откуда ты могла знать? (Хотя откуда я мог знать об этом в тот момент.)
— Но что я не знала? — Ей кажется, что она должна рассердиться на то, как он говорит с ней, и еще… на многое другое… Но что за ужасная жажда горит в его глазах!
— Ли, пожалуйста, объясни… — Не объясняй! Оставь меня; я не могу быть кем-то для всех!
— Что ты качал говорить? — Ли возвращается к костру… Молли втаскивает свое тело в колючую ото льда воду. Она снова пытается пить, и ее выворачивает. Тогда она просто вытягивается на брюхе, так что над водой остаются лишь глаза и судорожно дышащий нос: ЖАР ЖАР ХОЛОД холодная яуна ЛУНА ЖАР ЖАР ЖАР ЖАР… Он устраивается на мешке лицом к ней и берет ее руки в свои ладони. — Вив, я постараюсь объяснить; мне нужно это кому-то объяснить.
Он говорит медленно, не отрывая глаз от ее лица.
— Когда я жил здесь, в детстве, я считал, что Хэнк — величайшее существо на свете. Мне казалось, что он все знает, все имеет, что он вообще все… за исключением одного, что принадлежало лично мне. Что это было, неважно, можешь считать это неким абстрактным представлением — что-то типа чувства собственной важности, ощущения себя, — главное, что мне это было очень нужно, как любому ребенку нужно иметь что-то свое, и мне казалось, что у меня это есть и никто никогда этого у меня не отнимет… а потом он забрал у меня это. Понимаешь?
Он ждет, пока она кивнет, что поняла, — теперь его взгляд мягче, нежнее, как и прикосновение рук; хотя его все еще что-то сжигает… — и только тогда продолжает:
— Тогда я попытался отнять у него это — эту вещь. Я знал, что мне она нужна больше, чем ему, Вив. Но оказалось… даже когда я получил ее… что я не мог сравниться с ним. Моей она снова не стала, целиком моей. Потому что я не мог… заменить его. Понимаешь? Я не мог дорасти до него.
Он отпускает ее руки, снимает очки и массирует переносицу двумя пальцами (естественно, в том, что мне не удалось выложить в тот вечер все начистоту, я обвинял Хэнка…), они долго сидят в тишине, прежде чем он собирается с силами продолжить. (…Хотя теперь я понимаю, что она была виновата не меньше, впрочем, как и я сам и еще полдюжины нужных и ненужных деталей моего замысла. Но тогда я не был способен на такие болезненные прозрения и, скоренько пренебрегнув Братской Любовью, во имя которой все и совершал, взвалил все на брата, оловянную плошку луны и ее старые колдовские прихваты…)
— И то, что я никак не мог до него дорасти, лишало меня моего собственного места и значения, превращало меня в ничто. А я хочу быть кем-нибудь, Вив. И тогда я подумал, что есть только один способ добиться этого…
— Зачем ты мне все это рассказываешь, Ли? — внезапно спрашивает Вив испуганным и таким тихим голосом, что он едва слышен за шуршанием сухих цветов у нее за спиной. Кажется, что он доносится из огромной пустой пещеры. Она вспоминает, как внутри ее набухала полая тяжесть, когда она попыталась подарить Хэнку живого ребенка. Это воспоминание наполняет ее тошнотой. «Он что-то хочет от меня. Он не знает, что единственное, что у меня осталось, — это пустое Вместилище того, чего уже нет…»
— Зачем ты мне это рассказываешь?
Он смотрит на нее, не надевая очки. Он уже готов был поведать ей, что его возвращение домой было вызвано лишь жаждой мести, и как он собирался использовать ее в качестве орудия этой мести, и как он осознал свои заблуждения и полюбил их всех… но ее вопрос ставит его в тупик: зачем он рассказывает ей? Зачем это вообще надо кому-нибудь говорить? — Не знаю, Вив; просто мне нужно кому-то рассказать… (Не то чтобы она повела себя враждебно по отношению ко мне, конечно нет, вина ее заключалась в другом — в том, как она откинула волосы с лица, в нежности кожи на ее шее, в отблесках пламени на ее скулах…)
— Но, Ли, мы едва знакомы с тобой, есть Хэнк или Джо Бен…
— Вив, мне нужна была ты, а не Хэнк или Джо Бен. Я не могу… понимаешь, я не могу им сказать то, что могу…
Из темноты доносится какой-то звук. Ли умолкает, почувствовав мгновенное облегчение от того, что можно не продолжать. Из низины доносится протяжное «Хиэйоу-оу-оу!», и его облегчение тут же переходит в разочарование. «Черт. Это Джо Бен. Они возвращаются». Он начинает прикидывать с отчаянной скоростью.
— Вив, послушай, давай встретимся завтра, пожалуйста, чтобы я мог договорить. Пожалуйста, давай поговорим где-нибудь завтра с глазу на глаз.
— Что ты имеешь в виду?
— Ха! Мы же уже договорились, если ты помнишь. Копать устриц!
— Устриц? Но я же пошутила.
— А я не шучу. Давай встретимся… где? На причале, на берегу?
— Зачем, Ли? Ты так и не сказал мне зачем.
— Затем. Мне надо с кем-нибудь поговорить. С тобой. Пожалуйста.
На лице ее появляется очень серьезное выражение.
— Но даме в моем положении…
— Вив! Прошу тебя… Мне нужна ты!
Требовательно схватив ее за кисть, он поворачивает ее лицом к себе; но теперь ее внимание не задерживается ни на его пальцах, ни на цепком взгляде, оно скользит дальше, туда, где… где она ощущает сжатую пружину необходимости быть, агонию, потуги родить, открыться, попытки провозгласить: «Это — Я!» «Вив, пожалуйста» — словно темный, больной цветок, слишком долго бывший в бутоне, пытается расправить свои искореженные лепестки в последних лучах заходящего солнца. И, видя это, она чувствует, что его расцвет зависит только от ее щедрости, и в то же время ощущает, как ледяной пузырь у нее под ложечкой начинает вздыматься и набухать теплом. — Может быть. Может быть вот что. Может, эта пустота не оттого, что что-то исчезло, а оттого, что что-то не получено!
— «Вив, скорей… да?» — «Это — Я», — молит цветок, и она уже готова лететь навстречу этой мольбе, когда у них за спинами начинает шуршать сухая вика и появляется Хэнк, и она бросается к нему, обнимая мужа и окровавленный лисий хвост, и все.
— Хэнк! Ты вернулся!
— Да, я вернулся. Полегче, полегче; можно подумать, меня не было месяц.
Ли стоит на коленях и пытается спрятать свое разочарование за возней с кофе. Как легко она его бросила, с какой готовностью кинулась к могущественному охотнику… (Тупая корова! Как я мог ждать от нее чего-нибудь другого! Она только и умеет, что мыча мчаться к своему быку.)… и проклинает дым, который ест ему глаза. (И все же, по трезвом размышлении, я полагаю, вечер был полезен и принес довольно интересные результаты: во-первых, пока с нами рядом бурчал и жевал старик, а Хэнк с Джо Беном и собаками гонялся за мелкими животными в низине, мы с Вив премило поговорили, посеяв семена будущей дружбы, которой позже было суждено принести мне очень вкусные плоды; во-вторых, охотничий азарт настолько опьянил брата Хэнка, что впервые со дня моего приезда он отпустил поводья, которыми держал себя в узде (к тому же, я думаю, он заметил, что мы с Вив слишком уж уютно устроились у костра), и на обратном пути, когда я отказался потакать ему, попытался спровоцировать драку, назвав меня «сопляком» и другими нежными именами, тем самым выбив меня из моего сентиментально-сонного состояния и снова вернув на путь мести;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
— Но что я не знала? — Ей кажется, что она должна рассердиться на то, как он говорит с ней, и еще… на многое другое… Но что за ужасная жажда горит в его глазах!
— Ли, пожалуйста, объясни… — Не объясняй! Оставь меня; я не могу быть кем-то для всех!
— Что ты качал говорить? — Ли возвращается к костру… Молли втаскивает свое тело в колючую ото льда воду. Она снова пытается пить, и ее выворачивает. Тогда она просто вытягивается на брюхе, так что над водой остаются лишь глаза и судорожно дышащий нос: ЖАР ЖАР ХОЛОД холодная яуна ЛУНА ЖАР ЖАР ЖАР ЖАР… Он устраивается на мешке лицом к ней и берет ее руки в свои ладони. — Вив, я постараюсь объяснить; мне нужно это кому-то объяснить.
Он говорит медленно, не отрывая глаз от ее лица.
— Когда я жил здесь, в детстве, я считал, что Хэнк — величайшее существо на свете. Мне казалось, что он все знает, все имеет, что он вообще все… за исключением одного, что принадлежало лично мне. Что это было, неважно, можешь считать это неким абстрактным представлением — что-то типа чувства собственной важности, ощущения себя, — главное, что мне это было очень нужно, как любому ребенку нужно иметь что-то свое, и мне казалось, что у меня это есть и никто никогда этого у меня не отнимет… а потом он забрал у меня это. Понимаешь?
Он ждет, пока она кивнет, что поняла, — теперь его взгляд мягче, нежнее, как и прикосновение рук; хотя его все еще что-то сжигает… — и только тогда продолжает:
— Тогда я попытался отнять у него это — эту вещь. Я знал, что мне она нужна больше, чем ему, Вив. Но оказалось… даже когда я получил ее… что я не мог сравниться с ним. Моей она снова не стала, целиком моей. Потому что я не мог… заменить его. Понимаешь? Я не мог дорасти до него.
Он отпускает ее руки, снимает очки и массирует переносицу двумя пальцами (естественно, в том, что мне не удалось выложить в тот вечер все начистоту, я обвинял Хэнка…), они долго сидят в тишине, прежде чем он собирается с силами продолжить. (…Хотя теперь я понимаю, что она была виновата не меньше, впрочем, как и я сам и еще полдюжины нужных и ненужных деталей моего замысла. Но тогда я не был способен на такие болезненные прозрения и, скоренько пренебрегнув Братской Любовью, во имя которой все и совершал, взвалил все на брата, оловянную плошку луны и ее старые колдовские прихваты…)
— И то, что я никак не мог до него дорасти, лишало меня моего собственного места и значения, превращало меня в ничто. А я хочу быть кем-нибудь, Вив. И тогда я подумал, что есть только один способ добиться этого…
— Зачем ты мне все это рассказываешь, Ли? — внезапно спрашивает Вив испуганным и таким тихим голосом, что он едва слышен за шуршанием сухих цветов у нее за спиной. Кажется, что он доносится из огромной пустой пещеры. Она вспоминает, как внутри ее набухала полая тяжесть, когда она попыталась подарить Хэнку живого ребенка. Это воспоминание наполняет ее тошнотой. «Он что-то хочет от меня. Он не знает, что единственное, что у меня осталось, — это пустое Вместилище того, чего уже нет…»
— Зачем ты мне это рассказываешь?
Он смотрит на нее, не надевая очки. Он уже готов был поведать ей, что его возвращение домой было вызвано лишь жаждой мести, и как он собирался использовать ее в качестве орудия этой мести, и как он осознал свои заблуждения и полюбил их всех… но ее вопрос ставит его в тупик: зачем он рассказывает ей? Зачем это вообще надо кому-нибудь говорить? — Не знаю, Вив; просто мне нужно кому-то рассказать… (Не то чтобы она повела себя враждебно по отношению ко мне, конечно нет, вина ее заключалась в другом — в том, как она откинула волосы с лица, в нежности кожи на ее шее, в отблесках пламени на ее скулах…)
— Но, Ли, мы едва знакомы с тобой, есть Хэнк или Джо Бен…
— Вив, мне нужна была ты, а не Хэнк или Джо Бен. Я не могу… понимаешь, я не могу им сказать то, что могу…
Из темноты доносится какой-то звук. Ли умолкает, почувствовав мгновенное облегчение от того, что можно не продолжать. Из низины доносится протяжное «Хиэйоу-оу-оу!», и его облегчение тут же переходит в разочарование. «Черт. Это Джо Бен. Они возвращаются». Он начинает прикидывать с отчаянной скоростью.
— Вив, послушай, давай встретимся завтра, пожалуйста, чтобы я мог договорить. Пожалуйста, давай поговорим где-нибудь завтра с глазу на глаз.
— Что ты имеешь в виду?
— Ха! Мы же уже договорились, если ты помнишь. Копать устриц!
— Устриц? Но я же пошутила.
— А я не шучу. Давай встретимся… где? На причале, на берегу?
— Зачем, Ли? Ты так и не сказал мне зачем.
— Затем. Мне надо с кем-нибудь поговорить. С тобой. Пожалуйста.
На лице ее появляется очень серьезное выражение.
— Но даме в моем положении…
— Вив! Прошу тебя… Мне нужна ты!
Требовательно схватив ее за кисть, он поворачивает ее лицом к себе; но теперь ее внимание не задерживается ни на его пальцах, ни на цепком взгляде, оно скользит дальше, туда, где… где она ощущает сжатую пружину необходимости быть, агонию, потуги родить, открыться, попытки провозгласить: «Это — Я!» «Вив, пожалуйста» — словно темный, больной цветок, слишком долго бывший в бутоне, пытается расправить свои искореженные лепестки в последних лучах заходящего солнца. И, видя это, она чувствует, что его расцвет зависит только от ее щедрости, и в то же время ощущает, как ледяной пузырь у нее под ложечкой начинает вздыматься и набухать теплом. — Может быть. Может быть вот что. Может, эта пустота не оттого, что что-то исчезло, а оттого, что что-то не получено!
— «Вив, скорей… да?» — «Это — Я», — молит цветок, и она уже готова лететь навстречу этой мольбе, когда у них за спинами начинает шуршать сухая вика и появляется Хэнк, и она бросается к нему, обнимая мужа и окровавленный лисий хвост, и все.
— Хэнк! Ты вернулся!
— Да, я вернулся. Полегче, полегче; можно подумать, меня не было месяц.
Ли стоит на коленях и пытается спрятать свое разочарование за возней с кофе. Как легко она его бросила, с какой готовностью кинулась к могущественному охотнику… (Тупая корова! Как я мог ждать от нее чего-нибудь другого! Она только и умеет, что мыча мчаться к своему быку.)… и проклинает дым, который ест ему глаза. (И все же, по трезвом размышлении, я полагаю, вечер был полезен и принес довольно интересные результаты: во-первых, пока с нами рядом бурчал и жевал старик, а Хэнк с Джо Беном и собаками гонялся за мелкими животными в низине, мы с Вив премило поговорили, посеяв семена будущей дружбы, которой позже было суждено принести мне очень вкусные плоды; во-вторых, охотничий азарт настолько опьянил брата Хэнка, что впервые со дня моего приезда он отпустил поводья, которыми держал себя в узде (к тому же, я думаю, он заметил, что мы с Вив слишком уж уютно устроились у костра), и на обратном пути, когда я отказался потакать ему, попытался спровоцировать драку, назвав меня «сопляком» и другими нежными именами, тем самым выбив меня из моего сентиментально-сонного состояния и снова вернув на путь мести;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210