– Я полицейский, я обязан держать нос по ветру. Не скрою, вы меня очень интересуете… А где пани Бигосяк?
– Уж не думаете ли вы, что я потащу ее с собой на Печинац?
– На Печинац? Так-так… Ну а почему бы и ей не прогуляться с вами?
– Она ведь женщина, а я поляк. Неужели вы думаете, что польский офицер полезет с женщинами на минное поле?
– Ах, все-таки с женщинами… И та красотка с вами. Я знаю, зачем вы поехали к доктору Булатовичу. Я не знаю, кто убил его, но вполне возможно, что это сделали вы. Или пани Бигосяк… Только не надо говорить мне, что она на это не способна!..
– Ну, теоретически это могли сделать и вы… А если исходить из фактов, она действительно не могла этого сделать. Вчера мы с ней не расставались ни на минуту…
– Что вы говорите!
– Да, нас на какое-то время разлучили после Ежиновой, но это продолжалось недолго, совсем недолго. И потом мы находились на территории воинской части, фактически под стражей…
– Из-под которой благополучно сбежали… Послушайте, Малкош, а вам не кажется, что все это по меньшей мере странно? Две боснийских девушки попадают в беду. Так во всяком случае, утверждает та, которая осталась в живых… Другая, насколько я знаю, погибает в тот же день при невыясненных обстоятельствах. А этой ночью гибнет человек, может быть единственный, который кое-что помнит о двух девушках… Интересно, правда?
– Не очень, – холодно возразил я. – По-вашему, пани Бигосяк только для того и приехала из Польши, чтобы убрать неудобного свидетеля? Да он ничего толком уже и не помнит, он очень старый, ваш доктор Булатович. То, что узнали от него мы, сто раз могли узнать вы, сержант…
– Если б знал, кого спрашивать. Так уж получилось, что вы навели меня на Булатовича.
– Вы все-таки следите за нами?… Где ваш бинокль, сержант? Или у вас есть подручный?
– Подручный? – Недич недоуменно воззрился на меня. – О чем вы? Вы что, кого-то видели здесь?… Уверяю вас, я один. Со мной только Усташ, и никакого бинокля у меня нет.
– И вы никогда не интересовались орнитологией…
– Послушайте, шутки в сторону! Это были мужчины? Сколько их было? Вы видели оружие?…
– Я видел одного в камуфляжном комбинезоне… Если не секрет, сержант, а вы что здесь делаете?
– Не догадываетесь? Я ждал вас.
– Вот именно здесь?
– Хорошее место, самое лучшее, чтобы перехватить тех, что идут на Печинац. – Сержант посмотрел на меня исподлобья и добавил: – Идут, заметьте, скрытно, тайком от хорошего полицейского Недича.
– А почему вы решили, что мы пойдем на Печинац?
– Когда мы с вами впервые встретились, вы крутились около Печинаца. С Костасом вы говорили о Печинаце. Тут нашли раненых девушек, и тут вы потеряли своих солдат, пан капитан. Я и подумал: сейчас, когда у вас начинает гореть земля под ногами, вы обязательно окажетесь здесь. Вы и ваша пани Бигосяк.
– Ваш брат тоже погиб под Печинацем, – заметил я. – Слушайте, а кто тот солдат на снимке, который вы показывали Йованке?
Сержант Недич не ответил. Вместо этого он сунул руку за спину, где некоторые хорошие полицейские носят сами знаете что. «Ну вот, сейчас он достанет своего верного „стечкина"», – подумал я, и на этот раз ошибся. Вместо «стечкина» на свет божий появился хорошо мне знакомый кольт.
– Держите, – протянув мне револьвер, сказал сержант. – Ваши отпечатки пальцев мне больше не нужны, а вам эта штука может пригодиться.
– Вы серьезно?…
– Да возьмите же! – усмехнулся державший револьвер за ствол Недич. – Только не показывайте его вашей… Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но лучше вам иметь туза в рукаве на всякий случай. Она – опасная женщина…
Я взял кольт.
– Что вы имеете в виду, черт бы вас побрал?
– Даже если она ничего не помнит – а это не факт, капитан, – она была на горе. Не где-то около линии фронта, а на Печинаце, то есть в самом пекле. Вы никогда не задумывались, а что она там делала?
– Это была не она, – хмуро возразил я, пряча кольт, как Недич, за спину. – Той девушки с Печинаца уже нет, сержант. От нее осталось только тело и страшные сны…
– И ребенок, – спокойно добавил сержант. – Больной ребенок. Ради спасения своего ребенка мать способна на все.
– Я не понимаю, к чему вы клоните.
– Послушайте, Малкош. Она могла бы и не возвращаться сюда, если б и вправду ничего не помнила. Она теперь другая, она полячка, ваша соотечественница… А если она все прекрасно помнит? Помнит и боится тех, кто помнит ее?… Ту, другую, девушку с Печинаца, как вы говорите? Итак, вы идете на гору, капитан? Как я понимаю, идете один? – (Я не видел выражения его лица, я гладил Усташа.) – Имейте в виду, после окончания войны никто еще не поднимался на Черную Ведьму…
– Потому что незачем было. А мне нужно.
На прощание я вскинул кулак правой руки.
– Малкош! – окликнул сержант, когда я шел по поляне. – Я не знаю, что ты найдешь там, на вершине, но дружески советую: не спускай с нее глаз.
Я махнул ему рукой и ушел не оглядываясь.
Возвращение к милым дамам заняло около часа, большую часть которого я просидел под кустом, ожидая ухода Недича. Не скрою, все это время тлела в моей душе слабая искорка надежды на женское благоразумие. Я надеялся, что терпение моих спутниц лопнет и они уйдут, не дождавшись меня. И они действительно не вытерпели, ушли с бивака, но не к машине, а в другую сторону, то есть искать меня. На шею мне с радостным криком никто не бросился. Более того, мрачная Йованка плюнула в сердцах на мой правый ботинок и выругалась по-русски так, что у меня уши завернулись в трубочки.
– Где тебя черти носили, Малкош?
Я хотел отшутиться, сказать, что черти носили меня к девочкам Мамы Хагедушич, но Йованка, стиснув кулаки, так смотрела на меня, что правда сама сорвалась с грешного моего языка:
– Я встретил Мило Недича неподалеку.
– Что?!
– Ладно, потом, по дороге. Нужно уходить отсюда, и как можно скорей… Слушайте, может, кто-то из вас передумал?
Лучше бы я не говорил этого.
– Ну и гад же ты, пан командир! – покачала головой юная златовласая ведьма, переглянувшись со своей чернявой товаркой. – Мы ждем, переживаем, не знаем, что и подумать, а он…
Одним словом, вскоре мы пошли. Впрочем, «пошли» не совсем точно сказано. Путь до поляны мои очаровательные амазонки проделали ползком, на коленях и на полусогнутых. Возражений и протестов подчиненных я, разумеется, не слышал, потому как на ушах у меня были наушники, а в руках миноискатель. Еще с километр мы быстрым шагом шли через старую дубовую рощу. По дороге я рассказал спутницам, как нарвался на сержанта. По-военному кратко, тезисно, без ненужных подробностей. За рощей начались густые заросли лещины, потом кусты вдруг расступились и впереди открылся широкий, совершенно открытый луг в коровьих лепехах, а за ним, метрах в трехстах, мы увидели бронетранспортер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Уж не думаете ли вы, что я потащу ее с собой на Печинац?
– На Печинац? Так-так… Ну а почему бы и ей не прогуляться с вами?
– Она ведь женщина, а я поляк. Неужели вы думаете, что польский офицер полезет с женщинами на минное поле?
– Ах, все-таки с женщинами… И та красотка с вами. Я знаю, зачем вы поехали к доктору Булатовичу. Я не знаю, кто убил его, но вполне возможно, что это сделали вы. Или пани Бигосяк… Только не надо говорить мне, что она на это не способна!..
– Ну, теоретически это могли сделать и вы… А если исходить из фактов, она действительно не могла этого сделать. Вчера мы с ней не расставались ни на минуту…
– Что вы говорите!
– Да, нас на какое-то время разлучили после Ежиновой, но это продолжалось недолго, совсем недолго. И потом мы находились на территории воинской части, фактически под стражей…
– Из-под которой благополучно сбежали… Послушайте, Малкош, а вам не кажется, что все это по меньшей мере странно? Две боснийских девушки попадают в беду. Так во всяком случае, утверждает та, которая осталась в живых… Другая, насколько я знаю, погибает в тот же день при невыясненных обстоятельствах. А этой ночью гибнет человек, может быть единственный, который кое-что помнит о двух девушках… Интересно, правда?
– Не очень, – холодно возразил я. – По-вашему, пани Бигосяк только для того и приехала из Польши, чтобы убрать неудобного свидетеля? Да он ничего толком уже и не помнит, он очень старый, ваш доктор Булатович. То, что узнали от него мы, сто раз могли узнать вы, сержант…
– Если б знал, кого спрашивать. Так уж получилось, что вы навели меня на Булатовича.
– Вы все-таки следите за нами?… Где ваш бинокль, сержант? Или у вас есть подручный?
– Подручный? – Недич недоуменно воззрился на меня. – О чем вы? Вы что, кого-то видели здесь?… Уверяю вас, я один. Со мной только Усташ, и никакого бинокля у меня нет.
– И вы никогда не интересовались орнитологией…
– Послушайте, шутки в сторону! Это были мужчины? Сколько их было? Вы видели оружие?…
– Я видел одного в камуфляжном комбинезоне… Если не секрет, сержант, а вы что здесь делаете?
– Не догадываетесь? Я ждал вас.
– Вот именно здесь?
– Хорошее место, самое лучшее, чтобы перехватить тех, что идут на Печинац. – Сержант посмотрел на меня исподлобья и добавил: – Идут, заметьте, скрытно, тайком от хорошего полицейского Недича.
– А почему вы решили, что мы пойдем на Печинац?
– Когда мы с вами впервые встретились, вы крутились около Печинаца. С Костасом вы говорили о Печинаце. Тут нашли раненых девушек, и тут вы потеряли своих солдат, пан капитан. Я и подумал: сейчас, когда у вас начинает гореть земля под ногами, вы обязательно окажетесь здесь. Вы и ваша пани Бигосяк.
– Ваш брат тоже погиб под Печинацем, – заметил я. – Слушайте, а кто тот солдат на снимке, который вы показывали Йованке?
Сержант Недич не ответил. Вместо этого он сунул руку за спину, где некоторые хорошие полицейские носят сами знаете что. «Ну вот, сейчас он достанет своего верного „стечкина"», – подумал я, и на этот раз ошибся. Вместо «стечкина» на свет божий появился хорошо мне знакомый кольт.
– Держите, – протянув мне револьвер, сказал сержант. – Ваши отпечатки пальцев мне больше не нужны, а вам эта штука может пригодиться.
– Вы серьезно?…
– Да возьмите же! – усмехнулся державший револьвер за ствол Недич. – Только не показывайте его вашей… Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но лучше вам иметь туза в рукаве на всякий случай. Она – опасная женщина…
Я взял кольт.
– Что вы имеете в виду, черт бы вас побрал?
– Даже если она ничего не помнит – а это не факт, капитан, – она была на горе. Не где-то около линии фронта, а на Печинаце, то есть в самом пекле. Вы никогда не задумывались, а что она там делала?
– Это была не она, – хмуро возразил я, пряча кольт, как Недич, за спину. – Той девушки с Печинаца уже нет, сержант. От нее осталось только тело и страшные сны…
– И ребенок, – спокойно добавил сержант. – Больной ребенок. Ради спасения своего ребенка мать способна на все.
– Я не понимаю, к чему вы клоните.
– Послушайте, Малкош. Она могла бы и не возвращаться сюда, если б и вправду ничего не помнила. Она теперь другая, она полячка, ваша соотечественница… А если она все прекрасно помнит? Помнит и боится тех, кто помнит ее?… Ту, другую, девушку с Печинаца, как вы говорите? Итак, вы идете на гору, капитан? Как я понимаю, идете один? – (Я не видел выражения его лица, я гладил Усташа.) – Имейте в виду, после окончания войны никто еще не поднимался на Черную Ведьму…
– Потому что незачем было. А мне нужно.
На прощание я вскинул кулак правой руки.
– Малкош! – окликнул сержант, когда я шел по поляне. – Я не знаю, что ты найдешь там, на вершине, но дружески советую: не спускай с нее глаз.
Я махнул ему рукой и ушел не оглядываясь.
Возвращение к милым дамам заняло около часа, большую часть которого я просидел под кустом, ожидая ухода Недича. Не скрою, все это время тлела в моей душе слабая искорка надежды на женское благоразумие. Я надеялся, что терпение моих спутниц лопнет и они уйдут, не дождавшись меня. И они действительно не вытерпели, ушли с бивака, но не к машине, а в другую сторону, то есть искать меня. На шею мне с радостным криком никто не бросился. Более того, мрачная Йованка плюнула в сердцах на мой правый ботинок и выругалась по-русски так, что у меня уши завернулись в трубочки.
– Где тебя черти носили, Малкош?
Я хотел отшутиться, сказать, что черти носили меня к девочкам Мамы Хагедушич, но Йованка, стиснув кулаки, так смотрела на меня, что правда сама сорвалась с грешного моего языка:
– Я встретил Мило Недича неподалеку.
– Что?!
– Ладно, потом, по дороге. Нужно уходить отсюда, и как можно скорей… Слушайте, может, кто-то из вас передумал?
Лучше бы я не говорил этого.
– Ну и гад же ты, пан командир! – покачала головой юная златовласая ведьма, переглянувшись со своей чернявой товаркой. – Мы ждем, переживаем, не знаем, что и подумать, а он…
Одним словом, вскоре мы пошли. Впрочем, «пошли» не совсем точно сказано. Путь до поляны мои очаровательные амазонки проделали ползком, на коленях и на полусогнутых. Возражений и протестов подчиненных я, разумеется, не слышал, потому как на ушах у меня были наушники, а в руках миноискатель. Еще с километр мы быстрым шагом шли через старую дубовую рощу. По дороге я рассказал спутницам, как нарвался на сержанта. По-военному кратко, тезисно, без ненужных подробностей. За рощей начались густые заросли лещины, потом кусты вдруг расступились и впереди открылся широкий, совершенно открытый луг в коровьих лепехах, а за ним, метрах в трехстах, мы увидели бронетранспортер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91