Будто не мальчик семилетний говорил, а зрелый мужчина. Ярым огнем сверкали голубые глаза Владия, русые волосы словно вдруг серебром обметались. Ударил светло-лазоревый луч из перстня на груди княжича в сердце идола. Среди чистого неба гром прогремел. Старейшина Прокл наземь рухнул:
— Принял клятву твою Перун, князь мой Владий! Владыке нашему и наследнику Светозорову — слава и почесть!
Владий, сам того не ожидавший, от идола отшатнулся, очумело на старика посмотрел, по сестре скользнул взглядом, сказал вполголоса:
— Дальше-то что? Научите, коль сможете.
Старейшина к вопросу юнца не был готов. Понимал он, что сегодня Владий не может предъявить свои права на княжескую власть — изведет его Климога вскорости, причину удобную отыскав. Без сильной поддержки кто осмелится выступить против Климоги? А поддержку .откуда взять? Воевода Фотий и войско его — вот надежда единственная.
— Дальше идти вам надо, идти к Фотию, — сказал Прокл после долгого размышления. — А с ним и с дружиной его в Ладор возвращаться. Иного не вижу.
— Так пути до него не меньше недели конному, и то если коня загнать! — воскликнула Любава. — Да препоны, которые Климога выставит, да мудреные, бездорожные леса, да еще много чего! Как дойти?
— Не вы первые, — бородой дернул Прокл, прерывая княжну. — Многие к истокам Аракоса хаживали — —без коней, без товарищей. Ничего, доходили. Вам легче будет. Я людей верных пришлю и провизию дам. Но пойдете не трактом на Селоч, а путями окольными. Климога наверняка тракт перекроет, чтобы поймать вас, и не только тракт — всюду заставы снарядит ловить княжича.
— И как же идти, если мы тех дорог, о которых ты говоришь, не знаем? — не отставала Любава. — Не лучше ли пока спрятаться, а к Фотию верных людей послать?
— Было бы где вам укрыться, так бы и порешили. Но в ближайшей округе покоя не будет, быстро отыщут. Да и не придется, думаю, весь путь :до Селоча вам проделывать. Вперед вас гонца пошлю, чтобы воеводе обо всем поведал, разъяснив заодно, где встречать с дружиной детей Светозоро-вых. А теперь посмотрите…
Прокл со шкуры сошел, взял в руку камушек, стал рисовать им на земле. По берегу Звонки на день пути спуститесь к Лебяжьему порогу. От негосвернете на зорьку, пойдете через лес. Без подсказки там не пробраться — злые места, заморочные. Потому у порога отыщете ворожею Диронью, она нужные тропинки знает, по имени моему их покажет. Заморочный лес обойдя, к Чурань-реке выйдете,
а там уж самим решать…
Насторожился Прокл, прислушался.
— Птицы всполошились. Не занесло ли кого? Сидите здесь тихо, не высовывайтесь.
Старик вышел из пещеры. Он не ошибся: вскоре на тропе, ведущей вдоль крутого прибрежного склона в капище Перуна, появились два всадника. Прокл сделал вид, что целиком занят разведением жертвенного огня. Всадники неторопливо приблизились к нему, внимательно осматривая окрестности.
— Ну что, старик, о спасении своем Перуна просишь? — спросил один, усмехаясь в рыжие усы и похлопывая по сапогу сыромятной плеткой. — Правильно делаешь. Да только вряд ли тебе и Перун поможет. Не выступал бы против новой власти, не мутил бы старейшин, глядишь, не накликал бы беды на себя и сродственников своих.
Прокл выпрямился, сказал негромко:
— С тобой. Гудим, говорить мне не о чем. Ты вор и подлец, пригретый Климогой, всякому то известно. А вот как среди прислужников самозванца ты, Рогня, оказался? Видать, не без паршивой овцы в стаде. Отец славным дружинником был, погиб рано, не успел преподать сыну главных заветов.
— Отец за Светозора сгинул, а что нам за то воздали? — вскинулся Рогня, молодой вояка из конной сотни Гурия. — Ни надела земельного, ни животины какой!
Воевода Гурий и коня мне дал, и доспехи знатные, и платит справно. Ему и служу.
; — Прислуживаешь, юнец. Служат Вотчине, Правде и Совести! Но эти слова хозяевам твоим неведомы.
— Да что ты с ним лясы точишь?! — озлился Гудим на своего молодого напарника. — Делать надо что ве-лено. Вяжи его крепче, волоком в город потащим, чтоб другим неповадно было.
— А не боитесь, что народ меня отобьет, возмутившись непотребным обращением со старейшиной?
— Тебя-то? — Гудим расхохотался. — Молись, чтобы не растерзало тебя простолюдье по дороге! Объявлено уж, что по твоему наущению волкодлаки на Ладор напали, Светозора загрызли. Все ведь знали о дружбе твоей с ведунами и ворожеями, а от них и до нечисти близко!
— Не поверит народ такому навету, — покачал головой Прокл.
— Уже поверил. Дом твой спалили, внуков едва на колья не посадили. Они, дурачье, говорить не хотели, где ты прячешься. Воевода, однако, и без них догадался, что на княжеском капище искать надо. Вот и послал нас за тобой, горемыка!
— Мне-то горе недолго мыкать осталось. Вам подольше придется — ив этой жизни, и в той, что за смертью каждому уготована!
— Не стращай, старик, не зыркай зенками — выколю!
— Очи мои хоть и слабые, старческие, а видят страшные муки, в подземном царстве Переплута вам назначенные! Гореть вам в реке огненной, леденеть в реке мерзлой, змеюгами извиваться под спудом реки каменной…
— Ну, вражйна, я тебя предупреждал! — взъярился. рыжеусый Гудим.
Отработанным движением он захлестнул хвосты плетки вокруг худосочной шеи старика, подтянул его, задыхающегося, на уровень своей груди — и вонзил два пальца в глаза Прокла. Диким смехом зашелся, услышав старческий вопль. Отбросив тело, в котором жизнь все еще теплилась, вытер пальцы о конскую гриву, сказал молодому Рогне:
— Что, в диковинку? Учись, щенок! С этими иначе не получается. Да и живучи они, спасу нет. К завтрему оклемается, если даже волочь его до Ладорских ворот.
— А что Гурию скажем? — спросил Рогня, ошеломленный зверством своего старшего товарища. Впрочем, не столько зверством, сколько бессмысленностью содеянного.
— Скажем, что простолюдинов удержать не смогли — камнями пробили глаза старику, покуда вели через город, — хмыкнул Гудим. — Не думай о том. Пошуруй-ка лучше в пещере. Говорят, старейшины в ней припрятывали всячину всякую, Перуна ублажали с запасом.
— Перуну все с жертвенным дымом передавалось, — возразил Рогня. — Не дело нам в пещере его копаться…
— Боишься, парень? Княжеского бога испугался, как недоросток?! — Разгоряченный насильник никак не мог успокоиться. — А вдруг золотишко там, серебро и каменья драгоценные? Все долги твои Гурию враз отдать сможешь, а?
— То моя забота, — угрюмо ответил юноша. — Ты с хранителем капища Перуна слишком вольно разделался — твоя беда или слава, не мне судить. Но негоже сейчас к идолу приближаться — кровь на нас. Захочешь поживиться — сам придешь, без меня.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Гудим. — Давай к городу двигаться. Заждался небось Гурий пленника нашего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Принял клятву твою Перун, князь мой Владий! Владыке нашему и наследнику Светозорову — слава и почесть!
Владий, сам того не ожидавший, от идола отшатнулся, очумело на старика посмотрел, по сестре скользнул взглядом, сказал вполголоса:
— Дальше-то что? Научите, коль сможете.
Старейшина к вопросу юнца не был готов. Понимал он, что сегодня Владий не может предъявить свои права на княжескую власть — изведет его Климога вскорости, причину удобную отыскав. Без сильной поддержки кто осмелится выступить против Климоги? А поддержку .откуда взять? Воевода Фотий и войско его — вот надежда единственная.
— Дальше идти вам надо, идти к Фотию, — сказал Прокл после долгого размышления. — А с ним и с дружиной его в Ладор возвращаться. Иного не вижу.
— Так пути до него не меньше недели конному, и то если коня загнать! — воскликнула Любава. — Да препоны, которые Климога выставит, да мудреные, бездорожные леса, да еще много чего! Как дойти?
— Не вы первые, — бородой дернул Прокл, прерывая княжну. — Многие к истокам Аракоса хаживали — —без коней, без товарищей. Ничего, доходили. Вам легче будет. Я людей верных пришлю и провизию дам. Но пойдете не трактом на Селоч, а путями окольными. Климога наверняка тракт перекроет, чтобы поймать вас, и не только тракт — всюду заставы снарядит ловить княжича.
— И как же идти, если мы тех дорог, о которых ты говоришь, не знаем? — не отставала Любава. — Не лучше ли пока спрятаться, а к Фотию верных людей послать?
— Было бы где вам укрыться, так бы и порешили. Но в ближайшей округе покоя не будет, быстро отыщут. Да и не придется, думаю, весь путь :до Селоча вам проделывать. Вперед вас гонца пошлю, чтобы воеводе обо всем поведал, разъяснив заодно, где встречать с дружиной детей Светозоро-вых. А теперь посмотрите…
Прокл со шкуры сошел, взял в руку камушек, стал рисовать им на земле. По берегу Звонки на день пути спуститесь к Лебяжьему порогу. От негосвернете на зорьку, пойдете через лес. Без подсказки там не пробраться — злые места, заморочные. Потому у порога отыщете ворожею Диронью, она нужные тропинки знает, по имени моему их покажет. Заморочный лес обойдя, к Чурань-реке выйдете,
а там уж самим решать…
Насторожился Прокл, прислушался.
— Птицы всполошились. Не занесло ли кого? Сидите здесь тихо, не высовывайтесь.
Старик вышел из пещеры. Он не ошибся: вскоре на тропе, ведущей вдоль крутого прибрежного склона в капище Перуна, появились два всадника. Прокл сделал вид, что целиком занят разведением жертвенного огня. Всадники неторопливо приблизились к нему, внимательно осматривая окрестности.
— Ну что, старик, о спасении своем Перуна просишь? — спросил один, усмехаясь в рыжие усы и похлопывая по сапогу сыромятной плеткой. — Правильно делаешь. Да только вряд ли тебе и Перун поможет. Не выступал бы против новой власти, не мутил бы старейшин, глядишь, не накликал бы беды на себя и сродственников своих.
Прокл выпрямился, сказал негромко:
— С тобой. Гудим, говорить мне не о чем. Ты вор и подлец, пригретый Климогой, всякому то известно. А вот как среди прислужников самозванца ты, Рогня, оказался? Видать, не без паршивой овцы в стаде. Отец славным дружинником был, погиб рано, не успел преподать сыну главных заветов.
— Отец за Светозора сгинул, а что нам за то воздали? — вскинулся Рогня, молодой вояка из конной сотни Гурия. — Ни надела земельного, ни животины какой!
Воевода Гурий и коня мне дал, и доспехи знатные, и платит справно. Ему и служу.
; — Прислуживаешь, юнец. Служат Вотчине, Правде и Совести! Но эти слова хозяевам твоим неведомы.
— Да что ты с ним лясы точишь?! — озлился Гудим на своего молодого напарника. — Делать надо что ве-лено. Вяжи его крепче, волоком в город потащим, чтоб другим неповадно было.
— А не боитесь, что народ меня отобьет, возмутившись непотребным обращением со старейшиной?
— Тебя-то? — Гудим расхохотался. — Молись, чтобы не растерзало тебя простолюдье по дороге! Объявлено уж, что по твоему наущению волкодлаки на Ладор напали, Светозора загрызли. Все ведь знали о дружбе твоей с ведунами и ворожеями, а от них и до нечисти близко!
— Не поверит народ такому навету, — покачал головой Прокл.
— Уже поверил. Дом твой спалили, внуков едва на колья не посадили. Они, дурачье, говорить не хотели, где ты прячешься. Воевода, однако, и без них догадался, что на княжеском капище искать надо. Вот и послал нас за тобой, горемыка!
— Мне-то горе недолго мыкать осталось. Вам подольше придется — ив этой жизни, и в той, что за смертью каждому уготована!
— Не стращай, старик, не зыркай зенками — выколю!
— Очи мои хоть и слабые, старческие, а видят страшные муки, в подземном царстве Переплута вам назначенные! Гореть вам в реке огненной, леденеть в реке мерзлой, змеюгами извиваться под спудом реки каменной…
— Ну, вражйна, я тебя предупреждал! — взъярился. рыжеусый Гудим.
Отработанным движением он захлестнул хвосты плетки вокруг худосочной шеи старика, подтянул его, задыхающегося, на уровень своей груди — и вонзил два пальца в глаза Прокла. Диким смехом зашелся, услышав старческий вопль. Отбросив тело, в котором жизнь все еще теплилась, вытер пальцы о конскую гриву, сказал молодому Рогне:
— Что, в диковинку? Учись, щенок! С этими иначе не получается. Да и живучи они, спасу нет. К завтрему оклемается, если даже волочь его до Ладорских ворот.
— А что Гурию скажем? — спросил Рогня, ошеломленный зверством своего старшего товарища. Впрочем, не столько зверством, сколько бессмысленностью содеянного.
— Скажем, что простолюдинов удержать не смогли — камнями пробили глаза старику, покуда вели через город, — хмыкнул Гудим. — Не думай о том. Пошуруй-ка лучше в пещере. Говорят, старейшины в ней припрятывали всячину всякую, Перуна ублажали с запасом.
— Перуну все с жертвенным дымом передавалось, — возразил Рогня. — Не дело нам в пещере его копаться…
— Боишься, парень? Княжеского бога испугался, как недоросток?! — Разгоряченный насильник никак не мог успокоиться. — А вдруг золотишко там, серебро и каменья драгоценные? Все долги твои Гурию враз отдать сможешь, а?
— То моя забота, — угрюмо ответил юноша. — Ты с хранителем капища Перуна слишком вольно разделался — твоя беда или слава, не мне судить. Но негоже сейчас к идолу приближаться — кровь на нас. Захочешь поживиться — сам придешь, без меня.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Гудим. — Давай к городу двигаться. Заждался небось Гурий пленника нашего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108