Самуэл встал и произнес тост, кивнув в сторону Рамоса:
— За нашу главную сволочь.
Майские похороны были самыми тревожными из всех. Семья Жуана не находила объяснений его смерти. Он вернулся домой после ужина, полупьяный, и отказался идти в постель. Отказался садиться. Говорил, что хочет стоять, когда она придет. Кто она? Она, она. Он был возбужден. В конце концов согласился прилечь хотя бы на диван, почти на рассвете. И больше не проснулся. Сердце. Он, который никогда ничем не болел, не терял хорошего настроения, прошел через все кризисы, угрозы смерти и перспективы неизбежного разорения.
Ливия вошла в часовню, поздоровалась с матерью и женой Жуана и двинулась ко мне, будто собиралась меня ударить.
— Что это, Зи?
— Спокойно. Не здесь.
— Что это? Что происходит?
— Никто не был отравлен в моем доме. Как это было возможно? Три ужина, три смерти, что это значит? Я попросил Ливию говорить потише, но супруга Жуана, заметив, что приобрела союзницу, присоединилась к ней.
Как я это объяснял? «Клуб поджарки» сомкнул ряды за мной. Самуэл заявил, что никто не должен ничего объяснять. Это такая несчастная судьба. Сауло тоже начал защищать нас, но вынужден был остановиться, когда сообразил, что Маркоса рядом с ним больше нет. Маркос стоял возле гроба и готовился произнести речь, обращаясь к покойнику:
— Грешник…
Сауло ухитрился оттащить его, прежде чем тот продолжил, но мать Жуана уже пребывала в шоке, жадно глотая воздух открытым ртом. Мы решили, что лучше удалиться всей компанией (нас оставалось семеро), пока не выгнали. На выходе мы услышали, как кто-то упомянул о вскрытии. Мол, этого нельзя так оставлять.
Ливия с помощью боевых частей моей мачехи произвела радикальную чистку моей кухни. Она поменяла все кастрюли и продезинфицировала все служебные помещения. И потребовала большей информации про «этого самого Лусидио», который готовит наши ужины. Откуда он взялся? Бактерии-убийцы могли находиться у него на руках.
Я пытался сменить тему, но Ливия настаивала. Она хотела присутствовать, когда Лусидио станет готовить для команды в следующий раз. Если мы настолько сумасшедшие, что готовы продолжать эти ужины после трех смертей.
Через пятнадцать дней после похорон Жуана Лусидио позвонил мне:
— Я очень сожалею о Жуане.
— Ага.
— Сердце?
— Похоже на то. Говорили о вскрытии, но, по-моему, не стали его делать.
— Вскрытие?
— Чтобы узнать, кто его убил. Может быть, не знаю… всякое. Яд.
— Яд в еде?
— Ну да.
Он промолчал. И вдруг я впал в панику. Я не хотел, чтобы Лусидио неправильно меня понял, бросил трубку и навсегда исчез из наших жизней. Не раньше чем приготовит моего gigot d'agneau. Я сказал:
— Алло, ты здесь?
— Да.
— Давай обсудим июньский ужин?
Мы договорились раньше, что июньский ужин будет под ответственностью Пауло. Приготовленный у меня дома Лусидио, как и прежде.
— Давай, — отозвался Лусидио. Я вздохнул с облегчением.
— Что ты собираешься приготовить?
— «Киш» . Как главное блюдо.
— Хорошо.
«Киш». Маркос обожал «Киш».
Я назвал Ливии неправильную дату, чтобы избежать ее встречи с Лусидио во время приготовления ужина. Лусидио пожаловался на смену кастрюль. Хорошо еще, что Ливия принесла другие формочки для «Киш» взамен реквизированных, хотя Лусидио предпочитал уже использованные. В ночь ужина, когда все пришли, я собрал нашу компанию в кабинете и запер дверь на ключ. Если Лусидио выйдет из кухни, где находится с утра, готовя ужин, он не застанет нас врасплох. Мы будем беседовать тихо, чтобы он ничего не мог услышать через дверь. Нам нужно поговорить.
— Абель, Андре, Жуан… Если он убивает в алфавитном порядке, он пропустил тебя, Даниэл. Почему бы это?
— Не в алфавитном порядке, — встрял Маркос.
— Тогда в каком?
— По грехам. Абель был первым из десяти, потому что оставил Церковь. Чти Господа твоего — разве не первая заповедь?
Мы переглянулись. Никто не знал порядка десяти заповедей.
— Чем был грешен Андре, кроме занудства? — спросил Самуэл.
— А Жуан? Враньем? Мне кажется, ростовщичество, политиканство и плохие анекдоты не упоминаются в заповедях. Или я не прав?
— Алфавитный порядок, — настаивал Педро.
— Или никакого порядка. Он выбирает того, кто умрет, и готовит его любимое блюдо.
Все посмотрели на Маркоса. По обоим критериям наступила его очередь.
— Если в алфавитном порядке, почему он проскочил Даниэла? — поинтересовался Маркос.
— Потому что Даниэл — хозяин дома и кухни и привел его к нам. По любым критериям Даниэл умрет последним.
— В любом случае, — вздохнул Педро, — умирает тот, кто просит добавки.
— Умирает как? — спросил я.
— Что значит «как»? Отравленным.
— Никто не был отравлен в моем доме.
— Эй, Даниэл. Проснись. Он травит нас одного за другим. Должно быть, ядом рыбы.
— Какой рыбы?
— Той самой японской рыбы. От которой чешуя.
— И вы верите в эту сказку? Это произнес Самуэл.
— Почему бы не верить? Он сказал, что учился готовить в Париже, и его блюда лучшее тому подтверждение. Он сказал, что имеет доступ к сильнейшему яду, и три таинственные смерти после приготовленных им ужинов доказывают, что это правда. И еще есть чешуя.
— Чешуя ничего не доказывает, — быстро отозвался Самуэл.
— Почему?
И тогда Самуэл вытащил из кармана бумажник и из его внутренностей извлек чешую, идентичную той, что показывал нам Лусидио.
— Потому что у меня она тоже есть.
По словам Самуэла, чешуя в пакетиках продается в магазинах японских товаров в любой стране мира, а иероглиф не переводится ни как «всякое желание есть желание смерти», ни как «голод — глухой возница», ни как другие глупости в этом роде, а просто как слово «море». И чешуя — от рыбы, которая может быть ядовитой или нет, но скорее всего самая обыкновенная декоративная рыба. Педро возразил:
— Это тоже ничего не доказывает. Лусидио явно нас травит, а Маркос — избранник дня. Нужно решать, что делать. Ну и что, Маркос?
Но Маркос стоял с гордо поднятой головой, с полуулыбкой на губах. Он ничего не слышал. Мы ждали.
— Чувствуете… — наконец произнес Маркос.
— Что, Маркиньос? — тихо спросил Сауло.
— Запах «Киш».
Потрясающие канапе. Гигантская спаржа, выросшая бог знает где, под голландским соусом. И «Киш Лоран». Бесподобные, блистательные, божественные. По две на каждого, занимающие всю тарелку. Все блюда вернулись на кухню пустыми. Единственной фальшивой нотой за ужином были вина Пауло. Пауло работал на Педро, который был разорен. По мнению Самуэла, в такой ситуации вина служащих ухудшаются по мере того, как вина хозяина улучшаются, поскольку хозяин начинает тратить на излишества для собственного утешения больше, чем на свое разоренное предприятие и на служащих. Вина были отечественные, что вызвало поток оскорблений со стороны Самуэла в адрес Пауло и Педро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24