их невнятное бормотание воспринималось Блохом, как те разговоры в заграничных фильмах, которые не переводят, поскольку они и должны оставаться непонятными. Блох не мог уже пробиться со своими замечаниями. И вдруг тот факт, что именно на почте он «не может пробиться», показался ему не фактом, а плоской шуткой, тем острословием, которое ему и вообще, и особенно у спортивных репортеров, всегда было донельзя противно. Уже рассказ почтальона о цыгане показался ему грубой двусмысленностью, неуклюжим намеком, и точно так же — поздравительная телеграмма, слова в которой были до того стерты, что просто не могли пониматься буквально. И не только то, что говорилось, заключало в себе намек, но и окружающие предметы ему что-то внушали. «Словно они мне подмигивают и подают знаки!» — подумал Блох. Не зря же крышка чернильницы лежала почти рядом на промокательной бумаге, и промокательную бумагу на конторке явно только сегодня сменили, так что на ней легко читались отпечатки. И не следовало ли вместо «так что» сказать «чтобы» ? Чтобы , значит, легко читались отпечатки. Но вот почтовая служащая подняла трубку и передала по буквам поздравительную телеграмму. На что она при этом намекала? Что скрывалось за продиктованным ею: «Всего наилучшего»? И что значило: «С сердечными поздравлениями»? Что стояло за этими пустыми фразами? Кто скрывался за подписью: «Гордящиеся вами дедушка и бабушка»? Еще утром прочтя в газете короткое объявление: «Почему ты не звонишь?», Блох сразу же расценил его как ловушку.
Ему показалось, что письмоносец и почтовая служащая осведомлены. «Почтовая служащая и письмоносец», — поправился он. Теперь и на него средь бела дня напала эта ненавистная зараза игры слов. «Средь бела дня»? С чего ему пришло в голову это выражение? Оно показалось ему ироническим и каким-то неприятным. Но разве другие слова в этой фразе не были столь же неприятны? Если произнести про себя слово «зараза» и повторить несколько раз, оно вызывает только смех. «На меня напала зараза». Смехотворно. «Я заразился». Не менее смехотворно. «Почтовая служащая и письмоносец». «Письмоносец и почтовая служащая». «Почтовая служащая и письмоносец». Чистый анекдот. Слыхали анекдот про письмоносца и почтовую служащую? «Все звучит как заголовок», — подумал Блох. «Поздравительная телеграмма», «Крышка чернильницы», «Обрывки промокашки на полу». Подставка, на которой висели различные штемпели, показалась нарисованной. Он долго на нее смотрел, но ему так и не открылось, что же в ней смешного. Но что-то смешное должно же было быть в ней заложено, иначе почему она казалась ему нарисованной? Или это опять ловушка? Может, подставка здесь нарочно, чтобы он проговорился? Блох посмотрел в другую сторону, снова посмотрел в другую сторону, снова посмотрел в другую сторону. Говорит ли вам что-нибудь эта штемпельная подушка? О чем вы думаете, когда видите это заполненное платежное поручение? Что связывается у вас с выдвинутым ящиком стола? Блоху представилось, будто он должен перечислить весь инвентарь помещения, чтобы предметы, на которых он запнется или которые пропустит, послужили уликами против него. Письмоносец хлопнул ладонью по большой сумке, которую все еще не снял. «Письмоносец хлопает ладонью по сумке и снимает ее, — подумал Блох слово в слово. — Теперь он кладет ее на стол и идет в посылочную». Как радиокомментатор описывает происходящее для публики, так он описывал все для себя, будто лишь таким способом мог все это представить себе. Спустя некоторое время это помогло.
Он перестал расхаживать, потому что зазвонил телефон. Как всякий раз, когда звонил телефон, Блох подумал, будто еще за секунду до того знал, что он зазвонит. Почтовая служащая сняла трубку, потом указала ему на кабину. Уже в кабине он спросил себя, правильно ли истолковал движение ее руки, может быть, оно ни к кому не относилось. Блох снял трубку и попросил свою бывшую жену — она, словно зная, что звонит он, назвалась только по имени — прислать ему до востребования немного денег. Последовало характерное молчание. Блох услышал шушуканье, предназначавшееся не для него. «Где ты находишься?» — спросила жена. Он сдрейфил и теперь сидит на мели, сказал Блох и засмеялся, будто над чем-то очень остроумным. Жена не ответила. Опять Блох услышал то же шушуканье. Это очень трудно, сказала жена. Почему? — спросил Блох. Она не к нему обращалась, ответила жена. «Куда выслать деньги?» Скоро ему придется выворачивать наизнанку карманы, если она его не поддержит, сказал Блох. Жена промолчала. Потом на другом конце провода повесили трубку.
«Прошлогодний снег», — невольно подумал Блох, выходя из кабины. А что это значит? Он в самом деле слышал, будто на границе есть такие дикие и непролазные чащобы, что там даже в начале лета еще лежит снег. Но ведь он не об этом подумал. И потом нечего там в чащобе искать! «Нечего искать»? Что он хотел сказать этим? «То, что сказал», — подумал Блох.
В сберегательной кассе он обменял долларовую бумажку, которую с давних пор носил с собой. Он попытался также обменять и бразильский кредитный билет, но эту валюту сберегательная касса не брала: у них не было даже обменного курса.
Когда Блох вошел, служащий как раз считал монеты, заворачивал их рулончиками и натягивал на рулончики резинки. Блох положил долларовую бумажку на барьер. Рядом стояла музыкальная шкатулка; лишь посмотрев еще раз, Блох понял, что это копилка для каких-то благотворительных целей. Служащий поднял глаза, но продолжал считать. Блох, не дожидаясь приглашения, просунул бумажку под стеклянную стенку. Служащий сложил все рулоны в ряд подле себя. Блох наклонился и сдунул бумажку служащему на стол, а служащий развернул бумажку, ребром руки разгладил ее и кончиками пальцев ощупал. Блох заметил, что кончики пальцев у него довольно-таки черные. Из соседнего помещения вышел второй служащий; чтобы быть свидетелем, подумал Блох. Он попросил положить полученные в обмен монеты — там не оказалось ни одной купюры — в бумажный мешочек и сунул монеты обратно под стекло. Служащий положил монеты, так же как раньше укладывал рулончики, в бумажный мешочек и просунул назад Блоху. Блох представил себе, что можно было бы в конечном счете разорить сберкассу, если бы все требовали, чтобы им клали деньги в мешочки; то же можно проделать и с покупками; может, расход на упаковочный материал мало-помалу доведет все лавки до банкротства. Во всяком случае, было приятно представить себе это.
В писчебумажном магазине Блох приобрел туристскую карту окрестностей; он попросил ее хорошо завернуть и купил себе еще карандаш; карандаш он тоже велел положить в бумажный мешочек. С рулоном в руке он двинулся дальше;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Ему показалось, что письмоносец и почтовая служащая осведомлены. «Почтовая служащая и письмоносец», — поправился он. Теперь и на него средь бела дня напала эта ненавистная зараза игры слов. «Средь бела дня»? С чего ему пришло в голову это выражение? Оно показалось ему ироническим и каким-то неприятным. Но разве другие слова в этой фразе не были столь же неприятны? Если произнести про себя слово «зараза» и повторить несколько раз, оно вызывает только смех. «На меня напала зараза». Смехотворно. «Я заразился». Не менее смехотворно. «Почтовая служащая и письмоносец». «Письмоносец и почтовая служащая». «Почтовая служащая и письмоносец». Чистый анекдот. Слыхали анекдот про письмоносца и почтовую служащую? «Все звучит как заголовок», — подумал Блох. «Поздравительная телеграмма», «Крышка чернильницы», «Обрывки промокашки на полу». Подставка, на которой висели различные штемпели, показалась нарисованной. Он долго на нее смотрел, но ему так и не открылось, что же в ней смешного. Но что-то смешное должно же было быть в ней заложено, иначе почему она казалась ему нарисованной? Или это опять ловушка? Может, подставка здесь нарочно, чтобы он проговорился? Блох посмотрел в другую сторону, снова посмотрел в другую сторону, снова посмотрел в другую сторону. Говорит ли вам что-нибудь эта штемпельная подушка? О чем вы думаете, когда видите это заполненное платежное поручение? Что связывается у вас с выдвинутым ящиком стола? Блоху представилось, будто он должен перечислить весь инвентарь помещения, чтобы предметы, на которых он запнется или которые пропустит, послужили уликами против него. Письмоносец хлопнул ладонью по большой сумке, которую все еще не снял. «Письмоносец хлопает ладонью по сумке и снимает ее, — подумал Блох слово в слово. — Теперь он кладет ее на стол и идет в посылочную». Как радиокомментатор описывает происходящее для публики, так он описывал все для себя, будто лишь таким способом мог все это представить себе. Спустя некоторое время это помогло.
Он перестал расхаживать, потому что зазвонил телефон. Как всякий раз, когда звонил телефон, Блох подумал, будто еще за секунду до того знал, что он зазвонит. Почтовая служащая сняла трубку, потом указала ему на кабину. Уже в кабине он спросил себя, правильно ли истолковал движение ее руки, может быть, оно ни к кому не относилось. Блох снял трубку и попросил свою бывшую жену — она, словно зная, что звонит он, назвалась только по имени — прислать ему до востребования немного денег. Последовало характерное молчание. Блох услышал шушуканье, предназначавшееся не для него. «Где ты находишься?» — спросила жена. Он сдрейфил и теперь сидит на мели, сказал Блох и засмеялся, будто над чем-то очень остроумным. Жена не ответила. Опять Блох услышал то же шушуканье. Это очень трудно, сказала жена. Почему? — спросил Блох. Она не к нему обращалась, ответила жена. «Куда выслать деньги?» Скоро ему придется выворачивать наизнанку карманы, если она его не поддержит, сказал Блох. Жена промолчала. Потом на другом конце провода повесили трубку.
«Прошлогодний снег», — невольно подумал Блох, выходя из кабины. А что это значит? Он в самом деле слышал, будто на границе есть такие дикие и непролазные чащобы, что там даже в начале лета еще лежит снег. Но ведь он не об этом подумал. И потом нечего там в чащобе искать! «Нечего искать»? Что он хотел сказать этим? «То, что сказал», — подумал Блох.
В сберегательной кассе он обменял долларовую бумажку, которую с давних пор носил с собой. Он попытался также обменять и бразильский кредитный билет, но эту валюту сберегательная касса не брала: у них не было даже обменного курса.
Когда Блох вошел, служащий как раз считал монеты, заворачивал их рулончиками и натягивал на рулончики резинки. Блох положил долларовую бумажку на барьер. Рядом стояла музыкальная шкатулка; лишь посмотрев еще раз, Блох понял, что это копилка для каких-то благотворительных целей. Служащий поднял глаза, но продолжал считать. Блох, не дожидаясь приглашения, просунул бумажку под стеклянную стенку. Служащий сложил все рулоны в ряд подле себя. Блох наклонился и сдунул бумажку служащему на стол, а служащий развернул бумажку, ребром руки разгладил ее и кончиками пальцев ощупал. Блох заметил, что кончики пальцев у него довольно-таки черные. Из соседнего помещения вышел второй служащий; чтобы быть свидетелем, подумал Блох. Он попросил положить полученные в обмен монеты — там не оказалось ни одной купюры — в бумажный мешочек и сунул монеты обратно под стекло. Служащий положил монеты, так же как раньше укладывал рулончики, в бумажный мешочек и просунул назад Блоху. Блох представил себе, что можно было бы в конечном счете разорить сберкассу, если бы все требовали, чтобы им клали деньги в мешочки; то же можно проделать и с покупками; может, расход на упаковочный материал мало-помалу доведет все лавки до банкротства. Во всяком случае, было приятно представить себе это.
В писчебумажном магазине Блох приобрел туристскую карту окрестностей; он попросил ее хорошо завернуть и купил себе еще карандаш; карандаш он тоже велел положить в бумажный мешочек. С рулоном в руке он двинулся дальше;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25