А кто-то из моряков добавил, что имперцам еще'повезло, раз во время штиля возле Ар-и-Дифа не встретились с кархарадоном — огромной акулой, самым страшным хищником, обитавшим в тех местах. Кархарадоны любили как раз такие теплые и спокойные воды, где всегда можно поживиться чем-нибудь, а в выборе пищи они были неприхотливы — им было все равно на что нападать: на большой косяк рыбы, на стаю афалин или на фисалиса. С равным успехом они крушили своими зубами, достигавшими длины локтя, панцири гигантских черепах-бисс и рвали щупальца гигантских спрутов. Размерами кархарадоны сравнимы со средними фисалисами, но опасность они представляют гораздо большую, так как стремительны и коварны и не боятся, кажется, ничего на свете. Возможно, даже самого Великого Морского Змея…
Кархарадона они тогда действительно, слава всем Богам, не встретили, но во время недельного штиля им довелось наблюдать диковины иного рода, и они были порождением не Великого Неизведанного Океана, а не менее таинственной и неизведанной Жуткой Пустыни.
За Оконечным мысом, от которого берег Ар-и-Диф начал забирать к северо-востоку, они попали в длительный штиль — и было это пострашнее шторма. Долгие две недели ленивое течение тащило их в открытый Океан, и паруса даже не шелохнулись, а воздух был таким горячим и влажным, что дышать им было невыносимо. Матросы купались в теплой пересоленной воде, не приносящей никакого облегчения от парной жары стоячего воздуха, зато приносящей немало хлопот — вокруг так и крутились коварные акулы, и как ни старались быть осторожными люди, двое все-таки погибли от их острых зубов и еще несколько получили увечья. Но от вынужденного безделья не спасало даже вышивание цветастых ковриков и попытки удить редкую здесь рыбу и бить острогой мелких акул. Свежая рыба была единственным, что вносило хоть какое-то разнообразие в скудный рацион: из овощей осталась лишь перекисшая капуста, солонина кончалась, а в сухарях завелись черви; вода же испортилась уже давно и не оставалось вина, чтобы хоть как-то отбить ее вкус. И почти каждый день, пока они не минули его, черный берег Ар-и-Диф посылал им всевозможные миражи. Поначалу появление в небе или прямо над водой невиданных пейзажей, неведомых чудовищ и прочих чудес вызвало у утомленных долгим путем и голодом людей разные и противоречивые чувства — от религиозного экстаза до немногих, к счастью, попыток самоубийства.
Сабик прекрасно помнил, как ему самому стало страшно, когда на второй день штиля прямо над зеркальной гладью воды в стороне от берега воздух заструился, замутнел, и вдруг в нем стали проявляться странные фигуры… Где-то вдали, над линией горизонта высоко в небе появился огромный элефант, не тускло-серый, как в императорском зоопарке, а снежно-белый, огромный, на многосуставчатых, утончающихся книзу ногах; справа от него и, казалось, ближе к кораблю два громадных желто-полосатых зверя, оскалив зубастые пасти, вырывались из недр словно взорвавшегося кроваво-красного плода какого-то растения, а непосредственно перед носом судна над водой парил как будто вырванный откуда-то кусок земли, над которым в позе спящей богини возлежала прекрасная обнаженная женщина: сильное тело, гибко изогнувшись каждой линией, лежало прямо в воздухе над короткой зеленой травой; лица ее видно не было — запрокинутая голова покоилась на сгибе локтя, и в этот локоть был направлен тоже парящий в текучем воздухе странного вида аркебузет с пристегнутым к его стволу тонким трехгранным багинетом, концом почти касавшимся гладкой бархатистой кожи…
Сабик до сих пор отчетливо видел внутренним взором все эти детали и мог бы воспроизвести их на полотне, если бы обладал даром художника — так реально и зримо было видение миража. Капитан Гиеди, обладавший чем-то на сей дар похожим, нарисовал уже здесь, в Таласе, по его просьбе картину, и, на взгляд Сабика, она вполне соответствовала увиденному. Казалось, он даже слышит, как жужжит маленькое насекомое, летая вокруг еще одного плода, висящего в воздухе рядом с фигурой спящей женщины…
Потом они много видели еще странного и необычного, но это первое видение поразило всех до глубины души. Кто-то пытался толковать увиденное, кто-то считал это предзнаменованием, а кто-то плодом собственного воспаленного воображения. Но вскоре это стало привычным явлением, и некоторые даже заключали пари, что сегодня им покажет Ар-и-Диф.
…Когда наконец подул ветер,-шкипер Нод повел «Данаб» на север, не доверяя компасу, а ориентируясь только по небесным светилам; компасу в этом проклятом море доверять было невозможно — в иной день он вертелся как заведенный. Так или иначе, но Нод, ориентируясь по солнцу и звездам, из-за плохой погоды и сильных течений вместо севера шел фактически на северо-восток и вышел как раз к островам Ботис.
Уже здесь князь Сабик услыхал от Батена Кайтоса такую байку: если взять семилетнего таласского мальчишку, предки которого были навигаторами на протяжении семи поколений, завязать ему глаза, залепить уши воском и запереть в яшик, ящик поместить глубоко в трюм, а потом посреди океана выташить его оттуда, поставить на палубе, воск вынуть, а глаза оставить завязанными и спросить: «А ну, малыш, как отсюда дойти до твоего дома?», то — что вы думаете? — конечно, он приведет судно прямо к своему порогу. На что шкипер Нод проворчал, что он не какой-то там мальчишка, его учили ходить по приборам и ориентироваться по звездам, а дед его был не шкипером, а простым конюхом.
На островах Ботис они прожили несколько месяцев, а когда из Таласа прибыл катамаран с новым пополнением колонии и настало время решать — оставаться ли на островах или плыть в Талас, в команде беженцев возник раскол, который был вообще-то предрешен с самого начала.
Моряков, большинство которых были выходцами из Кхамба-лии, таласары с самого начала приняли менее сдержанно, чем остальных — видимо, свою роль сыграло воспоминание о своих легендарных предках, которые пришли на Отмели вместе с Ка-мелопардалисом именно из Кхамбалии, и поэтому, когда им было предложено остаться на островах и тем более сохранить без изменения экипдж отремонтированного и вполне пригодного к плаванию «Данаба», который предполагалось использовать для разведки архипелага наравне с остающимся с экспедицией «Ушком», практически все прибывшие с князем моряки не смогли найти в себе сил отказаться от этого заманчивого предложения колониальной администрации. Сабику, которому о решении команды сообщил лично шкипер Нод, ничего не оставалось, как молча кивнуть. Тем более что его, собственно, никто и не спрашивал — его просто ставили в известность. Сам князь, его офицеры и немногие оставшиеся с ними солдаты отправились в Талас со «Спрутом-Громовержцем», полностью положившись на благосклонность и гостеприимство княгини Сагитты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Кархарадона они тогда действительно, слава всем Богам, не встретили, но во время недельного штиля им довелось наблюдать диковины иного рода, и они были порождением не Великого Неизведанного Океана, а не менее таинственной и неизведанной Жуткой Пустыни.
За Оконечным мысом, от которого берег Ар-и-Диф начал забирать к северо-востоку, они попали в длительный штиль — и было это пострашнее шторма. Долгие две недели ленивое течение тащило их в открытый Океан, и паруса даже не шелохнулись, а воздух был таким горячим и влажным, что дышать им было невыносимо. Матросы купались в теплой пересоленной воде, не приносящей никакого облегчения от парной жары стоячего воздуха, зато приносящей немало хлопот — вокруг так и крутились коварные акулы, и как ни старались быть осторожными люди, двое все-таки погибли от их острых зубов и еще несколько получили увечья. Но от вынужденного безделья не спасало даже вышивание цветастых ковриков и попытки удить редкую здесь рыбу и бить острогой мелких акул. Свежая рыба была единственным, что вносило хоть какое-то разнообразие в скудный рацион: из овощей осталась лишь перекисшая капуста, солонина кончалась, а в сухарях завелись черви; вода же испортилась уже давно и не оставалось вина, чтобы хоть как-то отбить ее вкус. И почти каждый день, пока они не минули его, черный берег Ар-и-Диф посылал им всевозможные миражи. Поначалу появление в небе или прямо над водой невиданных пейзажей, неведомых чудовищ и прочих чудес вызвало у утомленных долгим путем и голодом людей разные и противоречивые чувства — от религиозного экстаза до немногих, к счастью, попыток самоубийства.
Сабик прекрасно помнил, как ему самому стало страшно, когда на второй день штиля прямо над зеркальной гладью воды в стороне от берега воздух заструился, замутнел, и вдруг в нем стали проявляться странные фигуры… Где-то вдали, над линией горизонта высоко в небе появился огромный элефант, не тускло-серый, как в императорском зоопарке, а снежно-белый, огромный, на многосуставчатых, утончающихся книзу ногах; справа от него и, казалось, ближе к кораблю два громадных желто-полосатых зверя, оскалив зубастые пасти, вырывались из недр словно взорвавшегося кроваво-красного плода какого-то растения, а непосредственно перед носом судна над водой парил как будто вырванный откуда-то кусок земли, над которым в позе спящей богини возлежала прекрасная обнаженная женщина: сильное тело, гибко изогнувшись каждой линией, лежало прямо в воздухе над короткой зеленой травой; лица ее видно не было — запрокинутая голова покоилась на сгибе локтя, и в этот локоть был направлен тоже парящий в текучем воздухе странного вида аркебузет с пристегнутым к его стволу тонким трехгранным багинетом, концом почти касавшимся гладкой бархатистой кожи…
Сабик до сих пор отчетливо видел внутренним взором все эти детали и мог бы воспроизвести их на полотне, если бы обладал даром художника — так реально и зримо было видение миража. Капитан Гиеди, обладавший чем-то на сей дар похожим, нарисовал уже здесь, в Таласе, по его просьбе картину, и, на взгляд Сабика, она вполне соответствовала увиденному. Казалось, он даже слышит, как жужжит маленькое насекомое, летая вокруг еще одного плода, висящего в воздухе рядом с фигурой спящей женщины…
Потом они много видели еще странного и необычного, но это первое видение поразило всех до глубины души. Кто-то пытался толковать увиденное, кто-то считал это предзнаменованием, а кто-то плодом собственного воспаленного воображения. Но вскоре это стало привычным явлением, и некоторые даже заключали пари, что сегодня им покажет Ар-и-Диф.
…Когда наконец подул ветер,-шкипер Нод повел «Данаб» на север, не доверяя компасу, а ориентируясь только по небесным светилам; компасу в этом проклятом море доверять было невозможно — в иной день он вертелся как заведенный. Так или иначе, но Нод, ориентируясь по солнцу и звездам, из-за плохой погоды и сильных течений вместо севера шел фактически на северо-восток и вышел как раз к островам Ботис.
Уже здесь князь Сабик услыхал от Батена Кайтоса такую байку: если взять семилетнего таласского мальчишку, предки которого были навигаторами на протяжении семи поколений, завязать ему глаза, залепить уши воском и запереть в яшик, ящик поместить глубоко в трюм, а потом посреди океана выташить его оттуда, поставить на палубе, воск вынуть, а глаза оставить завязанными и спросить: «А ну, малыш, как отсюда дойти до твоего дома?», то — что вы думаете? — конечно, он приведет судно прямо к своему порогу. На что шкипер Нод проворчал, что он не какой-то там мальчишка, его учили ходить по приборам и ориентироваться по звездам, а дед его был не шкипером, а простым конюхом.
На островах Ботис они прожили несколько месяцев, а когда из Таласа прибыл катамаран с новым пополнением колонии и настало время решать — оставаться ли на островах или плыть в Талас, в команде беженцев возник раскол, который был вообще-то предрешен с самого начала.
Моряков, большинство которых были выходцами из Кхамба-лии, таласары с самого начала приняли менее сдержанно, чем остальных — видимо, свою роль сыграло воспоминание о своих легендарных предках, которые пришли на Отмели вместе с Ка-мелопардалисом именно из Кхамбалии, и поэтому, когда им было предложено остаться на островах и тем более сохранить без изменения экипдж отремонтированного и вполне пригодного к плаванию «Данаба», который предполагалось использовать для разведки архипелага наравне с остающимся с экспедицией «Ушком», практически все прибывшие с князем моряки не смогли найти в себе сил отказаться от этого заманчивого предложения колониальной администрации. Сабику, которому о решении команды сообщил лично шкипер Нод, ничего не оставалось, как молча кивнуть. Тем более что его, собственно, никто и не спрашивал — его просто ставили в известность. Сам князь, его офицеры и немногие оставшиеся с ними солдаты отправились в Талас со «Спрутом-Громовержцем», полностью положившись на благосклонность и гостеприимство княгини Сагитты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144