Иллюминизм был ветвью пятидесятничества, которое на протяжении многих веков преследовалось ортодоксальным христианством и обрело приют в франкмасонстве в результате сложного исторического процесса, трудно объяснимого без существенных отступлений от темы. Достаточно лишь сказать, что «иллюминизированные» нацисты ощущали свою боговдохновенность и потому полагали себя вправе переписать законы добра и зла для своих собственных целей.
(Согласно нацистской теории) еще до захвата нынешней Луны эти небесные существа жили высоко в горах в Перу, Мексике, Гондоре (Эфиопия), Гималаях, Атлантиде и My, образуя Уранианскую Конфедерацию. Они настолько в это верили, что британской разведке пришлось даже бороться с этой теорией с помощью толкиеновского фантастического «Сильмарильона», послужившего основой для знаменитых книг про хоббитов...
И Дж. Эдгар Гувер, и конгрессмен Отто Пассман — высокопоставленные масоны, и оба в значительной мере демонстрируют эту философию с ее манихейской направленностью. Помимо «божественного права правления», главной опасностью масонского учения является, конечно же, манихейство, то есть вера в то, что ваш оппонент противится Божьей воле и, следовательно, служит Сатане. Это крайняя форма, и мистер Гувер обычно приберегает ее для «безбожного коммунизма», но в той или иной степени такое представление существовало практически всегда и везде.
Источник: «Нацистская религия: взгляды на религиозный стейтизм в Германии и Америке», Дж. Ф. С. Мур, «Либертариан Америкен», том III, №3, август 1969.
Пат
Теперь они перешли к слезоточивому газу, и я вижу, как один фотограф снимает копа в тот самый момент, когда тот применяет против него газ. (Снова Гейзенберг! С запада слышится грохот копыт: огромный катафалк, Феномен Косяка! Правда, я сейчас под кислотой. Вот если бы я был под травой, тогда это и был бы самый настоящий королевский Феномен Косяка.) Позже я узнал, что фотограф получил за этот снимок награду. Но в тот момент он не напоминал человека, получающего награду. Он выглядел так, словно с него живьем содрали кожу и сверлят голые нервы бормашиной.
— Господи Иисусе, — говорю я Хагбарду, — посмотри на этого беднягу. Молю тебя, отпусти меня отсюда живым после очередной порции газа, максимум двух. С меня уже хватит.
— Во имя Аллаха, — отзывается Хагбард. — Наша карма определяется нашими поступками, а не нашими молитвами. Ты на сцене, так что действуй по сценарию, вот и все.
— Эй, кончай молоть эту праведную чепуху и перестань читать мои мысли, — протестую я. — Тебе вовсе незачем поражать мое воображение.
Но я уже переключился на другую волну, примерно такую: если эта сцена — цирк мэра Дэйли, то мэр Дэйли — распорядитель манежа. Если «что внизу, то и наверху», как герметично намекал Гермес, то сцена еще больше. Мистер Микрокосм, познакомьтесь с мистером Макрокосмом. «Привет, Мик!» — «Привет, Мак!» Вывод: мэр Дэйли в малом — это то же, что Кришна в большом. Что и требовалось доказать.
В этот момент толпа ребят из СДО, которую на другой стороне улицы разгоняли слезоточивым газом, побежала к нам, и Хагбард занялся раздачей мокрых носовых платков. Ребятам нужны были платки: они наполовину ослепли, как и Джойс, которого наполовину ослепили осколки надежд, подаваемых его Адамом. А от меня помощи было немного, потому что я в это время очень занят: я ору.
— Хагбард, — задыхаюсь я в экстазе. — Мэр Дэйли — это Кришна!
— Тем хуже для него, — холодно отзывается он, продолжая раздавать платки. — Он об этом даже не подозревает.
Вода превратилась в кровь (Хагбард был Иисус-шутник: вы, наверно, ожидали, что в вино?), и я вспомнил рассказ моей матери о Диллинджере возле «Биографа». Мы все, как и он, сидели в кинотеатре «Биограф», в царстве грез, поднимаясь над драмой нашей жизни, затем выходили на улицу к бабушкиной ласке свинцовых поцелуев, которые вновь пробуждали нас к реальности ускользающего блаженства. Хотя ему удалось найти способ вернуться обратно. Как там говорил Чарли Мордехай: «Сначала трагедия, а потом фарс»? Марксизм-Леннонизм: Эд Сандерс из «Фагов» вчера вечером говорил о трахе на улицах, словно читал мои мысли (или это я читал его мысли?), а ленноновское «Почему мы не делаем это на дороге?» будет записано только в следующем году. Маркс и наши рок-фэны. Окровавленные платки обмакивались в воду, или вино, массы — на мессу, мейс — в массы! Капоне сдал его федералам, но хитрый Джон со сцены удрал, и пули достались болвану по имени Фрэнк Салливан. Кинотеатр «Автобиограф», драматический и травматический театр. Наверное, надо было принять только полтаблетки вместо полновесных 500 микрограммов, потому что в этот момент ребята из СДО, все на стороне ДРМ-I во время раскола в следующем году, вдруг облачились в ризы алтарных служек, и мне показалось, что Хагбард раздает им не носовые платки, а облатки для причастия. Вдруг он посмотрел на меня взглядом египетского бога-сокола, и я наблюдал, как он наблюдает, Гор Гейзенберг, где я нахожусь. Не нужно быть сантехником, думаю я, чтобы узнать, куда вытекают мои мозги.
Со стороны толпы донесся звук, словно все двери подземки одновременно открылись, с шумом выпуская воздух, и я увидел приближавшуюся полицию, которая переходила через улицу, чтобы очистить территорию парка.
— А вот и снова мы, — комментирую я. — Да здравствует Дискордия.
— ОНАБ юбер аллес, — усмехается Хагбард, припуская рысью рядом со мной.
Мы направляемся к северу, сообразив, что отступавшие к востоку наткнутся на стену и будут избиты до полусмерти.
— Демократия в действии. -говорю я. запыхавшись.
— Заметь, это символ власти. Она требует повиновения, -цитирует он, меняя руку, в которой несет ведро с водой.
Я узнаю Шекспира и уношусь мыслями в собственное прошлое: каждый полицейский действительно походил на шекспировского пса. Я вспоминаю яростное красноречие на праздновании антидня рождения Линдона Джонсона, когда Берроуз утверждал, что чикагские копы больше похожи на псов, чем на свиней, при всем его уважении к мнению СДО. Терри Саутерн, придерживаясь своей обычной маниакальной «золотой середины», заявлял, что они больше сродни краснозадым мандрилам из семейства бабуинов, которые еще не открыли письменность.
— Власти? — спрашиваю я, почувствовав, что что-то упустил. Мы перешли на шаг, оставив позади себя место событий.
— А — это не А, — объясняет Хагбард с типичной для него усталой терпеливостью. — Как только ты допускаешь, что А есть А, ты на крючке. В буквальном смысле на крючке, потому что ты становишься частью Системы.
Хотя я уловил намек на старика Аристотеля с его достойным сожаления эпистемологическим параличом, а также на ту отважную маленькую леди, которую я всегда считал пропавшей Анастасией, я все равно не врубаюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
(Согласно нацистской теории) еще до захвата нынешней Луны эти небесные существа жили высоко в горах в Перу, Мексике, Гондоре (Эфиопия), Гималаях, Атлантиде и My, образуя Уранианскую Конфедерацию. Они настолько в это верили, что британской разведке пришлось даже бороться с этой теорией с помощью толкиеновского фантастического «Сильмарильона», послужившего основой для знаменитых книг про хоббитов...
И Дж. Эдгар Гувер, и конгрессмен Отто Пассман — высокопоставленные масоны, и оба в значительной мере демонстрируют эту философию с ее манихейской направленностью. Помимо «божественного права правления», главной опасностью масонского учения является, конечно же, манихейство, то есть вера в то, что ваш оппонент противится Божьей воле и, следовательно, служит Сатане. Это крайняя форма, и мистер Гувер обычно приберегает ее для «безбожного коммунизма», но в той или иной степени такое представление существовало практически всегда и везде.
Источник: «Нацистская религия: взгляды на религиозный стейтизм в Германии и Америке», Дж. Ф. С. Мур, «Либертариан Америкен», том III, №3, август 1969.
Пат
Теперь они перешли к слезоточивому газу, и я вижу, как один фотограф снимает копа в тот самый момент, когда тот применяет против него газ. (Снова Гейзенберг! С запада слышится грохот копыт: огромный катафалк, Феномен Косяка! Правда, я сейчас под кислотой. Вот если бы я был под травой, тогда это и был бы самый настоящий королевский Феномен Косяка.) Позже я узнал, что фотограф получил за этот снимок награду. Но в тот момент он не напоминал человека, получающего награду. Он выглядел так, словно с него живьем содрали кожу и сверлят голые нервы бормашиной.
— Господи Иисусе, — говорю я Хагбарду, — посмотри на этого беднягу. Молю тебя, отпусти меня отсюда живым после очередной порции газа, максимум двух. С меня уже хватит.
— Во имя Аллаха, — отзывается Хагбард. — Наша карма определяется нашими поступками, а не нашими молитвами. Ты на сцене, так что действуй по сценарию, вот и все.
— Эй, кончай молоть эту праведную чепуху и перестань читать мои мысли, — протестую я. — Тебе вовсе незачем поражать мое воображение.
Но я уже переключился на другую волну, примерно такую: если эта сцена — цирк мэра Дэйли, то мэр Дэйли — распорядитель манежа. Если «что внизу, то и наверху», как герметично намекал Гермес, то сцена еще больше. Мистер Микрокосм, познакомьтесь с мистером Макрокосмом. «Привет, Мик!» — «Привет, Мак!» Вывод: мэр Дэйли в малом — это то же, что Кришна в большом. Что и требовалось доказать.
В этот момент толпа ребят из СДО, которую на другой стороне улицы разгоняли слезоточивым газом, побежала к нам, и Хагбард занялся раздачей мокрых носовых платков. Ребятам нужны были платки: они наполовину ослепли, как и Джойс, которого наполовину ослепили осколки надежд, подаваемых его Адамом. А от меня помощи было немного, потому что я в это время очень занят: я ору.
— Хагбард, — задыхаюсь я в экстазе. — Мэр Дэйли — это Кришна!
— Тем хуже для него, — холодно отзывается он, продолжая раздавать платки. — Он об этом даже не подозревает.
Вода превратилась в кровь (Хагбард был Иисус-шутник: вы, наверно, ожидали, что в вино?), и я вспомнил рассказ моей матери о Диллинджере возле «Биографа». Мы все, как и он, сидели в кинотеатре «Биограф», в царстве грез, поднимаясь над драмой нашей жизни, затем выходили на улицу к бабушкиной ласке свинцовых поцелуев, которые вновь пробуждали нас к реальности ускользающего блаженства. Хотя ему удалось найти способ вернуться обратно. Как там говорил Чарли Мордехай: «Сначала трагедия, а потом фарс»? Марксизм-Леннонизм: Эд Сандерс из «Фагов» вчера вечером говорил о трахе на улицах, словно читал мои мысли (или это я читал его мысли?), а ленноновское «Почему мы не делаем это на дороге?» будет записано только в следующем году. Маркс и наши рок-фэны. Окровавленные платки обмакивались в воду, или вино, массы — на мессу, мейс — в массы! Капоне сдал его федералам, но хитрый Джон со сцены удрал, и пули достались болвану по имени Фрэнк Салливан. Кинотеатр «Автобиограф», драматический и травматический театр. Наверное, надо было принять только полтаблетки вместо полновесных 500 микрограммов, потому что в этот момент ребята из СДО, все на стороне ДРМ-I во время раскола в следующем году, вдруг облачились в ризы алтарных служек, и мне показалось, что Хагбард раздает им не носовые платки, а облатки для причастия. Вдруг он посмотрел на меня взглядом египетского бога-сокола, и я наблюдал, как он наблюдает, Гор Гейзенберг, где я нахожусь. Не нужно быть сантехником, думаю я, чтобы узнать, куда вытекают мои мозги.
Со стороны толпы донесся звук, словно все двери подземки одновременно открылись, с шумом выпуская воздух, и я увидел приближавшуюся полицию, которая переходила через улицу, чтобы очистить территорию парка.
— А вот и снова мы, — комментирую я. — Да здравствует Дискордия.
— ОНАБ юбер аллес, — усмехается Хагбард, припуская рысью рядом со мной.
Мы направляемся к северу, сообразив, что отступавшие к востоку наткнутся на стену и будут избиты до полусмерти.
— Демократия в действии. -говорю я. запыхавшись.
— Заметь, это символ власти. Она требует повиновения, -цитирует он, меняя руку, в которой несет ведро с водой.
Я узнаю Шекспира и уношусь мыслями в собственное прошлое: каждый полицейский действительно походил на шекспировского пса. Я вспоминаю яростное красноречие на праздновании антидня рождения Линдона Джонсона, когда Берроуз утверждал, что чикагские копы больше похожи на псов, чем на свиней, при всем его уважении к мнению СДО. Терри Саутерн, придерживаясь своей обычной маниакальной «золотой середины», заявлял, что они больше сродни краснозадым мандрилам из семейства бабуинов, которые еще не открыли письменность.
— Власти? — спрашиваю я, почувствовав, что что-то упустил. Мы перешли на шаг, оставив позади себя место событий.
— А — это не А, — объясняет Хагбард с типичной для него усталой терпеливостью. — Как только ты допускаешь, что А есть А, ты на крючке. В буквальном смысле на крючке, потому что ты становишься частью Системы.
Хотя я уловил намек на старика Аристотеля с его достойным сожаления эпистемологическим параличом, а также на ту отважную маленькую леди, которую я всегда считал пропавшей Анастасией, я все равно не врубаюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110