И как только он мог пить кровь?
— Сара-Джейн!
Заметив, что Морис обращается к ней, она подняла глаза.
— Да?
— Ты очень рассеянна сегодня.
— Прости.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Не была ли ты, случаем, в коттедже?
— Почему ты спросил?
— Так, да?
— Да. Полагаю, это все твоя работа — кресты и чеснок? — Морис кивнул.
— Чего ты добиваешься?
— Он вампир, Сара-Джейн, я уверен в этом.
— Не будь смешным, — фыркнула она. — Их нет в природе.
Морис пожал плечами:
— Возможно, и так. Что ж, если он не вампир, значит, я потратил время впустую, но если…
— И что тогда?
— Тогда он не сможет выйти из дома. — Морис откинулся в кресле, вдруг подозрительно прищурившись. — Надеюсь, ты там ничего не тронула?
— Нет, — поспешно ответила она. Чересчур поспешно.
— Ты ужасная лгунья, Сара-Джейн.
— То же самое говорит и Габриель.
— И где он?
— Не знаю. В последнюю нашу встречу он сказал, что оставляет Париж.
— Ты сожалеешь об его отъезде?
— Не знаю. — Она не мигая смотрела на Мориса. — Но уверена-каждый день буду чувствовать, что его нет рядом, и так до конца жизни.
Габриель медленно обходил замок. Это было изумительное здание, построенное около четырех столетий назад из камня и дерева и превосходно сохранившееся и ухоженное, от крепостных стен и башен до подъемного моста надо рвом. Здесь могла бы свободно разместиться сотня рыцарей одновременно, как и было когда-то, но теперь эти стены приютили вампира, чудовище.
Он прошел большой зал, украшенный гобеленами, миновал кухни, не использовавшиеся уже около трех столетий. Поднявшись по крутой лестнице, Габриель бродил по комнатам, пока не подошел к одному из окон и не уставился в темноту…
Спустившись снова вниз, он достал ключ от подвала и направился к лестнице, ведущей в него. Спускаясь по истертым каменным ступеням, он оглядел старинные орудия пытки, развешанные на одной из стен. В конце спуска вдоль коридора тянулся длинный ряд камер, забранных железными решетками, — немых свидетелей времен, далеких от цивилизации. Стены были влажными, пахло плесенью.
До восхода солнца было еще далеко, и из подвала он снова вернулся в большой зал и, опустившись в высокое кресло, принадлежавшее в незапамятные времена владельцу замка, уставился на огромный холодный камин в дальнем конце зала.
Тишина была абсолютной, зал — таким же мрачным, как его душа.
Он закрыл глаза, и мгновенно перед ним возник образ Сары, ее прелестное лицо, обрамленное золотыми волосами, ее глаза, наполненные смехом, сияющие любовью… Вся она, полная желания, предстала перед ним в его воображении. Сара…
Он видел ее танцующей партию Авроры в «Спящей красавице» — воздушное создание красоты и света, видел ее пируэаы в адажио «Пробуждение». Он видел ее и в «Жизели», страдающей по утерянной любви…
Выругавшись, он заставил себя прогнать ее образ.
Стараясь думать, как обычный смертный, о земных заботах, он решил нанять нескольких мужчин, чтобы починить подгнившее дерево на подъемном мосту, а также двух женщин, чтобы они помыли и почистили все в доме.
Через неделю, а то и раньше, прибудет Некромант вместе с человеком, которого он нанял конюхом.
Габриель усмехнулся. Возможно, он купит парочку кобыл и начнет разводить лошадей. Это поможет ему как-то занять время, заставит думать о чем-то еще, кроме Сары…
Он посмотрел по сторонам, и внезапно ему захотелось увидеть этот зал, наполненный людьми, услышать смех детей, сплетни женщин, побыть среди них, подобно обычному смертному. Закрыв глаза, он представил Сару своей женой, без страха и сомнений согласной быть с ним и принадлежать ему до тех пор, пока она будет жива… Мечта эта, хоть и минутная, была слаще самой жизни. Но явившаяся тут же мысль о ее неизбежном старении и смерти показалась ему невыносимой, и Габриель решил проститься со своими мечтами.
Он был созданием ночи, обреченным на одиночество. Кривая усмешка исказила его губы: после трехсот пятидесяти пяти лет он должен наконец смириться с этим.
Со следующего вечера замок закипел жизнью. Двое работников занимались починкой моста, экономка следила за порядком в доме. Он купил трех породистых кобыл, чтобы те дали потомство от его жеребца.
Если даже слугам и казалось странным, что хозяин никогда не показывается днем, вслух об этом никто не заговаривал. Конюх удивлялся тому, что хозяин берет жеребца лишь к ночи, но тоже держал это при себе.
В короткое время замок пробудился от векового сна. Ров был очищен от мусора, окна заблестели, каждый день натирались полы, выбивались и проветривались гобелены. В саду были посажены цветы и аккуратно подрезаны деревья.
Решив не сидеть в замке, убиваясь по тому, что недостижимо, Габриель стал захаживать в местные кабачки, где просиживал в одиночестве за бутылью красного вина. Соседи любопытствовали о нем, разнося сплетни, самые противоположные. Священник, лишенный сана, эксцентричный дворянин и так далее.
«Пусть болтают что хотят», — решил он.
Несколько раз в сознание прорывался голос Сары, звавшей его вернуться обратно. Он чувствовал ее боль, одиночество, смятение, но не ответил ни разу. В конце концов он блокировал свой мозг, не в силах больше выносить ее болезненные крики.
Единственной его радостью был черный жеребец, на котором он каждую ночь скакал во тьме по спящей земле, восхищаясь его быстротой и мощью, вспоминая, как вскрикивала от восторга Сара, мчась вместе с ним, как умоляла лететь еще быстрее. Щеки ее пылали, губы были полураскрыты, когда она поворачивалась к нему лицом. Его Сара, полная жизни и огня…
Остановив лошадь, он уставился в пространство. Сара. Что она делает теперь? Может быть, уже решила выйти за Мориса? Руки Габриеля сжались в кулаки при мысли о вероломстве этого человека. Если бы не Сара, он до сих пор умирал бы в том коттедже, сходя с ума от боли и голода. Морис и Сара…
Чувствуя его волнение, жеребец заходил под ним. Габриель сказал несколько ласковых слов, чтобы животное успокоилось, и продолжал сидеть, бессмысленно уставившись в пустоту. Образы Мориса и Сары не оставляли его. Сара в объятиях Мориса в его постели.
Габриель закинул голову, и долгий мучительный крик вырвался из его горла. Он стегнул жеребца, заставив его мчаться, словно ветер, по безмолвной черной земле.
Но он не мог освободиться от гнетущих мыслей, продолжая видеть Сару в объятиях другого.
Смертного, который мог быть с ней при свете дня.
Человека, который мог дать ей сыновей.
Сара перестала думать о Габриеле, не читала больше его мыслей и не посылала ему своих. Каждый день она прогуливалась с Морисом, мысленно восхищаясь его мужеством и верностью, не считая массы других достоинств; она говорила себе, что любит его. Они танцевали вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Сара-Джейн!
Заметив, что Морис обращается к ней, она подняла глаза.
— Да?
— Ты очень рассеянна сегодня.
— Прости.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Не была ли ты, случаем, в коттедже?
— Почему ты спросил?
— Так, да?
— Да. Полагаю, это все твоя работа — кресты и чеснок? — Морис кивнул.
— Чего ты добиваешься?
— Он вампир, Сара-Джейн, я уверен в этом.
— Не будь смешным, — фыркнула она. — Их нет в природе.
Морис пожал плечами:
— Возможно, и так. Что ж, если он не вампир, значит, я потратил время впустую, но если…
— И что тогда?
— Тогда он не сможет выйти из дома. — Морис откинулся в кресле, вдруг подозрительно прищурившись. — Надеюсь, ты там ничего не тронула?
— Нет, — поспешно ответила она. Чересчур поспешно.
— Ты ужасная лгунья, Сара-Джейн.
— То же самое говорит и Габриель.
— И где он?
— Не знаю. В последнюю нашу встречу он сказал, что оставляет Париж.
— Ты сожалеешь об его отъезде?
— Не знаю. — Она не мигая смотрела на Мориса. — Но уверена-каждый день буду чувствовать, что его нет рядом, и так до конца жизни.
Габриель медленно обходил замок. Это было изумительное здание, построенное около четырех столетий назад из камня и дерева и превосходно сохранившееся и ухоженное, от крепостных стен и башен до подъемного моста надо рвом. Здесь могла бы свободно разместиться сотня рыцарей одновременно, как и было когда-то, но теперь эти стены приютили вампира, чудовище.
Он прошел большой зал, украшенный гобеленами, миновал кухни, не использовавшиеся уже около трех столетий. Поднявшись по крутой лестнице, Габриель бродил по комнатам, пока не подошел к одному из окон и не уставился в темноту…
Спустившись снова вниз, он достал ключ от подвала и направился к лестнице, ведущей в него. Спускаясь по истертым каменным ступеням, он оглядел старинные орудия пытки, развешанные на одной из стен. В конце спуска вдоль коридора тянулся длинный ряд камер, забранных железными решетками, — немых свидетелей времен, далеких от цивилизации. Стены были влажными, пахло плесенью.
До восхода солнца было еще далеко, и из подвала он снова вернулся в большой зал и, опустившись в высокое кресло, принадлежавшее в незапамятные времена владельцу замка, уставился на огромный холодный камин в дальнем конце зала.
Тишина была абсолютной, зал — таким же мрачным, как его душа.
Он закрыл глаза, и мгновенно перед ним возник образ Сары, ее прелестное лицо, обрамленное золотыми волосами, ее глаза, наполненные смехом, сияющие любовью… Вся она, полная желания, предстала перед ним в его воображении. Сара…
Он видел ее танцующей партию Авроры в «Спящей красавице» — воздушное создание красоты и света, видел ее пируэаы в адажио «Пробуждение». Он видел ее и в «Жизели», страдающей по утерянной любви…
Выругавшись, он заставил себя прогнать ее образ.
Стараясь думать, как обычный смертный, о земных заботах, он решил нанять нескольких мужчин, чтобы починить подгнившее дерево на подъемном мосту, а также двух женщин, чтобы они помыли и почистили все в доме.
Через неделю, а то и раньше, прибудет Некромант вместе с человеком, которого он нанял конюхом.
Габриель усмехнулся. Возможно, он купит парочку кобыл и начнет разводить лошадей. Это поможет ему как-то занять время, заставит думать о чем-то еще, кроме Сары…
Он посмотрел по сторонам, и внезапно ему захотелось увидеть этот зал, наполненный людьми, услышать смех детей, сплетни женщин, побыть среди них, подобно обычному смертному. Закрыв глаза, он представил Сару своей женой, без страха и сомнений согласной быть с ним и принадлежать ему до тех пор, пока она будет жива… Мечта эта, хоть и минутная, была слаще самой жизни. Но явившаяся тут же мысль о ее неизбежном старении и смерти показалась ему невыносимой, и Габриель решил проститься со своими мечтами.
Он был созданием ночи, обреченным на одиночество. Кривая усмешка исказила его губы: после трехсот пятидесяти пяти лет он должен наконец смириться с этим.
Со следующего вечера замок закипел жизнью. Двое работников занимались починкой моста, экономка следила за порядком в доме. Он купил трех породистых кобыл, чтобы те дали потомство от его жеребца.
Если даже слугам и казалось странным, что хозяин никогда не показывается днем, вслух об этом никто не заговаривал. Конюх удивлялся тому, что хозяин берет жеребца лишь к ночи, но тоже держал это при себе.
В короткое время замок пробудился от векового сна. Ров был очищен от мусора, окна заблестели, каждый день натирались полы, выбивались и проветривались гобелены. В саду были посажены цветы и аккуратно подрезаны деревья.
Решив не сидеть в замке, убиваясь по тому, что недостижимо, Габриель стал захаживать в местные кабачки, где просиживал в одиночестве за бутылью красного вина. Соседи любопытствовали о нем, разнося сплетни, самые противоположные. Священник, лишенный сана, эксцентричный дворянин и так далее.
«Пусть болтают что хотят», — решил он.
Несколько раз в сознание прорывался голос Сары, звавшей его вернуться обратно. Он чувствовал ее боль, одиночество, смятение, но не ответил ни разу. В конце концов он блокировал свой мозг, не в силах больше выносить ее болезненные крики.
Единственной его радостью был черный жеребец, на котором он каждую ночь скакал во тьме по спящей земле, восхищаясь его быстротой и мощью, вспоминая, как вскрикивала от восторга Сара, мчась вместе с ним, как умоляла лететь еще быстрее. Щеки ее пылали, губы были полураскрыты, когда она поворачивалась к нему лицом. Его Сара, полная жизни и огня…
Остановив лошадь, он уставился в пространство. Сара. Что она делает теперь? Может быть, уже решила выйти за Мориса? Руки Габриеля сжались в кулаки при мысли о вероломстве этого человека. Если бы не Сара, он до сих пор умирал бы в том коттедже, сходя с ума от боли и голода. Морис и Сара…
Чувствуя его волнение, жеребец заходил под ним. Габриель сказал несколько ласковых слов, чтобы животное успокоилось, и продолжал сидеть, бессмысленно уставившись в пустоту. Образы Мориса и Сары не оставляли его. Сара в объятиях Мориса в его постели.
Габриель закинул голову, и долгий мучительный крик вырвался из его горла. Он стегнул жеребца, заставив его мчаться, словно ветер, по безмолвной черной земле.
Но он не мог освободиться от гнетущих мыслей, продолжая видеть Сару в объятиях другого.
Смертного, который мог быть с ней при свете дня.
Человека, который мог дать ей сыновей.
Сара перестала думать о Габриеле, не читала больше его мыслей и не посылала ему своих. Каждый день она прогуливалась с Морисом, мысленно восхищаясь его мужеством и верностью, не считая массы других достоинств; она говорила себе, что любит его. Они танцевали вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84