- Тут все вещи пятидесятых! "Лунный
свет"... "Сатиновая пятерка"... "Шеп" и "Липовый свет"...
Лаверн Бейкер! Господи, Лаверн Бейкер поет "Твидл-ди"! Я
этого с детства не слышал!
- Побереги денежки. Мы зашли только напиться, помнишь?
- Да, да.
Он последний раз взгляну на радиолу, раздраженно вздохну
и уселся рядом с ней у стойки. Мэри вытянула меню из зажима
между перечницей и солонкой, стараясь не замечать, как он
нахмурился и выпятил губу. "Смотри, - говори он, не
раскрывая рта (этому, как она открыла: можно научиться в
длительном браке). - Я прорывался через пустыню, пока ты
спала, убил бизона, сражался с индейцами, доставил тебя в
целости и сохранности в этот маленький оазис, а что я
получу в благодарность? Ты мне даже не разрешаешь послушать
"Твидди" из автомата!"
"Ничего, - подумала она. - Мы скоро уйдем, так что
ничего страшного".
Хороший совет. Она последовала ему, углубившись в меню.
Оно соответствовало ацетатным передникам, неоновым часам,
радиоле и общему убранству (которое с некоторой натяжкой
можно было бы охарактеризовать как рибоп середины века).
Пончики, естественно, назывались "Гончие". Чизбургер был не
просто чизбургером, а "Чабби Чеккер", а двойной чузбургер -
"Большой боппер". Фирменным блюдом была пицца с начинкой:
меню обещало "Там все, кроме Сэма Кука!"
- Класс, - сказала она. - Ла-ба-ду-ба-да!
- Что? - переспроси Кларк, но она покачала головой.
Подошла молодая официантка, доставая блокнот из
ацетатного кормашка. Она одарила их улыбкой - вымученной,
как показалось Мэри; женщина выглядела усталой и нездоровой.
На верхней губе у нее было засохшее пятно от лихорадки, а
слегка налитые кровью глаза беспрерывно бегали. Они
останавливались, казалось, на всем, кроме клиентов.
- Что вам?
Кларк взял меню у Мэри. Она отобрала его назад и
произнесла:
- Большую "пепси" и большое имбирное пиво. И пожалуйста,
побыстрее.
- Вы обязательно должны попробовать вишневый пирог! -
хриплым голосом вскричала рыжая. Молодая официантка
вздрогнула при звуке этого голоса. - Рик только что испек!
Вы почувствуете, что умерли и вознеслись на небо! - Она с
ухмылкой подбоченилась. - Но вы и так в Раю, ну, вы
понимаете, что я хочу сказать.
- Спасибо, - сказала Мэри, - но мы действительно спешим
и...
- Конечно, а почему бы и нет? - раздумчиво произнес
Кларк. - Два кусочка вишневого пирога.
Мэри лягнула его в лодыжку - больно, - но он, -
казалось, не заметил этого. Он снова уставился на рыжую
официантку, до боли стиснув зубы. Рыжая, несомненно,
заметила это, но не подала виду. Она лениво взбила одной
рукой свои немыслимые волосы.
- Две бутылки с собой, два пирога здесь, - повторила
молодая официантка. Она опять нервно улыбнулась им, пока ее
глаза изучали обручальное кольцо Мэри, сахарницу, вентилятор
под потолком. - Пирог вам прямо сюда? - Она нагнулась и
положила на стойку две салфетки и две вилки.
- В-вы... - начал Кларк, но Мэри твердо и быстро
перебила его:
- Нет.
Хромированный поднос находился на дальнем конце стойки.
Как только официантка направилась туда, Мэри прошипела:
- Зачем ты это делаешь, Кларк? Ты же знаешь, я хочу
поскорее убраться отсюда!
- Эта официантка. Рыжая. Это же...
- Да перестань глазеть на нее! - злобно прошептала Мэри.
- Ты как пацан, заглядывающий девочкам под юбки!
Он отвел взгляд... но с немалым усилием.
- Это же вылитая Джанис Джоплин, или я сумасшедший!
Пораженная, Мэри сова посмотрела на официантку. Та
слегка повернулась в профиль, разговаривая с поваром на
кухне, но Мэри видны были две трети ее лица, и этого
оказалось достаточно. У нее как будто щелкнуло в голове, и
лицо рыжей совместилось с лицом на пластинках, которые у
нее хранились до сих пор. Это были пластинки в виниловых
конвертах, выпущенные в том году, когда еще ни у кого не
было переносных магнитофонов "сони", а компакт-диски
воспринимались как чистая фантастика; пластинки, которые
теперь уложены в картонный ящик из-под виски и пылятся
где-то в углу чердака; пластинки с такими названиями, как
"Большой брат и акционерная компания", "Дешевая дрожь" и
"Жемчужина". И лицо Джанис Джопин - доброе, некрасивое
лицо, которое очень быстро сделалось старым, огрубевшим и
измученным. Кларк прав: лицо этой женщины - точная копия
лица на тех старых пластинках.
Но было не только лицо: и Мэри ощутила, как в ее душу
заползает ужас и сердце колотится в предчувствии опасности.
Был еще голос.
В памяти у нее всплыл леденящий душу, взмывающий вверх
звук - почти вой - в начале песни "Кусочек моего сердца".
Она наложила этот мрачный, пропитой выкрик на голос рыжей
официантки, от которого несло виски и "Мальборо", как
только что накладывала друг на друга лица, и поняла, что
если официантка запоет эту песню, она запоет ее голосом
умершей знаменитости из Техаса.
"Потому что она и есть умершая знаменитость из Техаса.
Поздравляю, Мэри, тебе пришлось ждать до тридцати двух лет,
но ты своего добилась - увидела наконец свое первое
привидение".
Она попробовала спорить с собой, пыталась убедить себя,
что совпадение разных факторов, среди которых не последнее
место занимал стресс от того, что они заблудились, заставило
ее придавать слишком большое значение случайному сходству,
но все эти рациональные соображения не могли состязаться с
уверенностью, засевшей глубоко внутри: она видит призрак.
В ее теле происходили какие-то странные глубинные
изменения. Биение сердца достигло уже галопа, и оно готово
было взорваться, как марафонец на олимпийской жаре. От
прилива адреналина мышцы живота напряглись, а в диафрагме
сделалось тепло, как после глотка виски. Подмышки и виски
увлажнились потом. Самым удивительным был свет, заливавший
все - неон на циферблате часов, отделанный нержавеющей
сталью проход на кухню, вращающиеся круги на лицевой панели
музыкального автомата - так, что все казалось и призрачным
и в то же время чересчур реальным. До нее доносилось
жужжание вентилятора, рассекавшего лопастями воздух, слабый
ритмичный звук, будто кто-то выбивал шелковую занавеску,
запах мяса, жарящегося на невидимом вертеле в соседнем
помещении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14