Почему-то ему совершенно не было страшно.
Если бы был день, то Тильво без труда смог бы рассмотреть лёгкий румянец на щеках посвящённых.
— Но, простите, я вовсе не хотел подслушивать вашу сверхмудрую беседу. Просто я не знал, кто может меня ожидать у костра, и поэтому решил сначала приглядеться.
— Да что уж теперь. Ты ведь, наверное, не из того рода тёмной деревенщины, которая по кабакам распускает про нас всякие немыслимые слухи. Да, в не котором роде мы действительно странные люди. Хотя это все из-за нашего чрезмерного увлечения своим ремеслом. Не можем мы без Силы, как ты без музыки. Но иногда, признаться, и нам хочется поговорить о чем-нибудь совсем уж простом. Ведь мы такие же, как и все остальные, только с талантом, как ты, например, с музыкальным. А у нас талант — чувствовать и управлять Силой. А все человеческое, как и тебе, нам не чуждо. Однако пора представиться: меня зовут Иеронимус, я посвящённый круга тени, а мой молчаливый друг — Бротемериус — он, наоборот, посвящённый круга света. А как зовут тебя?
— Меня зовут Тильво. Просто Тильво. И больше ничего. Я бродячий певец.
Посвящённые почтительно закивали своими бородатыми головами. При ярком свете костра Тильво теперь смог гораздо лучше рассмотреть своих новых знакомых. Из-за длинных бород определить их возраст было достаточно сложно. Однако у Бротемериуса была основательно тронутая сединой борода, тогда как у Иеронимуса седина имелась только на самом кончике бороды. Хотя седина далеко не показатель, но всё же видно, что светлый старше. У него под глазами залегли целыми горстями морщины, а кожа на лице напоминала смятый кусок пергамента, так что тёмный казался по сравнению с ним моложе. У этого почти не было морщин, а глаза, в отличие от грустных и глубоких глаз Бротемериуса, будто бы всё время чему-то улыбались. Хотя возраст у посвящённых — не то, что у людей. С помощью Силы они могут поддерживать в себе жизнь аж до трехсот лет. По крайней мере так говорят обычные люди.
Одеты они были довольно просто: облачены в просторные балахоны с капюшонами чёрного и белого цветов.
— Присаживайся и раздели с нами трапезу.
Тильво благодарно кивнул и присел к костру.
— Вина хочешь? — спросил Иеронимус, доставая бурдюк.
— Пожалуй, не откажусь, — ответил Тильво, роясь в своём заплечном мешке. — Я выпью вина из чаши, которую мне подарили за моё мастерство.
— Кого же ты так развеселил, что он расщедрился на чашу? — усмехнулся Иеронимус.
— Не насмешил, а растрогал сердце древней балладой, — с набитым едой ртом проговорил Тильво.
— И кого ты так растрогал?
— Хозяина вон того замка.
— Ну ты и враль, Тильво! Я знаю хозяина этого замка. Это на редкость скупой и глупый мужлан. Мы сами не захотели останавливаться в его замке.
— Наверное, потому, что боялись: вдруг хозяин не пустит посвящённых на порог.
— А ты, оказывается, остёр на язык, Тильво, — усмехнулся Иеронимус.
— Надеюсь, твой язык так же остёр, как твой меч? — поддержал Иеронимуса Бротемериус.
— Оставьте в покое хотя бы меч, — вздохнул Тильво.
— Небось раздобыл его там же, где и чашу. Стащил под шумок у пьяного рыцаря в каком-нибудь кабаке. Или про меч у тебя тоже заготовлена байка?
— Я так и обидеться могу, — ответил Тильво. — Хотите верьте, хотите нет, а его мне подарили, когда посвятили в рыцари. Я спас одному человеку жизнь.
— Наверное, помог не захлебнуться в чаше с вином, — продолжал подначивать Иеронимус.
— Никто мне не верит.
— А ты ври более правдоподобно, — улыбнулся Бротемериус. — И не обижайся на нас. Лучше сыграй что-нибудь.
— Ладно, вы сами напросились, — проворчал певец, доставая из чехла дайлу.
Тильво заиграл. Это была странная музыка, хотя мелодия показалась двум посвящённым знакомой. Но было в ней нечто необычное, что заставляло сосредоточиться. А потом Тильво запел. Это был странный язык, не похожий ни на острую речь северян, ни на текущий, как ручеёк, язык южан. Диковинные шипящие слова попадали в ритм с музыкой, унося слушателя куда-то в необозримую даль. А затем исчезло Небо. У посвящённых было такое чувство, будто их неожиданно толкнули в круг света. Они прищурили глаза и уставились на Небо. Вместо него ночь была испещрена миллиардами маленьких колючих огоньков. Но свет исходил не только от них. В небесах сиял абсолютно ровный жёлтый диск. Его тусклые лучи казались пожаром после вечного мрака, который приносит с собой ночное Небо.
Внезапно музыка оборвалась, и реальность снова нахлынула на поляну. Была глубокая непроглядная ночь, отблески костра освещали застывшие в изумлении лица посвящённых.
— Ну как, понравилось? — усмехнулся Тильво.
— Прости нас, бессмертный. Прости, один из учителей. Мы не признали тебя сначала.
— О чём вы говорите? — удивился Тильво. — Я и сам не понимаю смысла этих слов, они просто исходят из глубины моего сердца. Для меня этот язык так же незнаком, как и для вас.
— Ошибаешься, певец, этот язык слишком хорошо нам знаком. Это язык наших бессмертных учителей, которые давным-давно создали ордена посвящённых. Посвящённых в тайны бессмертных.
— Но я ведь обычный человек. Мне всего двадцать лет.
— Ты готов поклясться в этом? — не унимался Иеронимус.
— Да сколько угодно. Клянусь Небом, я самый обычный человек.
— Обычный, — усмехнулся Бротемериус. — Знаешь ли, обычные люди не поют на языке бессмертных, из которого даже посвящённым известно лишь небольшое количество слов.
— Давно у тебя открылся Дар? — спросил Иеронимус.
— Дар? В смысле когда я начал петь? Ну, этого я не помню. Может, лет в пять.
— Нет, Дар открывать завесу. Давать людям возможность видеть сквозь Небо.
— Не знаю. Впервые я спел подобную песню в таверне «Бешеный кабан». Это было три года назад.
— Много народу слышало, как ты поешь?
— Какой-то старый пьяница да дочь кабатчика. Вот и все. Я пел ещё несколько раз, когда было плохо на душе или я обижался на кого-то, как сейчас. Но в моём, как вы говорите Даре, нет ничего интересного. По крайней мере ничего полезного, кроме как полюбоваться огнями в Небе. Но за это денег не дадут. Больше того, Слуги Неба могут запросто сжечь. Я живу с бесполезной забавной способностью.
— Мальчик, ты даже представить себе не можешь, каким сокровищем владеешь; — Бротемериус был весьма взволнован.
— И куда только смотрят Слуги Неба? — усмехнулся в который раз Иеронимус, хотя в его улыбке теперь было намного больше тепла.
Дальнейшую дорогу до Терика Тильво разделил с двумя посвящёнными, которые направлялись в этот же город на ежегодный Большой совет. После того как Тильво спел им странную песню, их отношение к певцу в корне изменилось. Помимо того, что они всю дорогу кормили Тильво за свой счёт, они как зеницу ока охраняли его от любых посягательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86