Никто не приказал ему остановиться. Никто не видел его побега. Они все сидели за своими портьерами, строя планы и плетя интриги. В такую ночь никто из них не высунет на улицу и носа.
Калами хотелось смеяться. Отталкиваясь от земли то одним, то другим концом шеста, он заскользил по снегу на деревянных лыжах с легкостью, немыслимой для движения по твердой земле.
О, конечно, даже в лунном свете любой, кто приглядится, увидит, в какую он ушел сторону. Но сколько времени потребуется для того, чтобы смастерить подобное приспособление и снарядить погоню? Снег слишком глубок для лошадей, а оленей здесь не держали: олени — это для крестьян или туукосцев. Крепостного вала вокруг дворца тоже не было. На этом настоял дед Медеан. Это ведь дворец, а не крепость, сказал он. И отстроил Выштавос как символ защищенности и спокойствия империи, которая не боится вторжения врагов. Если бы не кичливая самоуверенность этого правителя, путь Калами могла бы преградить сторожевая вышка с лучником. Но поскольку обстоятельства сложились иначе, путь его был чист, ветер свистел в ушах, а лыжи скрипели по снегу.
Калами улыбнулся под шелковой маской, и ночь поглотила его.
Глава 17
Когда слуги препроводили Микеля в его покои, они обнаружили там Ананду. Она стояла возле очага, ее роскошное церемониальное платье и императорская корона сияли в нежных лепестках пламени.
— Благодарю вас, — произнесла Ананда, когда обескураженные люди упали на колени. Все, кроме Микеля. Его, как всегда, рассеянный и отсутствующий взгляд беспокойно метался по комнате туда-сюда в вечных бесплодных поисках. — Все свободны. Я сама уложу мужа в постель.
Но старший слуга, на чье особое положение указывали золотой воротничок и пояс, нарушив правила придворного этикета, встал в присутствии императрицы. Он не был похож на тех нахалов, которые мучили Микеля в Портретном зале, это был настоящий слуга — верный и преданный своему императору.
«И следовательно, склонный думать обо мне самое худшее, поскольку во мне он видит причину всех бед — и своих, и своего господина».
— Простите, Ваше Императорское Величество, — возразил слуга, — но это невозможно.
— Ты станешь спорить со своей императрицей? — Ананда грозно сдвинула брови и гордо выпрямилась.
— Никогда в жизни. — Слуга потупил взгляд. — Но я принес клятву верности Ее Величеству вдовствующей императрице, и покуда не пройдет болезнь императора, не могу ее ослушаться.
В Ананде еще теплилась надежда на удачу. Если этот человек действительно таков, каким кажется, — верный своему императору, но обманутый лживыми сказками императрицы, — все еще может удаться: ибо разве может он не желать скорейшего освобождения Микеля?
— Так возрадуйся, добрый человек. Боги услышали наши молитвы в этот святой день. Они сказали мне, как можно исцелить императора.
Челюсти слуги некоторое время задумчиво шевелились. Затем он произнес:
— Как бы ни хотелось мне в это поверить, Ваше Императорское Величество, я ничего не могу сделать без приказа Ее Величества вдовствующей императрицы.
Ну разумеется. Взгляд Ананды упал на распростертых слуг: все они как один думают, будто «болезнь» императора — ее рук дело.
И если не сработает то, что она сейчас скажет, — она погибла. Когда Ананда сидела здесь, в темноте, и ждала, к ней пришло понимание того, что ей мешает. То, что прежде сохраняло ей жизнь, стало теперь ловушкой. Щиты превратились в тюремные стены. Это ложь отделяла ее сейчас от Микеля. И только правда позволит ей быть рядом с ним.
— Ты веришь, что это я околдовала своего мужа и твоего императора? — сказала Ананда, чувствуя огромное облегчение. Этой ночью падут все иллюзии… — Но говорю тебе: я не могла этого сделать, потому что я не колдунья.
Старший слуга удивленно вскинул голову:
— Ваше Императорское Величество изволит шутить?
Ананда покачала головой:
— Слухи о моей колдовских талантах — ложь. Эту ложь придумали те, кто не хочет союза Изавальты с Хастинапурой, и, каюсь, я сама поддерживала эти слухи, чтобы со мной не сделали того же, что с императором.
Лицо слуги запылало гневом. Он поднял бы Ананду на смех, если бы посмел.
— Какого же врага вы боитесь, Ваше Императорское Величество?
Ананда молчала: пусть сам догадается. Лицо слуги налилось краской.
— Ваше Императорское Величество, пожалуйста, уходите. Не вынуждайте меня звать стражу — к вашему и моему позору.
— Говорю тебе, вокруг талии императора был завязан пояс, — продолжала Ананда как можно спокойнее, — который лишил его воли и разума. Я этого не делала. У меня для этого просто нет способностей. Моя душа, так же как и твоя, разделена между мирами.
Ананда рискнула приблизиться к слуге еще на шаг, чтобы преодолеть разделяющую их отчужденность:
— Однако благодаря узам брака я могу снять этот пояс. Можешь звать стражу, если хочешь. Но знай: если ты сделаешь это, то обречешь императора на мучения до конца его дней.
Слуга развел руками:
— Ваше Величество, как я могу вам поверить? Вы требуете, чтобы я нарушил клятву верности, а взамен не предлагаете ни единого доказательства своих слов. И вы хотите, чтобы на их основании я подпустил вас к императору?
Ананда привыкла к тайнам, и в этом была ее ошибка. Все равно в искусстве создания тайн и плетения интриг Медеан не было равных. Только честность может сейчас спасти и ее, и Микеля.
— Так позови стражу, — сказала Ананда слуге, — пусть стоят здесь же, с оружием наготове. Отправь посыльного к вдовствующей императрице — пусть сообщит ей о том, что происходит. Сними с меня плащ и забери все украшения и талисманы, которые найдешь на мне. Раздень меня хоть донага, только позволь мне освободить моего мужа, твоего императора!
Никто из слуг не поднялся на ноги, но чувствовалось, что им едва удается сохранять спокойствие. Ананда слышала их громкое пыхтенье, которым они пытались безмолвно выразить свое негодование, а может, шок от ее слов.
— Ваше Величество, я не могу вам этого позволить.
— Ты все еще веришь, что я могу навредить императору? — спросила Ананда.
Слуга ничего не ответил, но по его лицу и так было ясно: верит, и эта вера порождает ненависть.
— Что ж, зови стражу, — настойчиво повторила Ананда. — Если я нанесу какой-либо вред императору, пусть зарубят меня тут же не сходя с места. Я готова умереть. А что еще мне остается делать?
Ананда придвинулась еще ближе к старшему слуге, чтобы он не мог отвести взгляд. Пусть видит ее лицо, честное и открытое. Если он все же склонится на ее сторону, на сторону Микеля, это произойдет не потому, что она оставила что-то недосказанным.
— Неужели ты настолько запуган? — Ананда облизнула губы. Остался последний довод. — Итак, ты веришь, что это я околдовала императора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Калами хотелось смеяться. Отталкиваясь от земли то одним, то другим концом шеста, он заскользил по снегу на деревянных лыжах с легкостью, немыслимой для движения по твердой земле.
О, конечно, даже в лунном свете любой, кто приглядится, увидит, в какую он ушел сторону. Но сколько времени потребуется для того, чтобы смастерить подобное приспособление и снарядить погоню? Снег слишком глубок для лошадей, а оленей здесь не держали: олени — это для крестьян или туукосцев. Крепостного вала вокруг дворца тоже не было. На этом настоял дед Медеан. Это ведь дворец, а не крепость, сказал он. И отстроил Выштавос как символ защищенности и спокойствия империи, которая не боится вторжения врагов. Если бы не кичливая самоуверенность этого правителя, путь Калами могла бы преградить сторожевая вышка с лучником. Но поскольку обстоятельства сложились иначе, путь его был чист, ветер свистел в ушах, а лыжи скрипели по снегу.
Калами улыбнулся под шелковой маской, и ночь поглотила его.
Глава 17
Когда слуги препроводили Микеля в его покои, они обнаружили там Ананду. Она стояла возле очага, ее роскошное церемониальное платье и императорская корона сияли в нежных лепестках пламени.
— Благодарю вас, — произнесла Ананда, когда обескураженные люди упали на колени. Все, кроме Микеля. Его, как всегда, рассеянный и отсутствующий взгляд беспокойно метался по комнате туда-сюда в вечных бесплодных поисках. — Все свободны. Я сама уложу мужа в постель.
Но старший слуга, на чье особое положение указывали золотой воротничок и пояс, нарушив правила придворного этикета, встал в присутствии императрицы. Он не был похож на тех нахалов, которые мучили Микеля в Портретном зале, это был настоящий слуга — верный и преданный своему императору.
«И следовательно, склонный думать обо мне самое худшее, поскольку во мне он видит причину всех бед — и своих, и своего господина».
— Простите, Ваше Императорское Величество, — возразил слуга, — но это невозможно.
— Ты станешь спорить со своей императрицей? — Ананда грозно сдвинула брови и гордо выпрямилась.
— Никогда в жизни. — Слуга потупил взгляд. — Но я принес клятву верности Ее Величеству вдовствующей императрице, и покуда не пройдет болезнь императора, не могу ее ослушаться.
В Ананде еще теплилась надежда на удачу. Если этот человек действительно таков, каким кажется, — верный своему императору, но обманутый лживыми сказками императрицы, — все еще может удаться: ибо разве может он не желать скорейшего освобождения Микеля?
— Так возрадуйся, добрый человек. Боги услышали наши молитвы в этот святой день. Они сказали мне, как можно исцелить императора.
Челюсти слуги некоторое время задумчиво шевелились. Затем он произнес:
— Как бы ни хотелось мне в это поверить, Ваше Императорское Величество, я ничего не могу сделать без приказа Ее Величества вдовствующей императрицы.
Ну разумеется. Взгляд Ананды упал на распростертых слуг: все они как один думают, будто «болезнь» императора — ее рук дело.
И если не сработает то, что она сейчас скажет, — она погибла. Когда Ананда сидела здесь, в темноте, и ждала, к ней пришло понимание того, что ей мешает. То, что прежде сохраняло ей жизнь, стало теперь ловушкой. Щиты превратились в тюремные стены. Это ложь отделяла ее сейчас от Микеля. И только правда позволит ей быть рядом с ним.
— Ты веришь, что это я околдовала своего мужа и твоего императора? — сказала Ананда, чувствуя огромное облегчение. Этой ночью падут все иллюзии… — Но говорю тебе: я не могла этого сделать, потому что я не колдунья.
Старший слуга удивленно вскинул голову:
— Ваше Императорское Величество изволит шутить?
Ананда покачала головой:
— Слухи о моей колдовских талантах — ложь. Эту ложь придумали те, кто не хочет союза Изавальты с Хастинапурой, и, каюсь, я сама поддерживала эти слухи, чтобы со мной не сделали того же, что с императором.
Лицо слуги запылало гневом. Он поднял бы Ананду на смех, если бы посмел.
— Какого же врага вы боитесь, Ваше Императорское Величество?
Ананда молчала: пусть сам догадается. Лицо слуги налилось краской.
— Ваше Императорское Величество, пожалуйста, уходите. Не вынуждайте меня звать стражу — к вашему и моему позору.
— Говорю тебе, вокруг талии императора был завязан пояс, — продолжала Ананда как можно спокойнее, — который лишил его воли и разума. Я этого не делала. У меня для этого просто нет способностей. Моя душа, так же как и твоя, разделена между мирами.
Ананда рискнула приблизиться к слуге еще на шаг, чтобы преодолеть разделяющую их отчужденность:
— Однако благодаря узам брака я могу снять этот пояс. Можешь звать стражу, если хочешь. Но знай: если ты сделаешь это, то обречешь императора на мучения до конца его дней.
Слуга развел руками:
— Ваше Величество, как я могу вам поверить? Вы требуете, чтобы я нарушил клятву верности, а взамен не предлагаете ни единого доказательства своих слов. И вы хотите, чтобы на их основании я подпустил вас к императору?
Ананда привыкла к тайнам, и в этом была ее ошибка. Все равно в искусстве создания тайн и плетения интриг Медеан не было равных. Только честность может сейчас спасти и ее, и Микеля.
— Так позови стражу, — сказала Ананда слуге, — пусть стоят здесь же, с оружием наготове. Отправь посыльного к вдовствующей императрице — пусть сообщит ей о том, что происходит. Сними с меня плащ и забери все украшения и талисманы, которые найдешь на мне. Раздень меня хоть донага, только позволь мне освободить моего мужа, твоего императора!
Никто из слуг не поднялся на ноги, но чувствовалось, что им едва удается сохранять спокойствие. Ананда слышала их громкое пыхтенье, которым они пытались безмолвно выразить свое негодование, а может, шок от ее слов.
— Ваше Величество, я не могу вам этого позволить.
— Ты все еще веришь, что я могу навредить императору? — спросила Ананда.
Слуга ничего не ответил, но по его лицу и так было ясно: верит, и эта вера порождает ненависть.
— Что ж, зови стражу, — настойчиво повторила Ананда. — Если я нанесу какой-либо вред императору, пусть зарубят меня тут же не сходя с места. Я готова умереть. А что еще мне остается делать?
Ананда придвинулась еще ближе к старшему слуге, чтобы он не мог отвести взгляд. Пусть видит ее лицо, честное и открытое. Если он все же склонится на ее сторону, на сторону Микеля, это произойдет не потому, что она оставила что-то недосказанным.
— Неужели ты настолько запуган? — Ананда облизнула губы. Остался последний довод. — Итак, ты веришь, что это я околдовала императора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148