Дженна: Она была очень расстроена.
Обвинитель: Она сердилась на своего мужа, миссис Уайтхолл?
Дженна: Она была расстроена.
Обвинитель: Вы не ответили на вопрос. Была ли Молли Карпентер Лэш сердита на своего мужа?
Дженна: Не могли бы вы повторить вопрос?
Обвинитель: Разумеется. Ваша честь, не могли бы вы попросить свидетельницу прямо ответить на вопрос?
Судья: Свидетельница, отвечайте прямо на поставленный вопрос.
Обвинитель: Миссис Уайтхолл, когда вы говорили по телефону с Молли Карпентер Лэш за неделю до смерти ее мужа, сердилась ли она на него?
Дженна: Да.
Обвинитель: Вам известно, почему Молли Карпентер Лэш была сердита на своего мужа?
Дженна: Нет, я узнала об этом не сразу. Я спрашивала, но Молли не хотела ничего говорить. Она рассказала в воскресенье, восьмого апреля, во второй половине дня".
Читая показания Кела Уайтхолла, Фрэн решила, что, намеренно или нет, он причинил огромный вред Молли. Окружному прокурору должны были понравиться такие показания.
"Обвинитель: Мистер Уайтхолл, вы и доктор Питер Блэк приехали к доктору Гэри Лэшу в воскресенье, восьмого апреля. Это так?
Келвин Уайтхолл: Да, это так.
Обвинитель: Какова была цель вашего визита?
Келвин Уайтхолл: Доктор Блэк сказал мне, что очень волнуется за Гэри. По его словам, он сам видел, насколько глубоко встревожен Гэри, поэтому мы решили заехать к нему.
Обвинитель: Говоря «мы», кого вы имеете в виду?
Келвин Уайтхолл: Доктора Питера Блэка и себя.
Обвинитель: Что произошло, когда вы приехали?
Келвин Уайтхолл: Было около пяти часов. Гэри проводил нас в маленькую гостиную. Он принес поднос с сыром и крекерами, открыл бутылку вина, налил каждому из нас и начал: «Мне неприятно об этом говорить, но пришло время сказать правду». Гэри признался нам, что у него был роман с медсестрой в клинике, которую звали Анна-Мария Скалли, и что она беременна.
Обвинитель: Доктора Лэша волновала ваша возможная реакция?
Келвин Уайтхолл: Разумеется. Медсестре было едва за двадцать. Мы опасались последствий. Например, иска о сексуальном домогательстве. В конце концов, Гэри был главой клиники. Имя Лэшей благодаря репутации его отца стало символом порядочности, а это, естественно, распространялось и на новую клинику, и на ХМО «Ремингтон». Нас очень волновал тот факт, что вследствие скандала пострадает репутация клиники".
Фрэн читала стенограмму еще около часа. Отловив ее в сторону, она принялась массировать лоб, надеясь остановить начинающуюся головную боль.
Судя по всему, Гэри Лэшу и Анна-Марии Скалли удалось сохранить свои отношения в тайне ото всех. Безмерное удивление, шок самых близких ему людей — Молли, Питера Блэка и Уайтхоллов — буквально бросаются в глаза.
Фрэн вспомнила изумление Сьюзен Бренеган, добровольной работницы в кафетерии клиники. Она сказала, что все были уверены, что Анна-Мария влюблена в милого доктора Морроу.
Того самого Джека Морроу, которого убили за две недели до Гэри Лэша, напомнила себе Фрэн.
Было десять часов утра. Она подумала было о том, чтобы отправиться на пробежку, но потом поняла, что у нее нет никакого настроения. Не посмотреть ли киноафишу? Можно сходить в киношку, как говаривал ее отец.
Телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда Фрэн взяла в руки раздел газеты, посвященный досугу, и принялась искать подходящий фильм.
Это оказался Тим Мейсон.
— Сюрприз, — объявил он. — Надеюсь, вы ничего не имеете против. Я позвонил Гасу, и он дал мне ваш номер телефона.
— Я совершенно не против. Если это спортивный опрос, то, несмотря на четырнадцать лет, прожитых в Калифорнии, «Янки» все равно остаются моей любимой командой. И я также хочу, чтобы заново отстроили стадион «Эббетс филд». И если бы мне предложили выбрать между «Гигантами» и «Ракетами», то к ним я отношусь практически одинаково, но выбрала бы «Гигантов».
Мейсон засмеялся:
— Вот это мне нравится! Женщина, способная принять решение. На самом деле я позвонил, чтобы узнать, не согласитесь ли вы позавтракать со мной в ресторане «У Нири», если у вас не запланировано ничего лучшего.
Ресторан «У Нири» располагался буквально за углом от подъезда Фрэн. И она вдруг поняла, что не только удивлена, но и приятно обрадована этим приглашением. При первой встрече ей не понравилось выражение глаз Мейсона, без слов сказавшее ей о том, что он знает, кто она такая и что сделал ее отец. Но Фрэн сразу напомнила себе, что этого следовало ожидать. Тим Мейсон не виноват, если знает, что ее отец был вором.
— Спасибо, с удовольствием, — искренне ответила Фрэн.
— В полдень?
— Отлично.
— Пожалуйста, не слишком наряжайтесь.
— Я и не собиралась наряжаться. Сегодня день отдыха.
Положив трубку, Фрэн во второй раз за это утро заговорила сама с собой.
— И с чего это, интересно? — спросила она. — Сто процентов, это не старомодная «свиданка».
Фрэн пришла в ресторан «У Нири» и увидела, что Тим увлечен беседой с барменом. Его наряд состоял из спортивной рубашки, темно-зеленого вельветового пиджака и коричневых слаксов. Волосы были взъерошены, а пиджак оказался холодным на ощупь, когда Фрэн коснулась рукава.
— У меня такое чувство, что вы не ехали на такси, — сказала она, когда Тим обернулся.
— Мне не нравится, когда все время напоминают, что надо пристегнуться, — ответил он. — Поэтому я прошелся пешком. Рад вас видеть, Фрэн. — Тим улыбнулся ей с высоты своего роста.
Фрэн выбрала ботинки на низком каблуке и снова почувствовала себя коротышкой, как это бывало в первых классах школы. Улыбающийся Джимми Нири усадил их за один из четырех угловых столиков, поэтому Фрэн поняла, что Тим Мейсон постоянный и любимый клиент. За то время, что она провела в Нью-Йорке после переезда, Фрэн заходила в этот ресторан лишь однажды, вместе с соседской супружеской парой. Их тогда тоже усадили за угловой столик, и соседи объяснили Фрэн, что это означает.
За «Кровавой Мэри» Фрэн предложила перейти на «ты». Тим с радостью согласился.
— Ты меня не просила, но я расскажу о себе, — начал он. — Ты должна оценить историю, потому что у тебя есть чувство юмора. Мои родители уехали из Гринвича сразу после развода. А развелись они через год после того, как я окончил колледж. В то время я работал в «Гринвич тайм». Издатель называл меня начинающим репортёром, но на самом деле я был мальчиком на побегушках. После этого я больше не жил в Гринвиче.
— Сколько лет прошло с тех пор? — спросила Фрэн.
— Четырнадцать.
Фрэн быстро подсчитала в уме.
— Вот почему при первой встрече ты вспомнил мою фамилию. Ты знал о моем отце.
Тим пожал плечами:
— Да. — Он виновато улыбнулся. Официантка принесла меню, но они оба заказали яйца «Бенедикт», даже не заглянув в него. Когда женщина отошла от столика, Тим сделал глоток «Кровавой Мэри» и продолжал свой рассказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82