- Послушайте, - говорил политик в телевизоре густым,
вкрадчивым баритоном. - Если вникнуть в суть дела, все очень
просто: хотите ли вы, чтобы бюро актов гражданского
состояния округа Нассо возглавлял честный, компетентный
человек или проходимец с севера штата, который никогда...
- Думаю, это воздух в трубах, - сказал Говард, и хотя
шорох, из-за которого он направился в ванную, нисколько не
напоминал шум воздушных пузырей в трубах, сам звук его
голоса - разумного, снова управляемого - придал ему чуть
больше решимости.
И опять-таки - Вай скоро вернется. В любую минуту. Он
встал за дверью, нащупывая путь наружу.
- Воздух в трубах! - громко продекламировал Говард и
смело рванул дверь ванной. Он нагнулся, схватил щетку и
потащил ее к двери. Ему пришлось сделать не больше двух
шагов в крохотное помещение с выцветшим, покоробленным
линолеумом и видом на тусклое, забранное мелкой сеткой
вентиляционное отверстие, и, скорее всего, он даже не
заглянул в раковину.
Он стоял снаружи, прислушиваясь.
Царап-царап. Царап-царап.
Он поставил щетку и совок на законное место между плитой
и холодильником в кухне и вернулся в гостиную. Там он
постоял, поглядывая на ванную. Дверь была распахнута,
льющийся оттуда свет веером расходился в крохотном закутке в
прихожей.
"Надо бы пойти выключить свет. Ты же знаешь, какой Вай
поднимает шум из-за этого. Тебе даже не нужно входить.
Просто просунуть руку за дверь и щелкнуть".
А если что-то схватит его за руку, пока он будет
тянуться к выключателю?
Вдруг чужой палец схватит его за палец?
Как насчет этого, дамы и господа?
Тот звук все еще был слышен. В нем было нечто до ужаса
неумолимое. Можно было сойти с ума.
Царап. Царап. Царап.
По телевизору Алекс Требек объяснял условия суперигры.
Говард подошел и прибавил звук. Потом снова уселся на стул и
сказал себе, что из ванной ничего не слышится, абсолютно
ничего.
Разве что воздух в трубах.
Вай Митла была из тех женщин, которые двигаются с таким
изяществом, что кажутся чуть ли не хрупкими... но Говард был
на ней женат двадцать один год и прекрасно знал, что никакой
хрупкости в ней нет и в помине. Она ела, пила, работала,
танцевала и занималась любовью в одном и том же темпе -
напористом. Она ворвалась в квартиру, как небольшой ураган.
Правой рукой она прижимала к груди объемистый бумажный
мешок. Не останавливаясь, она внесла его в кухню. Говард
слышал, как мешок раскрылся, хлопнула дверца холодильника и
затем закрылась. Вернувшись, она швырнула Говарду свое
пальто.
- Повесь, пожалуйста! - попросила она. - Я сейчас
описаюсь! Ей богу! Фью!
"Фью!" было любимым междометием Вай.
- Конечно, Вай, - произнес Говард и встал с темно-синим
пальто Вай в руках. Он не сводил с нее глаз, пока она
бежала по коридору и через дверь ванной.
- Электрокомпания очень любит, когда ты оставляешь
включенный свет, Гови, - крикнула она через плечо.
- Я нарочно, - ответил он. - Знал, куда ты сразу
помчишься.
Она засмеялась. Он слышал шорох ее белья.
- Ты слишком хорошо меня знаешь - у посторонних это
называется любовью.
"Надо сказать ей - предупредить ее", - подумал Говард,
зная, что не сможет этого сделать. Что он ей скажет?
Берегись, Вай, там из трубы раковины торчит палец, не дай
ему ткнуть тебя в глаз, когда наклонишься за стаканом воды?
Кроме того, это ведь просто галлюцинация из-за воздуха в
трубах и из-за того, что он боится мышей. Теперь, когда
прошло несколько минут, он в это почти верил.
Как бы там ни было, он стоял с пальто. Вай на руках,
ожидая, когда она завизжит. И спустя десять-пятнадцать
бесконечных секунд услышал:
- Боже мой, Говард!
Говард подскочил, еще крепче прижимая пальто к груди.
Сердце, уже было успокоившееся, снова начало выстукивать
морзянку. Он порывался заговорить, но слова застревали в
горле.
- Что? - наконец выговорил он. - Что такое, Вай?
- Полотенца! Попадали на пол! Что случилось?
- Не знаю, - отозвался он. Сердце колотилось еще
быстрее, и он не мог определить, чем было тошнотворное
ощущение где-то в самом низу живота - облегчением или
ужасом. Наверное, он свалил полотенца, когда налетел на
стену.
- Наверное, привидения, - сказала она. - Кроме того, не
хочу тебя пилить, но ты забыл закрыть раковину.
- Извини, - произнес он.
- Ну да, ты всегда так говоришь, - донесся ее голос. -
Ты, наверное, хочешь, чтобы я туда свалилась и утонула.
Когда-нибудь так и случиться! - Чавкающий звук - она сама
заткнула пробку. Говард выжидал, затаив дыхание, все еще
сжимая пальто.
- У кого рекорд по количеству удалений за одну игру? -
спрашивал Алекс Требек.
- Том Сивер? - Милдред слегка откинулась.
- Роджер Клеменс, бестолочь, - сказал Говард.
Пш-ш-ш! - донесся шум сливаемой воды. Вот сейчас
наступит момент, которого он ждет (до Говарда только сейчас
дошло), пауза, казалось, длится бесконечно. Потом взвизгнул
кран с горячей водой (он все собирался починить этот кран и
все забывал), вода потекла в раковину, и Вай начала мыть
руки.
Никакого визга.
А откуда быть визгу, если никакого пальца нет?
- Воздух в трубах, - более уверенно произнес Говард и
пошел вешать пальто жены.
Она вышла, оправляя юбку.
- Я принесла мороженное, - сказала она, - вишневое с
ванилью, как ты хотел. Но для начала давай попробуем пиво,
Гови. Новый сорт. Называется "Американское зерно". Я о таком
никогда не слышала, но оно было на дешевой распродаже, и я
взяла шесть банок. Не рискнешь - не выиграешь, так ведь?
- Точно, - сказал он, морща нос. Когда Вай принесла ему
из кухни стакан со своим новым приобретением, он понял, что
страх прошел. Он решил, что лучше страдать галлюцинациями,
чем наблюдать, как настоящий палец высовывается из слива
раковины - живой, указующий во все стороны.
Говард опять уселся на стул. Когда Алекс Требек объявил
тему последней суперигры - шестидесятые годы, он задумался
над тем, что ему было известно из различных телепередач:
галлюцинации бывают у людей, страдающих либо а) эпилепсией,
либо б) опухолью мозга. И таких передач он помнил немало.
- Знаешь, - сказала Вай, возвращаясь в комнату с двумя
стаканами пива, - не нравятся мне вьетнамцы, которые держат
этот магазин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11