И они валяли дурака точно так же, как американские хиппи. При Сталине таких людей лечили трудом в концлагерях, а теперь в порядке либерализации их считали придурками и сажали в дурдома.
Вот к этим-то советским хиппи и присоединилась косоглазая Таня. Она даже участвовала в какой-то демонстрации какого-то протеста у памятника Пушкину, где она познакомилась со знаменитой поэтессой Наталией Горбаневской. Эта модернистическая поэтесса была знаменита тем, что ругалась, как мужик, непечатными словами и печаталась в подпольном «Самиздате». Так она попала под суд, где ее спросили, откуда у нее дети, если замужем она не была. На это поэтесса ответила таким сочным матом, что повторить его на бумаге довольно трудно.
Всезнайка Остап говорил:
– А я знаю, откуда у нее дети, пальцем деланные. Все было более или менее ничего, пока для Тани не подошло время, когда начинается то, что называется любовью. Для начала Таня завела себе дневничок, где она записывала все свои сокровенные переживания, надеясь опубликовать это когда-нибудь в «Самиздате». Хотя Таня этот дневничок тщательно припрятывала, но мама Дина, конечно, знала все, что там написано.
И вот однажды мама узрела в этом дневничке подробное и даже залитое слезами описание, как ее дочку… изнасиловали!? И виновником этому был не кто иной, как неохристианин Серафим Аллилуев, которого недавно выпустили из дурдома и который теперь помогал Наталии Горбаневской в делах «Самиздата».
Изнасилование было описано с такими художественными деталями и подробностями, что динамитная Дина взорвалась и побежала жаловаться на радио «Свобода». Жаловалась она на Остапа, который обвинялся в косвенном соучастии и сводничестве, так как он водил Серафима в их дом и пьянствовал с ним, в результате чего и произошла вся эта трагедия.
От страха Остап встал на дыбы и взвыл:
– Буза! Баланда на постном масле! Если б Серафим даже и хотел кого-нибудь изнасиловать, так он на это не способен. Ведь все ж знают, что он минетчик. Просто Таньке хочется, чтоб ее изнасиловали, – вот она и фантазирует на бумаге. Все это клевета. Требую медицинской экспертизы!
Бедную Таню поволокли к доктору и выяснили, что у нее действительно все в целости и сохранности. Чтобы обелить свою честь и репутацию, Остап по этому поводу потребовал себе даже специальную справку с подписями и печатями. И утверждал, что дефекты у Тани нужно искать не там, где искали, а в голове. Но в голову так просто не заглянешь, и этот вопрос остался невыясненным.
После такого публичного срама Таня, естественно, загрустила. Она по целым дням запиралась у себя в комнате, никуда не выходила и ни с кем не разговаривала. Просто лежала на диване и смотрела в стенку.
– Это у нее депрессии, – говорил Остап. – В точности, как у мамаши.
Потом Таня решила покончить жизнь самоубийством и наглоталась какой-то гадости, от которой она не умерла, но зато наделала страшного переполоху, чего ей, вероятно и хотелось.
– Она травится, – говорил Остап. – А живот болит у меня.
Затем произошло что-то еще более романтическое. Опять что-то на любовной почве. Но никто не знал, что именно, так как Остап клялся и божился, что он со своей бывшей женой больше не живет и ничегошеньки не видел и не слышал.
Собственно говоря, ничего такого особенного и не произошло. Ведь писатели постоянно пишут, что их героиня от любви сошла с ума. Так вот и бедная Таня. В общем, в результате всего этого ее взяли и посадили в психиатрическую больницу. В тот самый дурдом, где до этого вправляли мозги Серафиму Аллилуеву, Валерию Тарсису, Иосифу Бродскому и прочим труженикам «Самиздата», который знающие люди называли «Сэмиздатом».
Узнав, что его падчерицу посадили в дурдом, Остап переполошился:
– Этак еще и меня в дурдом законопатят, – заявил он, – Срывайся, пока не поздно!
И Остап спешно сбежал от своей бывшей жены-любовницы. На этот раз уже окончательно и бесповоротно. Сидя на работе, он чесал лапой живот и жаловался:
– Ох, моя язва говорит, что все это кончится плохо. И язва не обманула Остапа. Когда его падчерицу выпустили из психиатрической больницы, вскоре выяснилось, что она находится, как говорится, в интересном положении. Ну и Остапа, конечно, спрашивали:
– Так она что, в дурдоме забеременела?
– Да, видимо, нашла себе там подходящего партнера.
– Но как же ее оттуда выпустили?
– По закону, – объяснил Остап. – В декретный отпуск. В разговор вмешался Серафим Аллилуев как специалист по дурдомам:
– А знаете, какая разница между сумасшедшим и психопатом? Сумасшедший твердо знает, что дважды два – пять. А психопат подозревает, что дважды два – четыре, но все время беспокоится, почему не пять.
Узнав о предстоящем прибавлении семейства, динамитная Дина хотела было сгоряча подать в суд на психиатрическую больницу, что там недосмотрели за ее дочкой. Но Остап ее отговорил:
– Ты лучше не рыпайся. А то вас всех туда упекут. Так Остап Оглоедов стал чем-то вроде дедушки.
– Ну, Остап Остапович, как там дела-делишки? – спрашивали его.
– Плохо, – вздыхал дедушка Остап. – У Танькиного чертенка на ноге не пять пальцев, а четыре. В точности, как у Сталина. Значит, ожидай неприятностей.
– Четыре или пять? – бормотал Серафим Аллилуев. – Какая разница? Эта проблема беспокоит только психопатов. Говорят, что если у женщины что-то не в порядке, то ей нужно только выйти замуж, а еще лучше сделать ребенка, и все сразу станет в порядке. Однако в случае с Таней этот рецепт не помог.
После рождения чертенка с четырьмя пальцами у нее периодически появлялись депрессия, я она опять поговаривала о самоубийстве. Тогда мама Дина садилась с дочкой в такси и везла ее в психбольницу. Так Таня исчезала на несколько месяцев, а бабушка Дина нянчила ее четырехпалого чертенка и рассказывала знакомым, что Таня уехала на курорт.
Однако на этом дело Тани не кончилось, а только начиналось. Танины друзья из «Сэм-издата» пронюхали, что Таня опять сидит в дурдоме, и пропечатали об этом в своей неотроцкистской «Хронике» политических событий – что Таню посадили в дурдом как инакомыслящую, поскольку она не согласна с советским режимом. Да еще нарочно употребили ее фамилию по ее родному отцу – Таня Борман, зная, что кое-где это поможет.
Эту «Хронику» прочла ведьма Дока, агент Си-ай-эй в юбке, и подтолкнула своего евриканского мужа-оборотня:
«Эй, смотри – ваших сажают!»
Заволновались и все евриканскяе корреспонденты в Москве. Если кто не знает, что это такое, то это соцмодернизм и новый советский неологизм. Так называли всех американских корреспондентов в Москве.
Сразу после этого дело бедной Тани попало в международную печать. Рядом с такими знаменитыми борцами за свободу и права человека в СССР, как академик Сахаров, Солженицын, Андрей Амальрик, Петр Якир, Павел Литвинов и даже сама Светлана Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Вот к этим-то советским хиппи и присоединилась косоглазая Таня. Она даже участвовала в какой-то демонстрации какого-то протеста у памятника Пушкину, где она познакомилась со знаменитой поэтессой Наталией Горбаневской. Эта модернистическая поэтесса была знаменита тем, что ругалась, как мужик, непечатными словами и печаталась в подпольном «Самиздате». Так она попала под суд, где ее спросили, откуда у нее дети, если замужем она не была. На это поэтесса ответила таким сочным матом, что повторить его на бумаге довольно трудно.
Всезнайка Остап говорил:
– А я знаю, откуда у нее дети, пальцем деланные. Все было более или менее ничего, пока для Тани не подошло время, когда начинается то, что называется любовью. Для начала Таня завела себе дневничок, где она записывала все свои сокровенные переживания, надеясь опубликовать это когда-нибудь в «Самиздате». Хотя Таня этот дневничок тщательно припрятывала, но мама Дина, конечно, знала все, что там написано.
И вот однажды мама узрела в этом дневничке подробное и даже залитое слезами описание, как ее дочку… изнасиловали!? И виновником этому был не кто иной, как неохристианин Серафим Аллилуев, которого недавно выпустили из дурдома и который теперь помогал Наталии Горбаневской в делах «Самиздата».
Изнасилование было описано с такими художественными деталями и подробностями, что динамитная Дина взорвалась и побежала жаловаться на радио «Свобода». Жаловалась она на Остапа, который обвинялся в косвенном соучастии и сводничестве, так как он водил Серафима в их дом и пьянствовал с ним, в результате чего и произошла вся эта трагедия.
От страха Остап встал на дыбы и взвыл:
– Буза! Баланда на постном масле! Если б Серафим даже и хотел кого-нибудь изнасиловать, так он на это не способен. Ведь все ж знают, что он минетчик. Просто Таньке хочется, чтоб ее изнасиловали, – вот она и фантазирует на бумаге. Все это клевета. Требую медицинской экспертизы!
Бедную Таню поволокли к доктору и выяснили, что у нее действительно все в целости и сохранности. Чтобы обелить свою честь и репутацию, Остап по этому поводу потребовал себе даже специальную справку с подписями и печатями. И утверждал, что дефекты у Тани нужно искать не там, где искали, а в голове. Но в голову так просто не заглянешь, и этот вопрос остался невыясненным.
После такого публичного срама Таня, естественно, загрустила. Она по целым дням запиралась у себя в комнате, никуда не выходила и ни с кем не разговаривала. Просто лежала на диване и смотрела в стенку.
– Это у нее депрессии, – говорил Остап. – В точности, как у мамаши.
Потом Таня решила покончить жизнь самоубийством и наглоталась какой-то гадости, от которой она не умерла, но зато наделала страшного переполоху, чего ей, вероятно и хотелось.
– Она травится, – говорил Остап. – А живот болит у меня.
Затем произошло что-то еще более романтическое. Опять что-то на любовной почве. Но никто не знал, что именно, так как Остап клялся и божился, что он со своей бывшей женой больше не живет и ничегошеньки не видел и не слышал.
Собственно говоря, ничего такого особенного и не произошло. Ведь писатели постоянно пишут, что их героиня от любви сошла с ума. Так вот и бедная Таня. В общем, в результате всего этого ее взяли и посадили в психиатрическую больницу. В тот самый дурдом, где до этого вправляли мозги Серафиму Аллилуеву, Валерию Тарсису, Иосифу Бродскому и прочим труженикам «Самиздата», который знающие люди называли «Сэмиздатом».
Узнав, что его падчерицу посадили в дурдом, Остап переполошился:
– Этак еще и меня в дурдом законопатят, – заявил он, – Срывайся, пока не поздно!
И Остап спешно сбежал от своей бывшей жены-любовницы. На этот раз уже окончательно и бесповоротно. Сидя на работе, он чесал лапой живот и жаловался:
– Ох, моя язва говорит, что все это кончится плохо. И язва не обманула Остапа. Когда его падчерицу выпустили из психиатрической больницы, вскоре выяснилось, что она находится, как говорится, в интересном положении. Ну и Остапа, конечно, спрашивали:
– Так она что, в дурдоме забеременела?
– Да, видимо, нашла себе там подходящего партнера.
– Но как же ее оттуда выпустили?
– По закону, – объяснил Остап. – В декретный отпуск. В разговор вмешался Серафим Аллилуев как специалист по дурдомам:
– А знаете, какая разница между сумасшедшим и психопатом? Сумасшедший твердо знает, что дважды два – пять. А психопат подозревает, что дважды два – четыре, но все время беспокоится, почему не пять.
Узнав о предстоящем прибавлении семейства, динамитная Дина хотела было сгоряча подать в суд на психиатрическую больницу, что там недосмотрели за ее дочкой. Но Остап ее отговорил:
– Ты лучше не рыпайся. А то вас всех туда упекут. Так Остап Оглоедов стал чем-то вроде дедушки.
– Ну, Остап Остапович, как там дела-делишки? – спрашивали его.
– Плохо, – вздыхал дедушка Остап. – У Танькиного чертенка на ноге не пять пальцев, а четыре. В точности, как у Сталина. Значит, ожидай неприятностей.
– Четыре или пять? – бормотал Серафим Аллилуев. – Какая разница? Эта проблема беспокоит только психопатов. Говорят, что если у женщины что-то не в порядке, то ей нужно только выйти замуж, а еще лучше сделать ребенка, и все сразу станет в порядке. Однако в случае с Таней этот рецепт не помог.
После рождения чертенка с четырьмя пальцами у нее периодически появлялись депрессия, я она опять поговаривала о самоубийстве. Тогда мама Дина садилась с дочкой в такси и везла ее в психбольницу. Так Таня исчезала на несколько месяцев, а бабушка Дина нянчила ее четырехпалого чертенка и рассказывала знакомым, что Таня уехала на курорт.
Однако на этом дело Тани не кончилось, а только начиналось. Танины друзья из «Сэм-издата» пронюхали, что Таня опять сидит в дурдоме, и пропечатали об этом в своей неотроцкистской «Хронике» политических событий – что Таню посадили в дурдом как инакомыслящую, поскольку она не согласна с советским режимом. Да еще нарочно употребили ее фамилию по ее родному отцу – Таня Борман, зная, что кое-где это поможет.
Эту «Хронику» прочла ведьма Дока, агент Си-ай-эй в юбке, и подтолкнула своего евриканского мужа-оборотня:
«Эй, смотри – ваших сажают!»
Заволновались и все евриканскяе корреспонденты в Москве. Если кто не знает, что это такое, то это соцмодернизм и новый советский неологизм. Так называли всех американских корреспондентов в Москве.
Сразу после этого дело бедной Тани попало в международную печать. Рядом с такими знаменитыми борцами за свободу и права человека в СССР, как академик Сахаров, Солженицын, Андрей Амальрик, Петр Якир, Павел Литвинов и даже сама Светлана Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113