На прощанье я напомнил Панчо, чтобы он на некоторое время заблокировал информацию об “Энерган компани”.
— Не волнуйся, — сказал он. Настроение у него было приподнятое. — Я не собираюсь подрывать твой бизнес. Но и ты не подрывай мой:держи язык за зубами!
Ночь я провел беспокойно — разумеется, мне уже не снилась виселица, наоборот, меня обступили видения прекрасного будущего, которое ожидает меня. Мне представлялось, как я вхожу рано утром к Лино Баталли и показываю ему коробочку с энерганом, как он вскакивает, обнимает меня, вызывает кассира, и я получаю новый аванс, на сей раз с тремя нулями.
Боже, каким идиотом я был! Панчо прав, называя меня неисправимым Дон-Кихотом.
Итак, в девять утра, наказав Кларе сидеть безотлучно дома и ждать вестей от старого жреца, я пересыпал большую часть зерен энергана в три банки, спрятав их в трех укромных уголках — в кухне, в спальне и кладовке, сунул в карман коробку с оставшимися зернами, штук двадцать примерно, и поехал в редакцию.
Мне предстояло сражение, настоящая битва за мою будущую судьбу. Она началась сразу же. Причем скверно. Секретарша Лино Баталли остановила меня: — У шефа совещание.
Я прождал битый час. Потом Лино промчался мимо меня, даже не поздоровавшись. Вернулся он к полудню, явно не в духе.
— Ну, что там у тебя опять? — проворчал он. — Аванса не хватило? Ладно уж, иди в кассу…
— Нет, Лино, я по другому поводу. Дело гораздо интереснее…
— И, выдержав эффектную паузу, добавил: — У меня есть доказательства.
— Какие еще доказательства? — рассеянно спросил он.
— Энерган.
— Что, что?
— Энерган. Зерна, дающие высокооктановое горючее. О которых говорится в моей повести.
Я вынул коробку с белым орлом на этикетке, открыл ее и, как мне привиделось ночью во сне, сунул Лино под нос.
Он даже не удостоил ее взгляда.
— Тедди, дорогой, это прекрасно, когда авторы так увлечены своим материалом, но ты, пожалуй, хватил через край. Может, ты и меня вздумал вставить в свое сочинение? Уволь, пожалуйста, у меня и так хватает мороки в последнее время. Эль Капитан прислал мне письменное предупреждение…
Не слушая дальше, я открыл дверцу наполненного первоклассными напитками бара в углу кабинета, взял шейкер, которым Лино готовил коктейли, наполнил его водой и поставил на полированный редакторский стол. Лино не двигался с места, но я видел, что в нем закипает ярость.
Подчеркнуто небрежным жестом я вынул из коробки одно зернышко и бросил в шейкер.
— Ты бы лучше отсел от стола, — сказал я.
— Слушай, Тедди! — рявкнул он. — Прекрати этот балаган! Я занят.
И тут же прикусил язык: жидкость в шейкере зашипела, повеяло холодом, запахло озоном.
— Что это значит? — спросил он, уже гораздо сдержаннее.
— Смотри! — Я отлил немного жидкости в пустую пепельницу, поднес огонек. Жидкость несколько секунд горела голубоватым пламенем.
Лино вопросительно уставился на меня. Он не глуп, о нет! Это я болван.
— Ты хочешь меня уверить, что история с твоим энерганом не выдумана? — сказал он.
— Да, Лино, клянусь тебе тем, что мне дороже всего на свете:моими детьми.
Он молчал долго, очень долго, не сводя глаз с шейкера, откуда струилось свежее дыхание озона с легкой сладковатой примесью неведомого летучего вещества. Потом поднял трубку синего телефона, который связывал его напрямую с некими лицами, и нажал на клавишу: — Сеньор Мак-Харрис?… Лино Баталли. Мне необходимо вас видеть, немедленно, безотлагательно! Дело исключительной важности… Нет, не по поводу Эль Капитана, гораздо важнее… Вместе с моим сотрудником Теодоро Искровым… Да, да, тот самый… Нет, “Далия” тут тоже ни при чем. Едем немедленно!
Он положил трубку, завернул шейкер в газеты, осторожно, двумя руками поднял его и вышел из кабинета. Я последовал за ним.
Внизу нас ждала машина.
10. Эдуард Мак-Харрис, президент “Альбатроса”
Мы подъехали к административному зданию “Альбатроса”, тому самому, где неделю назад Командор разместил свой командный пункт и решал, кому из арестованных жить, а кому умереть. Эта 110-этажная махина из алюминия и стекла — символ могущества крупнейшей нефтяной компании в стране, одной из крупнейших в мире. Неподалеку высился остов сгоревшего нефтеочистительного завода.
Мы торопливо пересекли мраморный холл и сели в роскошный, обитый кожей лифт, который поднял нас прямо в кабинет самого Эдуард Мак-Харриса, главы “Альбатроса”.
Я, естественно, знал его. Встречал раза два-три, брал у него интервью. Сейчас он показался мне мрачнее и словно бы недоступнее. И еще безобразнее. Оттого-то, наверно, он в последнее время не появлялся ни па телеэкране, ни в кинохронике. Впрочем, сам он нимало не стыдился своего уродства, считая его, должно быть, таким же символом власти и могущества, как и гигантский небоскреб, отличительным признаком self-made man — человека, возвысившегося собственными силами.
Существовала легенда — никто не знал, сколько в ней правды, — что много лет назад, когда Мак-Харрис был молод и владел одной-единственной нефтяной скважиной, на него напали бандиты, ранили, а вышку подожгли.
Мак-Харрис с риском для жизни бросился в огонь и голыми руками погасил пожар.
С той поры вся правая половина лица у него превратилась в кроваво-красную рыхлую массу, на которой поблескивал стеклянный глаз, а вместо правой руки — железный протез…
И этот человек считается некоронованным королем Веспуччии, “советником” Князя, послушно исполняющего все его желания. Мак-Харрис — это нефть. Мак-Харрис — это энергия, которую дает нефть. Мак-Харрис — это продукты питания, получаемые из нефти. Мак-Харрис — человек, проваливающий любые проекты по строительству в Веспуччии атомных электростанций солнечных батарей в пустыне. Мак-Харрис — это стайфли.
Мы застали его сидящим перед стеклянной стеной своего кабинета, откуда открывалась величественно-мрачная панорама Америго-сити:хаотическое скопище зданий, улиц, небоскребов, мостов, судов, заводов, тонущих в грязном омуте стайфли. Прямо-таки картина из вагнеровской “Гибели богов”. Но в самом кабинете пахло сосной — дома и служебные кабинеты апперов снабжались самым дорогостоящим воздухом. Когда мы вышли из лифта, Мак-Харрис поднялся кресла и враскачку, морской походкой, сделал несколько шагов нам навстречу.
Глаз его сощурился, губы омерзительно скривились, что означало любезную улыбку. Он протянул правую, затянутую в черную кожаную перчатку руку. Я пожал ее и почувствовал, какая она твердая.
— Вы Теодоро Искров, — произнес он, скорее констатируя, чем спрашивая. — Любопытное совпадение: только вчера прочитал вашу повесть. Очень забавно. Не сочтите за обиду — давно так не смеялся. У вас изощрённое воображение, болезненная чувствительность и подавленные комплексы превосходства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Не волнуйся, — сказал он. Настроение у него было приподнятое. — Я не собираюсь подрывать твой бизнес. Но и ты не подрывай мой:держи язык за зубами!
Ночь я провел беспокойно — разумеется, мне уже не снилась виселица, наоборот, меня обступили видения прекрасного будущего, которое ожидает меня. Мне представлялось, как я вхожу рано утром к Лино Баталли и показываю ему коробочку с энерганом, как он вскакивает, обнимает меня, вызывает кассира, и я получаю новый аванс, на сей раз с тремя нулями.
Боже, каким идиотом я был! Панчо прав, называя меня неисправимым Дон-Кихотом.
Итак, в девять утра, наказав Кларе сидеть безотлучно дома и ждать вестей от старого жреца, я пересыпал большую часть зерен энергана в три банки, спрятав их в трех укромных уголках — в кухне, в спальне и кладовке, сунул в карман коробку с оставшимися зернами, штук двадцать примерно, и поехал в редакцию.
Мне предстояло сражение, настоящая битва за мою будущую судьбу. Она началась сразу же. Причем скверно. Секретарша Лино Баталли остановила меня: — У шефа совещание.
Я прождал битый час. Потом Лино промчался мимо меня, даже не поздоровавшись. Вернулся он к полудню, явно не в духе.
— Ну, что там у тебя опять? — проворчал он. — Аванса не хватило? Ладно уж, иди в кассу…
— Нет, Лино, я по другому поводу. Дело гораздо интереснее…
— И, выдержав эффектную паузу, добавил: — У меня есть доказательства.
— Какие еще доказательства? — рассеянно спросил он.
— Энерган.
— Что, что?
— Энерган. Зерна, дающие высокооктановое горючее. О которых говорится в моей повести.
Я вынул коробку с белым орлом на этикетке, открыл ее и, как мне привиделось ночью во сне, сунул Лино под нос.
Он даже не удостоил ее взгляда.
— Тедди, дорогой, это прекрасно, когда авторы так увлечены своим материалом, но ты, пожалуй, хватил через край. Может, ты и меня вздумал вставить в свое сочинение? Уволь, пожалуйста, у меня и так хватает мороки в последнее время. Эль Капитан прислал мне письменное предупреждение…
Не слушая дальше, я открыл дверцу наполненного первоклассными напитками бара в углу кабинета, взял шейкер, которым Лино готовил коктейли, наполнил его водой и поставил на полированный редакторский стол. Лино не двигался с места, но я видел, что в нем закипает ярость.
Подчеркнуто небрежным жестом я вынул из коробки одно зернышко и бросил в шейкер.
— Ты бы лучше отсел от стола, — сказал я.
— Слушай, Тедди! — рявкнул он. — Прекрати этот балаган! Я занят.
И тут же прикусил язык: жидкость в шейкере зашипела, повеяло холодом, запахло озоном.
— Что это значит? — спросил он, уже гораздо сдержаннее.
— Смотри! — Я отлил немного жидкости в пустую пепельницу, поднес огонек. Жидкость несколько секунд горела голубоватым пламенем.
Лино вопросительно уставился на меня. Он не глуп, о нет! Это я болван.
— Ты хочешь меня уверить, что история с твоим энерганом не выдумана? — сказал он.
— Да, Лино, клянусь тебе тем, что мне дороже всего на свете:моими детьми.
Он молчал долго, очень долго, не сводя глаз с шейкера, откуда струилось свежее дыхание озона с легкой сладковатой примесью неведомого летучего вещества. Потом поднял трубку синего телефона, который связывал его напрямую с некими лицами, и нажал на клавишу: — Сеньор Мак-Харрис?… Лино Баталли. Мне необходимо вас видеть, немедленно, безотлагательно! Дело исключительной важности… Нет, не по поводу Эль Капитана, гораздо важнее… Вместе с моим сотрудником Теодоро Искровым… Да, да, тот самый… Нет, “Далия” тут тоже ни при чем. Едем немедленно!
Он положил трубку, завернул шейкер в газеты, осторожно, двумя руками поднял его и вышел из кабинета. Я последовал за ним.
Внизу нас ждала машина.
10. Эдуард Мак-Харрис, президент “Альбатроса”
Мы подъехали к административному зданию “Альбатроса”, тому самому, где неделю назад Командор разместил свой командный пункт и решал, кому из арестованных жить, а кому умереть. Эта 110-этажная махина из алюминия и стекла — символ могущества крупнейшей нефтяной компании в стране, одной из крупнейших в мире. Неподалеку высился остов сгоревшего нефтеочистительного завода.
Мы торопливо пересекли мраморный холл и сели в роскошный, обитый кожей лифт, который поднял нас прямо в кабинет самого Эдуард Мак-Харриса, главы “Альбатроса”.
Я, естественно, знал его. Встречал раза два-три, брал у него интервью. Сейчас он показался мне мрачнее и словно бы недоступнее. И еще безобразнее. Оттого-то, наверно, он в последнее время не появлялся ни па телеэкране, ни в кинохронике. Впрочем, сам он нимало не стыдился своего уродства, считая его, должно быть, таким же символом власти и могущества, как и гигантский небоскреб, отличительным признаком self-made man — человека, возвысившегося собственными силами.
Существовала легенда — никто не знал, сколько в ней правды, — что много лет назад, когда Мак-Харрис был молод и владел одной-единственной нефтяной скважиной, на него напали бандиты, ранили, а вышку подожгли.
Мак-Харрис с риском для жизни бросился в огонь и голыми руками погасил пожар.
С той поры вся правая половина лица у него превратилась в кроваво-красную рыхлую массу, на которой поблескивал стеклянный глаз, а вместо правой руки — железный протез…
И этот человек считается некоронованным королем Веспуччии, “советником” Князя, послушно исполняющего все его желания. Мак-Харрис — это нефть. Мак-Харрис — это энергия, которую дает нефть. Мак-Харрис — это продукты питания, получаемые из нефти. Мак-Харрис — человек, проваливающий любые проекты по строительству в Веспуччии атомных электростанций солнечных батарей в пустыне. Мак-Харрис — это стайфли.
Мы застали его сидящим перед стеклянной стеной своего кабинета, откуда открывалась величественно-мрачная панорама Америго-сити:хаотическое скопище зданий, улиц, небоскребов, мостов, судов, заводов, тонущих в грязном омуте стайфли. Прямо-таки картина из вагнеровской “Гибели богов”. Но в самом кабинете пахло сосной — дома и служебные кабинеты апперов снабжались самым дорогостоящим воздухом. Когда мы вышли из лифта, Мак-Харрис поднялся кресла и враскачку, морской походкой, сделал несколько шагов нам навстречу.
Глаз его сощурился, губы омерзительно скривились, что означало любезную улыбку. Он протянул правую, затянутую в черную кожаную перчатку руку. Я пожал ее и почувствовал, какая она твердая.
— Вы Теодоро Искров, — произнес он, скорее констатируя, чем спрашивая. — Любопытное совпадение: только вчера прочитал вашу повесть. Очень забавно. Не сочтите за обиду — давно так не смеялся. У вас изощрённое воображение, болезненная чувствительность и подавленные комплексы превосходства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82