повесть
Глава первая
СНАЧАЛА — МЛАДЕНЕЦ
«Шевроле» серого цвета стоял футах в пятидесяти от входа в госпиталь. Автомобиль был не новый, но и не старый — обычная машина для семейных загородных прогулок по воскресеньям, с обычными вмятинами на крыльях.
Толстый мужчина, втиснувшийся за руль, был в темно-синем костюме с жирными пятнами на лацканах, в белой, уже влажной от утренней июньской жары сорочке и в синем мятом галстуке. Фетровая шляпа с потеками на ленте, купленная в магазине стандартных цен Мэси в прошлом году, лежала рядом с ним на сиденье.
Человек, о котором идет речь, выглядел как миллионы других жителей Нью-Йорка. При его профессии броская внешность была ему ни к чему. Незачем обращать на себя внимание праздношатающихся, всюду сующих свой нос, которые могли бы в один далеко не прекрасный день ткнуть на тебя пальцем в зале суда. К счастью, ему не нужно заботиться о том, чтобы произвести впечатление на своих клиентов. Люди, с которыми он имеет дело (посмеивался про себя толстяк), готовы подлизываться к нему, даже если бы он появился перед ними в бикини.
Толстяка звали Финнер. А. Бэрт Финнер. Девицы, работающие в ночных клубах, звали его запросто — Фин, считая, что его манера засовывать им в нейлоновые чулки шуршащие пятидолларовые бумажки дает им на это право. Он арендовал грязное помещение, в конторском здании на 49-й улице.
Финнер поковырял в зубах спичкой, несколько раз втянул внутрь щеки, прочищая зубы.
Он приехал раньше назначенного времени, памятуя о том, что запоздалая пташка может найти гнездо пустым. Пять раз из десяти, жаловался Финнер, его клиенты в самую последнюю секунду меняют свое решение.
Финнер наблюдал за входом в госпиталь без всякого волнения. Его губы сложились колечком, немигающие глазки еще глубже ушли в орбиты, выражение лица, имеющего форму груши, сделалось сосредоточенным, и он принялся насвистывать. Финнер слушал свой свист с удовольствием. Такой уж это был человек. Он насвистывал свою излюбленную песенку «О сладкие тайны жизни». «Моя основная тема» — как часто говаривал он.
Из госпиталя вышла женщина. Толстяк поспешно вылез из машины и с улыбкой приветствовал ее на ступенях крыльца.
— Доброе утро, — сказал он. — Все в порядке?
— Да. — У нее был глубокий, слегка хрипловатый голос.
— Никаких осложнений?
— Нет.
— И крошка чувствует себя хорошо, надеюсь?
Финнер хотел было приподнять угол голубого одеяла, чтобы взглянуть на младенца, которого молодая женщина держала в руках, но она оттеснила его плечом.
— Не прикасайся к нему!
— Ну-ну, — примирительно буркнул толстяк. — Бьюсь об заклад, что он душка. Разве он может быть другим у такой красавицы!
Он сделал еще одну попытку взглянуть на ребенка, но так же безрезультатно.
— Ладно, поехали, — кротко сказал Финнер и, взяв из рук женщины прорезиненный мешок с пеленками и бутылочками, вперевалку направился к машине.
Женщина плелась за ним, прижимая к груди ребенка.
Толстяк открыл перед ней переднюю дверцу. Она оттолкнула его руку и села в машину. Он пожал плечами.
— Куда тебя отвезти?
— Все равно... Домой. Машина тронулась с места.
В зеленой замшевой куртке и в фетровой, похожей на мужскую, шляпе, молодая мать была очень эффектна. Золотые волосы с зеленоватым отливом, большие карие глаза, крупный рот, ни на мгновение
не остававшийся в покое. В это утро она не воспользовалась косметикой. Губы у нее были бледные и шероховатые.
Приподняв краешек простыни, она с тоской взглянула на маленькое морщинистое личико.
— Какие-нибудь отклонения или родимые пятна? — спросил толстяк.
— Что?
Он повторил вопрос.
— Нет. — Она баюкала ребенка.
— Ты сделала с бельем то, что я велел? -Да.
— Никаких меток?
— Я же сказала! — Она яростно обернулась к нему. — Не можешь ли ты помолчать?! Он спит.
— Его из пушки не разбудишь. Все прошло легко?
— Легко?! — усмехнулась женщина.
Финнер изогнул шею, чтобы взглянуть на ребенка.
— Не беспокойся. Товар первый сорт, — отрезала она.
Нежным и трепещущим контральто она принялась баюкать ребенка, когда тот захныкал.
— Родненький мой, что случилось? Не плачь... Мама с тобой...
— Бензином воняет, — сказал толстяк.
Она бросила на него взгляд, полный ненависти. Затем подняла ребенка и пошлепала по задику. Он отрыгнул и тут же снова заснул.
А. Бэрт Финнер вел машину и вежливо молчал.
— Я не могу! Не хочу!.. — вскричала вдруг женщина.
— Конечно. Я понимаю, — тотчас отозвался Финнер. — У меня у самого трое. Но подумай о нем...
Она сжимала младенца в объятиях; на лице у нее было такое затравленное выражение, словно она попала в западню.
— В таких случаях нужно забыть о себе, — серьезным тоном продолжал толстяк. — Всякий раз, когда ты поймешь, что думаешь только о себе, остановись и вспомни о малыше. Ну, подумай, что ждет его, если ты сейчас заупрямишься?
— Что ж его ждет? — вызывающе спросила она.
— А то, что он будет расти в вечных разъездах, вот что! Ты будешь таскать его из одного города в другой. Ему придется дышать сигарным дымом и водочным перегаром, вместо того чтобы наполнять свои маленькие легкие чистым, свежим воздухом, — сказал толстяк. — Ты так хочешь вырастить своего сына?
— Я не допущу этого, — отозвалась женщина. — Никогда не допущу этого. Я найму ему хорошую няню...
— Вижу, что ты уже все обдумала, — одобрительно кивнул головой А. Бэрт Финнер. — А ведь у нас с тобой есть железная договоренность. Ладно, предположим, ты найдешь ему хорошую няню. Кто же станет ему матерью? Ты или няня? Ты будешь трудиться день и ночь, словно раба, чтобы иметь возможность платить ей жалованье, покупать молоко и все такое прочее, а он будет любить ее, а не тебя!
Женщина закрыла глаза.
— Итак, с этим вопросом все ясно. А кто окрестит его? Какой-нибудь дежурный по этажу в захудалом канзасском отеле? С кем он будет играть? С каким-нибудь саксофонистом, уволенным из оркестра за ненадобностью? Что он будет совать себе в рот? Пробочники и сигарные окурки? — И Финнер мягко добавил: — И шататься от столика к столику, называя всех «папой»?
— Ах ты ублюдок! — вскричала женщина.
— Именно это я и имел в виду, — кивнул толстяк.
— Я выйду замуж!
Они проезжали по боковой улочке Вест-Сайда, мимо пустыря.
— Поздравляю, — сказал Финнер, остановив машину и подавая ее назад. — Знаком ли я с этим господином, который готов взять себе чужого ублюдка и назвать своим сыном?
— Выпусти меня, слышишь, ты, жирная свинья! Толстяк улыбнулся.
— Пожалуйста.
Она вышла из машины, сверкая глазами. Он спокойно ждал.
Он понял, что одержал победу, увидев, как вяло опустились ее плечи. Женщина обернулась и осторожно положила сверток на сиденье рядом с толстяком и так же осторожно закрыла дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Глава первая
СНАЧАЛА — МЛАДЕНЕЦ
«Шевроле» серого цвета стоял футах в пятидесяти от входа в госпиталь. Автомобиль был не новый, но и не старый — обычная машина для семейных загородных прогулок по воскресеньям, с обычными вмятинами на крыльях.
Толстый мужчина, втиснувшийся за руль, был в темно-синем костюме с жирными пятнами на лацканах, в белой, уже влажной от утренней июньской жары сорочке и в синем мятом галстуке. Фетровая шляпа с потеками на ленте, купленная в магазине стандартных цен Мэси в прошлом году, лежала рядом с ним на сиденье.
Человек, о котором идет речь, выглядел как миллионы других жителей Нью-Йорка. При его профессии броская внешность была ему ни к чему. Незачем обращать на себя внимание праздношатающихся, всюду сующих свой нос, которые могли бы в один далеко не прекрасный день ткнуть на тебя пальцем в зале суда. К счастью, ему не нужно заботиться о том, чтобы произвести впечатление на своих клиентов. Люди, с которыми он имеет дело (посмеивался про себя толстяк), готовы подлизываться к нему, даже если бы он появился перед ними в бикини.
Толстяка звали Финнер. А. Бэрт Финнер. Девицы, работающие в ночных клубах, звали его запросто — Фин, считая, что его манера засовывать им в нейлоновые чулки шуршащие пятидолларовые бумажки дает им на это право. Он арендовал грязное помещение, в конторском здании на 49-й улице.
Финнер поковырял в зубах спичкой, несколько раз втянул внутрь щеки, прочищая зубы.
Он приехал раньше назначенного времени, памятуя о том, что запоздалая пташка может найти гнездо пустым. Пять раз из десяти, жаловался Финнер, его клиенты в самую последнюю секунду меняют свое решение.
Финнер наблюдал за входом в госпиталь без всякого волнения. Его губы сложились колечком, немигающие глазки еще глубже ушли в орбиты, выражение лица, имеющего форму груши, сделалось сосредоточенным, и он принялся насвистывать. Финнер слушал свой свист с удовольствием. Такой уж это был человек. Он насвистывал свою излюбленную песенку «О сладкие тайны жизни». «Моя основная тема» — как часто говаривал он.
Из госпиталя вышла женщина. Толстяк поспешно вылез из машины и с улыбкой приветствовал ее на ступенях крыльца.
— Доброе утро, — сказал он. — Все в порядке?
— Да. — У нее был глубокий, слегка хрипловатый голос.
— Никаких осложнений?
— Нет.
— И крошка чувствует себя хорошо, надеюсь?
Финнер хотел было приподнять угол голубого одеяла, чтобы взглянуть на младенца, которого молодая женщина держала в руках, но она оттеснила его плечом.
— Не прикасайся к нему!
— Ну-ну, — примирительно буркнул толстяк. — Бьюсь об заклад, что он душка. Разве он может быть другим у такой красавицы!
Он сделал еще одну попытку взглянуть на ребенка, но так же безрезультатно.
— Ладно, поехали, — кротко сказал Финнер и, взяв из рук женщины прорезиненный мешок с пеленками и бутылочками, вперевалку направился к машине.
Женщина плелась за ним, прижимая к груди ребенка.
Толстяк открыл перед ней переднюю дверцу. Она оттолкнула его руку и села в машину. Он пожал плечами.
— Куда тебя отвезти?
— Все равно... Домой. Машина тронулась с места.
В зеленой замшевой куртке и в фетровой, похожей на мужскую, шляпе, молодая мать была очень эффектна. Золотые волосы с зеленоватым отливом, большие карие глаза, крупный рот, ни на мгновение
не остававшийся в покое. В это утро она не воспользовалась косметикой. Губы у нее были бледные и шероховатые.
Приподняв краешек простыни, она с тоской взглянула на маленькое морщинистое личико.
— Какие-нибудь отклонения или родимые пятна? — спросил толстяк.
— Что?
Он повторил вопрос.
— Нет. — Она баюкала ребенка.
— Ты сделала с бельем то, что я велел? -Да.
— Никаких меток?
— Я же сказала! — Она яростно обернулась к нему. — Не можешь ли ты помолчать?! Он спит.
— Его из пушки не разбудишь. Все прошло легко?
— Легко?! — усмехнулась женщина.
Финнер изогнул шею, чтобы взглянуть на ребенка.
— Не беспокойся. Товар первый сорт, — отрезала она.
Нежным и трепещущим контральто она принялась баюкать ребенка, когда тот захныкал.
— Родненький мой, что случилось? Не плачь... Мама с тобой...
— Бензином воняет, — сказал толстяк.
Она бросила на него взгляд, полный ненависти. Затем подняла ребенка и пошлепала по задику. Он отрыгнул и тут же снова заснул.
А. Бэрт Финнер вел машину и вежливо молчал.
— Я не могу! Не хочу!.. — вскричала вдруг женщина.
— Конечно. Я понимаю, — тотчас отозвался Финнер. — У меня у самого трое. Но подумай о нем...
Она сжимала младенца в объятиях; на лице у нее было такое затравленное выражение, словно она попала в западню.
— В таких случаях нужно забыть о себе, — серьезным тоном продолжал толстяк. — Всякий раз, когда ты поймешь, что думаешь только о себе, остановись и вспомни о малыше. Ну, подумай, что ждет его, если ты сейчас заупрямишься?
— Что ж его ждет? — вызывающе спросила она.
— А то, что он будет расти в вечных разъездах, вот что! Ты будешь таскать его из одного города в другой. Ему придется дышать сигарным дымом и водочным перегаром, вместо того чтобы наполнять свои маленькие легкие чистым, свежим воздухом, — сказал толстяк. — Ты так хочешь вырастить своего сына?
— Я не допущу этого, — отозвалась женщина. — Никогда не допущу этого. Я найму ему хорошую няню...
— Вижу, что ты уже все обдумала, — одобрительно кивнул головой А. Бэрт Финнер. — А ведь у нас с тобой есть железная договоренность. Ладно, предположим, ты найдешь ему хорошую няню. Кто же станет ему матерью? Ты или няня? Ты будешь трудиться день и ночь, словно раба, чтобы иметь возможность платить ей жалованье, покупать молоко и все такое прочее, а он будет любить ее, а не тебя!
Женщина закрыла глаза.
— Итак, с этим вопросом все ясно. А кто окрестит его? Какой-нибудь дежурный по этажу в захудалом канзасском отеле? С кем он будет играть? С каким-нибудь саксофонистом, уволенным из оркестра за ненадобностью? Что он будет совать себе в рот? Пробочники и сигарные окурки? — И Финнер мягко добавил: — И шататься от столика к столику, называя всех «папой»?
— Ах ты ублюдок! — вскричала женщина.
— Именно это я и имел в виду, — кивнул толстяк.
— Я выйду замуж!
Они проезжали по боковой улочке Вест-Сайда, мимо пустыря.
— Поздравляю, — сказал Финнер, остановив машину и подавая ее назад. — Знаком ли я с этим господином, который готов взять себе чужого ублюдка и назвать своим сыном?
— Выпусти меня, слышишь, ты, жирная свинья! Толстяк улыбнулся.
— Пожалуйста.
Она вышла из машины, сверкая глазами. Он спокойно ждал.
Он понял, что одержал победу, увидев, как вяло опустились ее плечи. Женщина обернулась и осторожно положила сверток на сиденье рядом с толстяком и так же осторожно закрыла дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54