Привыкая к переменам. Она сможет перевестись в Гарвард, будучи и на втором курсе.
— Наверно, — сказала она. — Но я правда хочу, чтобы она ехала, — не из-за себя. — Она потрогала больную сторону лица. — Из-за нее самой. Ей необходимо выбраться. Из этого места. Это такое... это совсем особый мир.
Здесь у нее есть все, и самой не надо ничего делать. Это может нанести ей непоправимый вред.
— Похоже, вы боитесь, что если она не уедет сейчас, то не уедет никогда.
Она вздохнула.
— Несмотря на все это, — сказала она, обводя взглядом комнату, — на всю эту красоту, здесь может таиться зло. Дом без дверей. Поверьте мне, я знаю.
Это заставило меня вздрогнуть. Я думал, что она ничего не заметила, но она спросила.
— Что с вами?
— Фраза, которую вы только что произнесли, — дом без дверей. Когда я лечил Мелиссу, она часто рисовала дома без дверей и окон.
— О, — сказала она. — Боже мой. — Ее рука нащупала карман, в котором лежал ингалятор.
— Вы когда-нибудь говорили это в ее присутствии?
— Нет, не думаю — было бы ужасно, если говорила, да? Подсказала ей этот образ.
— Совсем не обязательно, — возразил я. Слушайте все, слушайте, грядет великий утешитель. — Это дало ей возможность иметь дело с конкретным образом. Когда она стала поправляться, то начала рисовать дома с дверями. Я сомневаюсь, что этот дом когда-нибудь станет длиннее тем, чем был для вас.
— Как вы можете быть в этом уверены?
— Я ни в чем не могу быть уверен, — мягко сказал я. — Просто я не считаю, что надо заранее исходить из того, что ваша тюрьма — это и ее тюрьма.
Несмотря на мягкость, это ранило ее.
— Да, конечно, вы правы — она личность, индивидуальность, и я не должна рассматривать ее как свое полное подобие. — Пауза. — Так вы думаете, ничего, если она будет жить здесь?
— Пока.
— Пока — это сколько?
— Столько, сколько ей будет нужно, чтобы свыкнуться с мыслью об отъезде. Судя по тому, что я видел девять лет назад, у нее очень хорошее чутье на протекание внутренних процессов.
Она ничего не сказала, устремив взгляд на трехметровые старинные часы, облицованные черепаховыми пластинками.
Я предположил:
— Может быть, они решили прокатиться?
— Ноэль не закончил работу, — возразила она. Как будто этим все было сказано.
Она встала, медленно прошлась по комнате, глядя себе под ноги. Я стал более внимательно рассматривать картины. Фламандцы, голландцы, итальянцы эпохи Возрождения. Картины, которые я, по идее, должен был бы определить. Но краски были ярче и свежее, чем на работах Старых мастеров, когда-либо виденных мной в музеях. Тут я вспомнил, что говорил мне Джейкоб Датчи об Артуре Дикинсоне с его страстью к реставрации. И понял, как сильно ощущалась в доме аура этого давно ушедшего из жизни человека.
Дом-памятник.
Мавзолей, родной мавзолей.
С противоположного конца комнаты она сказала:
— Мне ужасно неловко. Я ведь хотела поблагодарить вас. Сразу же, как только мы познакомились. За все, что вы сделали тогда, много лет назад, и за то, что делаете сейчас. Но из-за случившегося я забыла. Пожалуйста, простите меня. И примите мою благодарность, которая позорно запоздала.
Я ответил:
— Принято.
Она опять посмотрела на часы.
— Надеюсь, они скоро вернутся.
* * *
Они не вернулись.
Прошло полчаса — тридцать очень долгих минут, заполненных разговором о пустяках и ускоренным курсом фламандского искусства, который был прочитан хозяйкой дома с энтузиазмом робота. Все это время у меня в ушах звучал голос Датчи. Интересно, какой голос был у человека, который был его учителем?
Когда тема иссякла, она поднялась и сказала:
— Может быть, они действительно поехали прокатиться. Вам нет смысла дольше ждать. Простите, что отняла у вас столько времени.
С трудом выбравшись из засосавших меня подушек, я последовал за ней по пути, усеянном препятствиями в виде предметов мебели, который привел нас к парадным дверям.
Она открыла одну из них и спросила:
— Когда она вернется, должна ли я сразу продолжить наш разговор?
— Нет, я бы не форсировал события. Пусть ее поведение послужит вам ориентиром. Когда она будет готова к разговору, вы это поймете. Если захотите, чтобы я присутствовал при вашем следующем разговоре, и если это подойдет Мелиссе, то я в вашем распоряжении. Но может статься, что она сердита на меня. И считает, что я ее предал.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не хотела испортить ваши отношения.
— Это поправимо, — отозвался я. — Важно то, что происходит между вами двоими.
Она кивнула. Похлопала себя по карману. Подошла ближе и коснулась моего лица — так, как прикасалась к лицу мужа. Дала мне возможность с близкого расстояния посмотреть на ее шрамы — похоже на белую парчу — и поцеловала меня в щеку.
* * *
Опять на шоссе. Опять на планете Земля.
Сидя в пробке на пути к центральной части города, я слушал группу «Джипси кингз» и старался не думать о том, испортил я дело или нет. Но все равно думал об этом и пришел к выводу, что сделал лучшее из возможного.
Приехав домой, я позвонил Майло. Он поднял трубку и проворчал: «Да?»
— Ну и ну! Вот так дружеское приветствие!
— Зато отпугивает всяких подонков, которые пытаются вешать лапшу на уши и что-то вынюхивают. Что слышно?
— Ты готов приступить к работе по выяснению подноготной этого бывшего заключенного?
— Да. Я думал об этом и решил, что пятьдесят в час плюс расходы будет вполне приемлемо. Как на это посмотрят клиенты?
— У меня еще не было возможности обсудить финансовые детали. Но я бы на твоем месте не беспокоился — недостатка в средствах у них нет. И клиентка говорит, что имеет полный доступ к большим суммам.
— А что ей могло бы помешать?
— Ей только восемнадцать лет, и...
— Так ты хочешь, чтобы я работал на саму девчушку, Алекс? Бог мой, о скольких же коробках печенья идет речь?
— Она не капризный тинэйджер, Майло. Ей пришлось быстро взрослеть — слишком быстро. У нее есть собственные деньги, она сказала, что проблем с оплатой не будет. Мне просто нужно, чтобы она точно представляла себе, с какими расходами это связано. Я думал, что улажу все сегодня, но не смог, из-за некоторых обстоятельств.
— Сама девчушка, — проворчал он. — На кого, ты думаешь, я похож?
— Ну, — сказал я, — мы с тобой похожи сами на себя.
— Бог мой! — опять воскликнул он. Потом сказал: — Расскажи-ка мне побольше об этом. Кто все-таки пострадал и каким точно образом.
Я начал описывать ему нападение на Джину Рэмп. Он сказал:
— Ну и ну! Это похоже на дело Макклоски.
— Как, тебе известно это дело?
— Мне известно об этом деле. Оно случилось за несколько лет до того, как я начал работать, но в академии это был учебный материал. Процедуры допроса.
— Были какие-то особые причины для такого интереса?
— Странность этого дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Наверно, — сказала она. — Но я правда хочу, чтобы она ехала, — не из-за себя. — Она потрогала больную сторону лица. — Из-за нее самой. Ей необходимо выбраться. Из этого места. Это такое... это совсем особый мир.
Здесь у нее есть все, и самой не надо ничего делать. Это может нанести ей непоправимый вред.
— Похоже, вы боитесь, что если она не уедет сейчас, то не уедет никогда.
Она вздохнула.
— Несмотря на все это, — сказала она, обводя взглядом комнату, — на всю эту красоту, здесь может таиться зло. Дом без дверей. Поверьте мне, я знаю.
Это заставило меня вздрогнуть. Я думал, что она ничего не заметила, но она спросила.
— Что с вами?
— Фраза, которую вы только что произнесли, — дом без дверей. Когда я лечил Мелиссу, она часто рисовала дома без дверей и окон.
— О, — сказала она. — Боже мой. — Ее рука нащупала карман, в котором лежал ингалятор.
— Вы когда-нибудь говорили это в ее присутствии?
— Нет, не думаю — было бы ужасно, если говорила, да? Подсказала ей этот образ.
— Совсем не обязательно, — возразил я. Слушайте все, слушайте, грядет великий утешитель. — Это дало ей возможность иметь дело с конкретным образом. Когда она стала поправляться, то начала рисовать дома с дверями. Я сомневаюсь, что этот дом когда-нибудь станет длиннее тем, чем был для вас.
— Как вы можете быть в этом уверены?
— Я ни в чем не могу быть уверен, — мягко сказал я. — Просто я не считаю, что надо заранее исходить из того, что ваша тюрьма — это и ее тюрьма.
Несмотря на мягкость, это ранило ее.
— Да, конечно, вы правы — она личность, индивидуальность, и я не должна рассматривать ее как свое полное подобие. — Пауза. — Так вы думаете, ничего, если она будет жить здесь?
— Пока.
— Пока — это сколько?
— Столько, сколько ей будет нужно, чтобы свыкнуться с мыслью об отъезде. Судя по тому, что я видел девять лет назад, у нее очень хорошее чутье на протекание внутренних процессов.
Она ничего не сказала, устремив взгляд на трехметровые старинные часы, облицованные черепаховыми пластинками.
Я предположил:
— Может быть, они решили прокатиться?
— Ноэль не закончил работу, — возразила она. Как будто этим все было сказано.
Она встала, медленно прошлась по комнате, глядя себе под ноги. Я стал более внимательно рассматривать картины. Фламандцы, голландцы, итальянцы эпохи Возрождения. Картины, которые я, по идее, должен был бы определить. Но краски были ярче и свежее, чем на работах Старых мастеров, когда-либо виденных мной в музеях. Тут я вспомнил, что говорил мне Джейкоб Датчи об Артуре Дикинсоне с его страстью к реставрации. И понял, как сильно ощущалась в доме аура этого давно ушедшего из жизни человека.
Дом-памятник.
Мавзолей, родной мавзолей.
С противоположного конца комнаты она сказала:
— Мне ужасно неловко. Я ведь хотела поблагодарить вас. Сразу же, как только мы познакомились. За все, что вы сделали тогда, много лет назад, и за то, что делаете сейчас. Но из-за случившегося я забыла. Пожалуйста, простите меня. И примите мою благодарность, которая позорно запоздала.
Я ответил:
— Принято.
Она опять посмотрела на часы.
— Надеюсь, они скоро вернутся.
* * *
Они не вернулись.
Прошло полчаса — тридцать очень долгих минут, заполненных разговором о пустяках и ускоренным курсом фламандского искусства, который был прочитан хозяйкой дома с энтузиазмом робота. Все это время у меня в ушах звучал голос Датчи. Интересно, какой голос был у человека, который был его учителем?
Когда тема иссякла, она поднялась и сказала:
— Может быть, они действительно поехали прокатиться. Вам нет смысла дольше ждать. Простите, что отняла у вас столько времени.
С трудом выбравшись из засосавших меня подушек, я последовал за ней по пути, усеянном препятствиями в виде предметов мебели, который привел нас к парадным дверям.
Она открыла одну из них и спросила:
— Когда она вернется, должна ли я сразу продолжить наш разговор?
— Нет, я бы не форсировал события. Пусть ее поведение послужит вам ориентиром. Когда она будет готова к разговору, вы это поймете. Если захотите, чтобы я присутствовал при вашем следующем разговоре, и если это подойдет Мелиссе, то я в вашем распоряжении. Но может статься, что она сердита на меня. И считает, что я ее предал.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не хотела испортить ваши отношения.
— Это поправимо, — отозвался я. — Важно то, что происходит между вами двоими.
Она кивнула. Похлопала себя по карману. Подошла ближе и коснулась моего лица — так, как прикасалась к лицу мужа. Дала мне возможность с близкого расстояния посмотреть на ее шрамы — похоже на белую парчу — и поцеловала меня в щеку.
* * *
Опять на шоссе. Опять на планете Земля.
Сидя в пробке на пути к центральной части города, я слушал группу «Джипси кингз» и старался не думать о том, испортил я дело или нет. Но все равно думал об этом и пришел к выводу, что сделал лучшее из возможного.
Приехав домой, я позвонил Майло. Он поднял трубку и проворчал: «Да?»
— Ну и ну! Вот так дружеское приветствие!
— Зато отпугивает всяких подонков, которые пытаются вешать лапшу на уши и что-то вынюхивают. Что слышно?
— Ты готов приступить к работе по выяснению подноготной этого бывшего заключенного?
— Да. Я думал об этом и решил, что пятьдесят в час плюс расходы будет вполне приемлемо. Как на это посмотрят клиенты?
— У меня еще не было возможности обсудить финансовые детали. Но я бы на твоем месте не беспокоился — недостатка в средствах у них нет. И клиентка говорит, что имеет полный доступ к большим суммам.
— А что ей могло бы помешать?
— Ей только восемнадцать лет, и...
— Так ты хочешь, чтобы я работал на саму девчушку, Алекс? Бог мой, о скольких же коробках печенья идет речь?
— Она не капризный тинэйджер, Майло. Ей пришлось быстро взрослеть — слишком быстро. У нее есть собственные деньги, она сказала, что проблем с оплатой не будет. Мне просто нужно, чтобы она точно представляла себе, с какими расходами это связано. Я думал, что улажу все сегодня, но не смог, из-за некоторых обстоятельств.
— Сама девчушка, — проворчал он. — На кого, ты думаешь, я похож?
— Ну, — сказал я, — мы с тобой похожи сами на себя.
— Бог мой! — опять воскликнул он. Потом сказал: — Расскажи-ка мне побольше об этом. Кто все-таки пострадал и каким точно образом.
Я начал описывать ему нападение на Джину Рэмп. Он сказал:
— Ну и ну! Это похоже на дело Макклоски.
— Как, тебе известно это дело?
— Мне известно об этом деле. Оно случилось за несколько лет до того, как я начал работать, но в академии это был учебный материал. Процедуры допроса.
— Были какие-то особые причины для такого интереса?
— Странность этого дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145