Наверняка Уолли истратил на нее сотню долларов.
Руби взяла в рот сигарету и закурила. Он не походил ни на кого из других парней, с которыми она встречалась. Большинство ребят из школы считали себя неотразимыми. Они приводили тебя на вечеринку для всех желающих в чей-нибудь дом, где все отпускают похабные шуточки или смотрят похабные фильмы, потом предлагали сходить поплавать в чем мать родила. Иногда они вели тебя в какой-нибудь твист-клуб, где терлись об тебя, потом, подпоив дешевым джином, ехали прямиком на холмы, припарковывались и становились раздражительными и оскорбляли, если ты не «давала».
Она изображала их голоса, пока дожидалась Уолли:
— Ну давай, детка… Что ты ее бережешь?… С нее процентов не набежит… Да не будь ты маленькой оклахомской дурочкой… Все другие девчонки этим занимаются… Ну-ка, потрогай… Ты когда-нибудь раньше такое трогала?
А тем временем они теребят твою грудь и стараются положить на твое тело руки и уговаривают тебя положить свою руку на них.
А ты стараешься заблокировать хитрые заходы справа и слева и держишь надежную оборону от мощных подач из центра.
Руби поправила на плечах свой шифоновый шарф. Нет уж, спасибо! Двух раз, когда она пережила подобные вещи в Чикашей, с нее довольно. Оба случая до сих пор вызывали у нее чувство стыда, стоило только о них вспомнить.
Первый произошел в холодный зимний вечер с парнем, который жил на ранчо. Поскольку ей больше нечем было заняться, она позволила ему отвезти себя в Форт-Силл, на новую картину с Глорией Амес, которую ей особенно хотелось посмотреть. Поначалу они замечательно проводили время. Он угостил ее конфетами и воздушной кукурузой во время сеанса, а также огромным гамбургером и молочным шоколадом после него. А всю дорогу обратно до Чикашей они проговорили о том, какая это хорошая картина, и о том, какая красивая мисс Амес и как это, должно быть, здорово — быть такой популярной, как она, и иметь столько денег, сколько у нее, и жить в Риме, Париже и Лос-Анджелесе.
Потом, когда они приехали обратно к ее дому, она увидела у фасада машину мистера Кронкайта, и, поскольку ей не хотелось, чтобы парень о нем знал, она предложила припарковаться и поговорить еще немного. И он с радостью на это согласился.
Даже сейчас она сама толком не могла понять, как это случилось. Только что они разговаривали, слушали музыку по радио в его машине. Потом, не успела она опомниться, как они уже целовались. Не мило целовались, а так, что он просовывал свой язык ей в рот, а она позволяла ему делать вещи, которые никогда еще не позволила делать ни одному парню, до тех пор, пока оба не возбудились настолько, что когда он попросил ее залезть вместе с ним на заднее сиденье, она залезла. Ей было невтерпеж. Она даже помогла ему задрать свою юбку и свитер, а также расстегнуть длинную тяжелую шерстяную рубашку, которую надевала по настоянию своей сестры. Потом, внезапно, в последнюю минуту, когда еще немного — и было бы уже слишком поздно, все это показалось таким убожеством, такой дешевкой, что она не смогла довести дело до конца.
С любимым человеком, на террасе пентхауса или на вилле на французской Ривьере, когда на ней тончайшее неглиже, которое всегда носит мисс Амес в своих постельных сценах, — да.
Но не с парнем, которого она едва знает, на заднем сиденье восьмилетнего «форда», когда по радио играет оркестр народных инструментов из южных штатов, а она ерзает на сиденье в длинном одеянии, не приспособленном для таких сцен.
— Прости. Но я не могу, я просто не могу, — сказала она ему, оттолкнув от себя, садясь прямо и стараясь привести себя в божеский вид.
Но вместо того чтобы хотя бы попытаться понять, парень страшно на нее разозлился. Он обругал ее и ударил по лицу и не оставлял попыток овладеть ею. А когда она все так же не позволяла ему, он открыл дверцу машины и вытолкнул ее наружу, и ей пришлось идти домой пешком, плача, натягивая на ходу нижнее белье и испытывая такой стыд, что хотелось умереть.
Руби стряхнула пепел со своей сигареты в пепельницу на приборном щитке, когда дверь офиса открылась, Уолли вышел наружу и, обогнув автомобиль с открывающимся верхом, подошел с той стороны, где она сидела. При свете от вывески «СВОБОДНЫЕ МЕСТА» ей было видно, что его лицо покрыто тонким глянцем пота.
— У тебя какие-нибудь неприятности? — спросила она.
Он покачал головой:
— Нет.
— Тогда почему тебя так долго не было?
Уолли положил свою руку на ладонь, которую она держала на дверце машины.
— Никак не мог отвязаться от администратора.
— Почему?
— Он — бывший вояка. Был в составе Первой в Корее. Знаешь, один из тех ребят, что пробились обратно от Ялу. И стоило ему только увидеть мою униформу, он из кожи лез вон, чтобы нам угодить. Но он все говорил, и говорил, и говорил, и я никак не мог добиться, чтобы он отдал мне наш ключ.
Руби спросила почти яростно:
— Но он все-таки дал тебе комнату?
— Нет. — Уолли ухмыльнулся. — Номер люкс. Гостиная, спальня и ванная.
Руби почувствовала, как у нее вытягиваются губы, пока Уолли открывал дверцу и помогал ей выйти.
— Он, наверное, очень большой. А как быть с твоей машиной?
— Он велит одному из своих ребят припарковать ее.
Руби посмотрела на блестящий новый багаж в задней части автомобиля с открывающимся верхом. Если один из чемоданов, которые они купили в Санта-Монике, случайно раскроется и телефонные книги, которыми они набиты, вывалятся, она умрет. Она ляжет прямо на мостовую и умрет.
— Как насчет багажа?
Уолли был терпелив с ней:
— Тот же парень принесет их в номер.
Руби позволила Уолли отвести ее к дорожке, обогнув машину спереди.
— А администратор ничего не заподозрил? Ну, ты понимаешь. Из-за того, что мы оба такие молодые?
— Нет. По крайней мере, я так не думаю, — сказал Уолли. — Я сказал ему, что мы живем в Даго и хотим ненадолго съездить к океану до того, как я буду обязан явиться на службу. — Он покрепче ухватил ее за локоть. — Пожалуйста, не нужно волноваться, милая. Ты вся дрожишь.
Руби переборола охватившее ее от этого ощущение удушья:
— Я знаю, что дрожу. Но ничего не могу с собой поделать. А далеко нам идти?
Уолли посмотрел на ключ в своей свободной руке:
— Через двор и вокруг него, на другую сторону. Это номер люкс на нижнем этаже, с окнами на океан.
Когда они проходили мимо офиса. Руби подняла взгляд и увидела человека, с которым разговаривал Уолли. Лет по меньшей мере двадцати восьми-двадцати девяти, он наблюдал за ними в окно. Он мог обмануть Уолли насчет того, что ничего не заподозрил, но не мог обмануть ее. Он старался быть дружелюбным, но его чуть насмешливое выражение лица говорило не менее красноречиво, чем слова:
— Нет, вы видели такое, а? Вот идет хорошенькая маленькая девчонка, которую должны в первый раз трахнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67