На городской набережной Патрая толпы людей большими компаниями прогуливались из конца в конец, пересмеиваясь между собой. Сделанные под старину фонари на столбах ограждения ярко освещали покрытые каменной плиткой дорожки вдоль линии прибоя. Народ, несмотря на довольно-таки свежий ветер с моря, оказался одет достаточно легко, видимо, хорошенько подогревшись повсеместно продающимся из стоящих, древних на вид, бочек вином и сидром. Открытые площадки перед многочисленными барами прямо-таки кишели сидящей за длинными столами и веселящейся до упаду публикой. Я прошел почти всю прибрежную полосу — набережная уже вплотную подошла к городским окраинам, освещение становилось все более скупым, а прогуливавшийся народ — все менее дружелюбным. Тут и там проскальзывали мутные личности, явно не отдыхающие, а работающие в толпе. Неподалеку от одного из баров кому-то уже рихтовали физиономию. Мне в глаза бросилась тусклая вывеска «Сертаки-бар», и я решил зайти туда, для разнообразия, чтобы пропустить стакан вина перед ужином. Внутри хоровод, состоящий человек из двадцати, в разнобой подпрыгивал в такт незнакомой мне, но цепляющей за душу и за ноги музыке. Из кухни позади барной стойки в зал тянуло дымом сгоревшего масла. Я оглянулся. Все места были заняты, но на скамейке у стола в левом углу от входа один из сильно расслабившихся посетителей полулежал, оперевшись локтем на сидение.
— Простите, не могли бы вы подвинуться? Я как раз тут помещусь.
Человек, к которому я обратился, повернул голову в мою сторону, тяжело уселся в вертикальное положение, от чего его живот переместился со скамейки ему на колени и пробасил:
— Да конечно, братишка, усаживайся. Может, выпьем, а то я что-то устал?
— Согласен.
Нетерпеливым жестом руки дружелюбный толстяк подозвал к себе официанта, явно своего знакомого, и заказал, заметно путаясь в словах, пару вина и хлеб, поджаренный в оливковом масле. Не успел я моргнуть, как все стояло перед нами на столе. Размеры стаканов впечатляли — по пол литра, не меньше.
— Будем знакомы! — местный завсегдатай дернул рукой с зажатым в ней стаканом, и с силой чокнулся со мной. Часть вина при этом щедро пролилась на штаны толстяка, но он совсем не обратил на это внимания, присосавшись к емкости. Его стакан опустел в один глоток. Я последовал его примеру, но отпил только треть. Вино оказалось на уровне, плотное и богатое по вкусу. Кусок жареного пшеничного хлеба прекрасным образом лег на него сверху.
Но, пока я предавался ощущениям, с моим визави произошел переход количественных изменений в качественные — повернув через минуту к нему голову, я увидел его спящим на подложенных под голову руках на столе, лицом вниз. Попытки разбудить случайного собутыльника ни к чему не привели, он только невнятно мычал и дергал плечом, настаивая на том, чтобы его оставили в покое. В зале становилось все шумнее и шумнее, и желание оставаться здесь дольше совершенно пропало. Я выложил на стол пару купюр, гарантированно покрывавших стоимость выпитого и съеденного, и ушел. Отпечаток моего мизинца сегодня ночью будет передан прямо в руки Георгию Штейну, моему отцу. Пока не густо, но прошло только три дня с момента прибытия, а сегодня я доберусь до основных складов «Восточной транспортной базы», и появится определенность в направлении поиска.
«Докер и коза». Я, конечно, предполагал, что в названии есть определенный подтекст, но вывеска, на которой здоровый, покрытый густой растительностью громила со спущенными штанами уестествлял тощую козу с рогами и бородой, не оставляла никакого простора для воображения. «Интересно, почему этот кабак у капитана — любимый? Надо бы с Корнегруцы вести себя поосторожнее, и с его земляками…» — мысли прервались, мне принесли кувшин сидра, целиком приготовленную на гриле рыбу, и в качестве бесплатного приложения — все тот же жареный хлеб. Если местное вино тянуло на твердые три балла по пятибалльной шкале, то сидру я бы поставил пять, а лучше шесть. Тонкая, чуть горчащая амброзия вливалась в горло, пузырьки углекислоты слегка покалывали язык и небо.
Вдруг нестерпимо захотелось забыть навсегда о многом, и превратиться в настоящего Клауса Фурье, имевшего возможность без всяких забот получать от жизни все то, о чем в моем положении можно было только мечтать, проводя между заданиями жизнь во всяких темных, холодных и пыльных дырах в разных концах галактики. «Дерьмо!» — я напрягся, и мысленным рывком задвинул эту мысль под ту корягу, откуда та вылезла.
С едой я закончил в начале первого, когда публика уже стала рассасываться. На улице народу тоже заметно убавилось, но праздник жизни все равно продолжался. Набережная заканчивалась достаточно пологим спуском к воде, но за ее пределами темень стояла такая, что желающих нырнуть в прохладную осеннюю водичку и разбить себе голову о камни не находилось. Пора было заняться делом.
Отойдя на приличное расстояние вдоль берега, туда, куда звуки музыки с набережной уже не доносились, я, тщательно осмотревшись, вытянул из полы куртки шнур, сложенный в несколько раз и быстро скинул с себя всю одежду, оставшись в одних плавках. Вокруг стояла тишина, огни ближайших городских построек светились минимум в километре отсюда. Аккуратно повязав тонкий шнур вокруг голени на левой ноге, я спрятал одежду и обувь под приметный обломок скалы и быстро зашел в океан.
До причалов компании нужно было плыть не меньше трех километров, стараясь максимальное время находиться под водой, и я заметно подустал, когда через тридцать минут оказался на месте. От интенсивного движения кожа не чувствовала холода, идущего от воды, но теплоотдача от этого не уменьшалась, и силы быстро покидали организм. Когда руки дотронулись до шершавой стены причала, по всем ощущениям пора было срочно выбираться на поверхность — мышцы стали слегка подрагивать, обещая вскоре скрутить меня сильнейшей судорогой. Части грузового устройства, торчащие за кромкой бетона метрах в пяти над головой, пришлись очень кстати — расправив снятый с голени шнур, я быстро раскрутил его и набросил на ближайшую балку. Вшитый в шнур тяжелый шарик помог захлестнуть веревку в три оборота и прижать последней петлей конец. Взобравшись по веревке и стряхнув одной рукой воду с тела, чтобы не оставлять повсюду мокрых следов, я встал на причал таким образом, чтобы всего меня скрывала направляющая гидравлического крана, и огляделся. Вокруг стояла абсолютная тишина и пустота. По акватории порта лениво околачивался небольшой спасательный катер, пуская в разные стороны луч прожектора, но с борта катера меня заметить не могли. Пригнувшись, я рысью пробежал несколько десятков метров, которые оставались до огромного крытого склада, и прижался к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100