Дойдя до самого верха лестницы, Йорген открыл еще одну дверь и растворился в темноте.
Диего с неприятным чувством отметил, что в комнате нет ни единого окна, а размерами она ничуть не больше, чем его собственное временное жилище в идиотской профсоюзной гостинице. Да и убранство комнаты говорило о личности владельца ничуть не больше, чем стандартный гостиничный номер. Впрочем, это вполне объяснимо: раз Йорген наркоман, значит, его вряд ли что-то по-настоящему интересует, кроме ротери.
Если б не эти разговоры про корабль, Диего немедленно ушел бы отсюда. Он уже не думал о Йоргене, или как там его когда-то звали на самом деле, как о сотруднике разведки и товарище по оружию. Теперь этот человек — просто тупой наркоман, окончательно сломленный и выброшенный из жизни на этот Ботом забытый Эфрихен. Дурман ротери быстро проходил, и движения уже не требовали таких усилий, как прежде. Диего чувствовал себя почти хорошо, и это еще сильнее заставляло его желать поскорее выбраться из этой ямы, хорошенько позавтракать и подготовить отчет, а потом отправляться домой.
Йорген плюхнулся на измятую койку и мрачно улыбнулся.
— Я тебе предлагаю сделку, — хрипло проговорил он. — Разговор пойдет о деньгах. Мне нужны деньги и, может быть, новые документы. — Он бережно взял в руки микрокассету: — Мои донесения. Все до последней мелочи.
— Я думал, ты уходишь с ними, — медленно проговорил Диего, — на том корабле.
— Не верь всему, что тут болтают, — резко ответил Йорген. — Да, ну и молокососа же они прислали! Ну ладно, в любом случае сделка — это сделка. Эти донесения, все, что ты, Сейн или кто бы там ни было жаждете узнать, стоят пятьдесят кусков. Только не деньгами, можно безделушками, которые легко продать, всякими там ювелирными камешками, побрякушками и разным барахлом, на которое падки коллекционеры. Никаких государственных акций и вообще никаких вещей, за оборотом которых можно было бы проследить. Понял меня?
Диего кивнул.
— Встретимся в клубе. Ты приносишь то, что я прошу, а я — вот это. Идет?
Лейтенант заколебался.
— Но я не знаю, стоит ли это тех денег, что ты требуешь, — сказал он наконец. — Что, если я тебе заплачу, а кассета окажется совершенно чистой или полна всякой чепухи? С какой стати я буду покупать кота в мешке? Мне надо все это увидеть, прежде чем выложить такую сумму.
— Что ж, может ты не такой уж и молокосос, — усмехнулся Йорген. — Но мне нужны гарантии. Ведь ты можешь смыться, вообще ничего не заплатив, и захватить товар с собой. Всякие там слова чести и тому подобная туфта меня не интересуют.
Диего напряженно размышлял.
— Вот это в залог возьмешь? — он отцепил медаль святой Варвары, сжал ее в кулаке и протянул Йоргену. — На рынке она до пятидесяти не дотянет, но все-таки это чистое золото. А лично для меня она стоит гораздо больше.
— А, сентиментальность, — мрачно сказал Йорген. — Что бы мы стали делать без сентиментальности? А ведь это только слабость. Вот поэтому-то мы в конечном счете и проиграем, мой мальчик. Вовсе не из-за того, что халиане сообразительнее нас, или сильнее, или даже подлее. Все дело в том, что они не обращают внимания на подобную ерунду.
Диего рванулся вперед и схватил микрокассету, одновременно бросив медаль на свернутые простыни.
— А почему ты так уверен, что я тебя не убью? — спросил он, обернувшись уже в дверях.
На самом деле вопрос этот Диего адресовал самому себе. Он даже не понял, что говорит вслух. Когда Йорген заговорил, Диего замер.
— По той же самой причине, по которой ты непременно вернешься за этой штукой, — проговорил тот. — Сентиментальность. Да еще нервы. Готов поклясться, что ты за свою жизнь ни разу никого не убил, и уж, конечно, сейчас не начнешь этим заниматься. Убить человека — это, браток, совсем не то, что сбить несущийся тебе наперерез космический корабль.
Диего вышел. Дорога обратно к гостинице казалась длиннее — может, от того, что он не мог выкинуть из головы Йоргена, а может, от того, что не удавалось игнорировать неприкрыто враждебные взгляды прохожих. Вернувшись в свое гостиничное гнездышко, Диего швырнул кассету на койку и, не обращая на нее внимания, провел добрый час в ванной, пытаясь смыть дурные воспоминания. Потом заказал порцию сосисок, за которую с него содрали невообразимую сумму, и принялся за еду, запивая пивом. Лишь покончив со всем этим, он почувствовал, что готов, наконец, заняться записями Йоргена.
Потратив еще три часа и две порции пива, Диего, наконец, обнаружил то, что искал. Такая информация действительно стоила того, чтобы отдать собственное тело на растерзание этой змеи, стоила того, чтобы разыгрывать наркомана, где-то на окраинах цивилизованного мира, и даже попробовать ротери на собственной шкуре. Она стоит даже медали святой Варвары, старинной реликвии Фуэнтов. Диего еще раз прокрутил кассету. Ему хотелось убедиться, что все это не сон.
«…Вчера прибыл халианский торговый корабль. Я встречал его как представитель клуба. Несомненно, они выгружали ротери. Когда мы получили свою долю, председатель клуба велел нам возвращаться. Но я затерялся в толпе и остался. Прежде чем корабль отчалил, на борт доставили другой груз. Я не очень хорошо видел со своего наблюдательного пункта, но, очевидно, это были рабы. Эфрихен не занимается работорговлей — по крайней мере, официально. Я приблизился и постарался рассмотреть получше. Татуировки ротери…».
За рассказом последовало видеоизображение — довольно нечеткое, как это всегда бывает при съемках скрытой камерой, но разноцветные татуировки ротери-клуба у стоявших рядом людей Диего различил вполне отчетливо. А еще совершенно пустое и бессмысленное выражение лиц. Казалось, эти люди начисто утратили способность мыслить.
Соответствующая доза ротери на протяжении достаточно длительного времени, подумал Диего, а может, еще и предварительный подбор людей с соответствующей психологией.
Он невольно вздрогнул. Наркотический дурман ротери не рассеялся до конца. Он все еще лип к телу фиолетовой змеей, распластавшейся на его бледной коже.
А ведь там, в глубинах душ, сокрытых под этими безжизненными, лишенными всякого выражения масками лиц, все эти новоиспеченные рабы продолжают мечтать о тех ярких красках и ощущении полноты жизни, горько подумал Диего. Всем своим существом он снова чувствовал этот зов, эту неодолимую потребность испытать вновь пережитые вчера незабываемые ощущения, сбросить оковы честолюбия и семейного долга, раствориться в океане чувств.
Он машинально ткнул пальцем в клавиатуру и перескочил в какое-то другое место рассказа Йоргена: Изображение мигнуло, и лицо на экране сделалось вдруг гораздо старше, словно за эти десять минут рассказчик постарел на многие-многие годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Диего с неприятным чувством отметил, что в комнате нет ни единого окна, а размерами она ничуть не больше, чем его собственное временное жилище в идиотской профсоюзной гостинице. Да и убранство комнаты говорило о личности владельца ничуть не больше, чем стандартный гостиничный номер. Впрочем, это вполне объяснимо: раз Йорген наркоман, значит, его вряд ли что-то по-настоящему интересует, кроме ротери.
Если б не эти разговоры про корабль, Диего немедленно ушел бы отсюда. Он уже не думал о Йоргене, или как там его когда-то звали на самом деле, как о сотруднике разведки и товарище по оружию. Теперь этот человек — просто тупой наркоман, окончательно сломленный и выброшенный из жизни на этот Ботом забытый Эфрихен. Дурман ротери быстро проходил, и движения уже не требовали таких усилий, как прежде. Диего чувствовал себя почти хорошо, и это еще сильнее заставляло его желать поскорее выбраться из этой ямы, хорошенько позавтракать и подготовить отчет, а потом отправляться домой.
Йорген плюхнулся на измятую койку и мрачно улыбнулся.
— Я тебе предлагаю сделку, — хрипло проговорил он. — Разговор пойдет о деньгах. Мне нужны деньги и, может быть, новые документы. — Он бережно взял в руки микрокассету: — Мои донесения. Все до последней мелочи.
— Я думал, ты уходишь с ними, — медленно проговорил Диего, — на том корабле.
— Не верь всему, что тут болтают, — резко ответил Йорген. — Да, ну и молокососа же они прислали! Ну ладно, в любом случае сделка — это сделка. Эти донесения, все, что ты, Сейн или кто бы там ни было жаждете узнать, стоят пятьдесят кусков. Только не деньгами, можно безделушками, которые легко продать, всякими там ювелирными камешками, побрякушками и разным барахлом, на которое падки коллекционеры. Никаких государственных акций и вообще никаких вещей, за оборотом которых можно было бы проследить. Понял меня?
Диего кивнул.
— Встретимся в клубе. Ты приносишь то, что я прошу, а я — вот это. Идет?
Лейтенант заколебался.
— Но я не знаю, стоит ли это тех денег, что ты требуешь, — сказал он наконец. — Что, если я тебе заплачу, а кассета окажется совершенно чистой или полна всякой чепухи? С какой стати я буду покупать кота в мешке? Мне надо все это увидеть, прежде чем выложить такую сумму.
— Что ж, может ты не такой уж и молокосос, — усмехнулся Йорген. — Но мне нужны гарантии. Ведь ты можешь смыться, вообще ничего не заплатив, и захватить товар с собой. Всякие там слова чести и тому подобная туфта меня не интересуют.
Диего напряженно размышлял.
— Вот это в залог возьмешь? — он отцепил медаль святой Варвары, сжал ее в кулаке и протянул Йоргену. — На рынке она до пятидесяти не дотянет, но все-таки это чистое золото. А лично для меня она стоит гораздо больше.
— А, сентиментальность, — мрачно сказал Йорген. — Что бы мы стали делать без сентиментальности? А ведь это только слабость. Вот поэтому-то мы в конечном счете и проиграем, мой мальчик. Вовсе не из-за того, что халиане сообразительнее нас, или сильнее, или даже подлее. Все дело в том, что они не обращают внимания на подобную ерунду.
Диего рванулся вперед и схватил микрокассету, одновременно бросив медаль на свернутые простыни.
— А почему ты так уверен, что я тебя не убью? — спросил он, обернувшись уже в дверях.
На самом деле вопрос этот Диего адресовал самому себе. Он даже не понял, что говорит вслух. Когда Йорген заговорил, Диего замер.
— По той же самой причине, по которой ты непременно вернешься за этой штукой, — проговорил тот. — Сентиментальность. Да еще нервы. Готов поклясться, что ты за свою жизнь ни разу никого не убил, и уж, конечно, сейчас не начнешь этим заниматься. Убить человека — это, браток, совсем не то, что сбить несущийся тебе наперерез космический корабль.
Диего вышел. Дорога обратно к гостинице казалась длиннее — может, от того, что он не мог выкинуть из головы Йоргена, а может, от того, что не удавалось игнорировать неприкрыто враждебные взгляды прохожих. Вернувшись в свое гостиничное гнездышко, Диего швырнул кассету на койку и, не обращая на нее внимания, провел добрый час в ванной, пытаясь смыть дурные воспоминания. Потом заказал порцию сосисок, за которую с него содрали невообразимую сумму, и принялся за еду, запивая пивом. Лишь покончив со всем этим, он почувствовал, что готов, наконец, заняться записями Йоргена.
Потратив еще три часа и две порции пива, Диего, наконец, обнаружил то, что искал. Такая информация действительно стоила того, чтобы отдать собственное тело на растерзание этой змеи, стоила того, чтобы разыгрывать наркомана, где-то на окраинах цивилизованного мира, и даже попробовать ротери на собственной шкуре. Она стоит даже медали святой Варвары, старинной реликвии Фуэнтов. Диего еще раз прокрутил кассету. Ему хотелось убедиться, что все это не сон.
«…Вчера прибыл халианский торговый корабль. Я встречал его как представитель клуба. Несомненно, они выгружали ротери. Когда мы получили свою долю, председатель клуба велел нам возвращаться. Но я затерялся в толпе и остался. Прежде чем корабль отчалил, на борт доставили другой груз. Я не очень хорошо видел со своего наблюдательного пункта, но, очевидно, это были рабы. Эфрихен не занимается работорговлей — по крайней мере, официально. Я приблизился и постарался рассмотреть получше. Татуировки ротери…».
За рассказом последовало видеоизображение — довольно нечеткое, как это всегда бывает при съемках скрытой камерой, но разноцветные татуировки ротери-клуба у стоявших рядом людей Диего различил вполне отчетливо. А еще совершенно пустое и бессмысленное выражение лиц. Казалось, эти люди начисто утратили способность мыслить.
Соответствующая доза ротери на протяжении достаточно длительного времени, подумал Диего, а может, еще и предварительный подбор людей с соответствующей психологией.
Он невольно вздрогнул. Наркотический дурман ротери не рассеялся до конца. Он все еще лип к телу фиолетовой змеей, распластавшейся на его бледной коже.
А ведь там, в глубинах душ, сокрытых под этими безжизненными, лишенными всякого выражения масками лиц, все эти новоиспеченные рабы продолжают мечтать о тех ярких красках и ощущении полноты жизни, горько подумал Диего. Всем своим существом он снова чувствовал этот зов, эту неодолимую потребность испытать вновь пережитые вчера незабываемые ощущения, сбросить оковы честолюбия и семейного долга, раствориться в океане чувств.
Он машинально ткнул пальцем в клавиатуру и перескочил в какое-то другое место рассказа Йоргена: Изображение мигнуло, и лицо на экране сделалось вдруг гораздо старше, словно за эти десять минут рассказчик постарел на многие-многие годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95