант, обрушившийся с верхней полки, тяжко падая, треща страницами и роняя в полете пожелтелые листы, увлечет за собой многие другие тома, увесистые, набухшие от влаги – и, будто камнепад, все это обрушится на голову. А потом квестора найдут здесь, задохнувшегося от пыли, с размозженной головой, погребенного под горой древних книг, изъеденного книжными червями и крысами…
Вот и первая дверь, оклеенная полуистлевшими фотообоями с изображением неведомой красавицы, облаченной по моде XX века в удивительно строгий, совершенно непрозрачный купальный костюм. К счастью, Литот вовремя заметил на двери небольшую табличку с загадочными письменами: две литеры. Первая напоминала фрагмент биржевого графика, а точнее – два угломера, обращенные остриями кверху и размещенные один подле другого – в результате получилось весьма похоже на схему созвездия Кассиопея. Вторая литера воспроизводила полумесяц, обращенный рожками на восток.
Ритуальные символы, осознал квестор. Внутренний голос подсказывал: это ловушка. Квестор доверял своему чутью: так и не решившись зайти в самую первую комнату, он сделал еще несколько крадущихся шагов по коридору и остановился у следующей двери. Дверь во вторую комнату была приоткрыта.
Он выдвинулся из-за косяка, выставляя руку с «сундуком». Оставалось телько надеяться на то, что комната не запечатана каким-нибудь средневековым проклятием, защищающим от незваных гостей…
Судя по всему, это было техническое помещение: возможно, здесь когда-то жили рабы, обслуживавшие хозяина дома. Горы керамической посуды возвышались чуть не до потолка, полуистлевшие тряпицы с вегетативным орнаментом свешивались с грубых цельнометаллических гвоздей. Квестор опасливо покосился на почерневший нож, валявшийся в металлической раковине – не ритуальный ли часом? Перешагнул груду черепков на полу и – луч фонарика уперся в гладкую голубоватую поверхность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Когда квестор перешагивал порог, он очень ясно почувствовал, что именно здесь, в этом древнем жилище на четвертом этаже, скрывается главная тайна, невероятная разгадка дома-призрака в Тупике Гуманизма. Фонарик заметался, безуспешно пытаясь разогнать затхлый сумрак в прихожей, квестор пошатнулся и задел плечом что-то хрупкое и тощее, с шорохом рассыпавшееся и зазвеневшее по полу. Квестор успел отшатнуться – это был античный торшер работы скандинавских мастеров знаменитой артели ИКЕА, неловкое старомодное сооружение из алюминия и гофрированной бумаги. Квестор видел точно такой в музее антропологии и истории. Он вдруг почувствовал себя в роли Индианы Джонса, отважного расхитителя пирамид, о котором в детстве рассказывал воспитатель в дошкольном питомнике.
Луч фонарика пополз по стене, выкрадывая у темноты круглый фрагмент доисторических моющихся обоев, на которых еще различимы грубые изображения древних предметов утвари – чаш, скребков и сосудов с загадочной надписью «Beer». Квестор повел головой вбок – светлый круг на стене переместился на пожелтевший плакат с портретом неведомого божества в очках, с немного сумасшедшими глазами. Поверх портрета виднелся более поздний рисунок неизвестного художника, талантливо передавшего в нескольких чертах фрагмент мужского тела. Рисунок сопровождался корявой подписью, имевшей, очевидно, ритуальный смысл.
Квестору стало не по себе. Он не любил древнюю магию и всегда отказывался от дел, связанных с расследованием ритуальных убийств и прочих иррационально мотивированных преступных актов. Неужели права черноротая экстрасенсорка Присцилла: в доме попросту безобразничают колдуны?
На всякий случай, квестор наскоро срисовал надпись, быстро водя пальцем по экранчику на браслете: «G ATE SMOTHERFUKER».
Надпись, кажется, поддается расшифровке: «SMO» – это общепринятое сокращение, маркировка региона «Южная Москва». «The RF» – древнее, конца XX века, обозначение российской государственности. Если допустить, что «G» означает «God», то получается нечто весьма зловещее: божество (очевидно, именно то, которое изображено на плакате) «пожрало Южную Москву, Российскую Федерацию, Соединенное Королевство, Европейскую Республику»… Порфирий вздрогнул. Кстати припомнил, что Тупик Гуманизма, как и весь район Новое Филадельфиево – часть Южной Москвы!
Он почувствовал, что в принципе обнаруженного вполне достаточно для того, чтобы смело вызывать подкрепление. Да. Здесь назревает нечто серьезное, похожее на психогенное проклятие глобального масштаба…
Квестор уже повернулся к выходу, но вдруг… замер. Луч фонаря мимоходом высветил еще один плакат, налепленный на внутреннюю сторону входной двери. Порфирий Литот сразу узнал его. Антикварная редкость, подлинный шедевр, за который коллекционеры выкладывают бешеные суммы… На плакате была изображена пятилетняя девочка с тесаком в руке и кривой ухмылкой на веснушчатой роже. Да, это он и есть. Раритетный рекламный постер компьютерной игры «Дерьмовочка в Зазеркалье», выпущенной российской студией «Бяка Перфомансиз» в 2008 году. Создателям этой игры впервые в человеческой истории удалось создать виртуальных персонажей, чьи «тела» были точной копией человеческого организма. Когда персонажу вспарывали живот, кишки на экране были абсолютно таких же цветов и размеров, как у настоящего, живого homo sapiens! Хоть анатомию изучай, не отходя от компьютера.
Квестор Порфирий Литот понял, что нет, он не в силах уйти из этого дома. Не может оставить эту сокровищницу древних артефактов на растерзание штурмовиков. Пусть он пострадает от древней магии, но зато… сможет прикоснуться к драгоценностям, которыми, очевидно, набито это мрачное запыленное жилище!
Задыхаясь и досадуя на собственное сердце, грохотавшее в груди как сумасшедший колокол, следователь двинулся вперед по гулкому коридору – по узенькой тропке, проложенной среди руин и обломков древнего быта. Почерневшие, будто выжженные изнутри книжные шкафы угрожающе нависли над тропой, прогнившие антресоли обнажили внутренности треснувших утроб, угрожая обрушить содержимое на голову незваного гостя. Здесь и там кратко потрескивала ветхая электропроводка, снопы бело-голубых искр озаряли полумрак, обдавая жаром и запахом гари.
Квестор осознавал, что жизнь его висит на волоске. Один неверный шаг в сторону от тропы – и отсыревший фолиант, обрушившийся с верхней полки, тяжко падая, треща страницами и роняя в полете пожелтелые листы, увлечет за собой многие другие тома, увесистые, набухшие от влаги – и, будто камнепад, все это обрушится на голову. А потом квестора найдут здесь, задохнувшегося от пыли, с размозженной головой, погребенного под горой древних книг, изъеденного книжными червями и крысами…
Вот и первая дверь, оклеенная полуистлевшими фотообоями с изображением неведомой красавицы, облаченной по моде XX века в удивительно строгий, совершенно непрозрачный купальный костюм. К счастью, Литот вовремя заметил на двери небольшую табличку с загадочными письменами: две литеры. Первая напоминала фрагмент биржевого графика, а точнее – два угломера, обращенные остриями кверху и размещенные один подле другого – в результате получилось весьма похоже на схему созвездия Кассиопея. Вторая литера воспроизводила полумесяц, обращенный рожками на восток.
Ритуальные символы, осознал квестор. Внутренний голос подсказывал: это ловушка. Квестор доверял своему чутью: так и не решившись зайти в самую первую комнату, он сделал еще несколько крадущихся шагов по коридору и остановился у следующей двери. Дверь во вторую комнату была приоткрыта.
Он выдвинулся из-за косяка, выставляя руку с «сундуком». Оставалось телько надеяться на то, что комната не запечатана каким-нибудь средневековым проклятием, защищающим от незваных гостей…
Судя по всему, это было техническое помещение: возможно, здесь когда-то жили рабы, обслуживавшие хозяина дома. Горы керамической посуды возвышались чуть не до потолка, полуистлевшие тряпицы с вегетативным орнаментом свешивались с грубых цельнометаллических гвоздей. Квестор опасливо покосился на почерневший нож, валявшийся в металлической раковине – не ритуальный ли часом? Перешагнул груду черепков на полу и – луч фонарика уперся в гладкую голубоватую поверхность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98