Эви смотрела, как он направился к магазинчику.
– Когда я вернусь, можно будет ехать, – сообщил он.
Эви пожала плечами. Он уже добрых двадцать минут делает все, чтобы довести ее до состояния бешенства. Почему бы не продолжить в том же духе?
Коул размашистым шагом вернулся к машине. Он взял с капота свою жестянку с чаем, уже изрядно нагревшуюся, допил все, что в ней оставалось, и отправил банку в урну таким сильным броском, что та лишь жалобно звякнула.
Коул спросил себя, кого он пытается обмануть. Он поцеловал эту женщину однажды и сделал бы это снова. Наверное, это было безумием, но ему все сильнее и сильнее хотелось поцеловать ее хотя бы еще один раз. Он был влюблен в Эви.
И по ходу дела свел с ума и ее саму. Один взгляд, один невинный разговор о двигателе внутреннего сгорания, и волна желания затопила их. Сам воздух вокруг изменился. У Коула пересохло в горле и саднило в легких. Джинсы вдруг оказались слишком тесными, а в висках молотом стучала кровь.
И хуже всего то, что она об этом знает. Он видел это по выражению ее голубых глаз, – тревога, предвкушение, надежда. Он готов был умереть, лишь бы коснуться ее. Сердце Коула принадлежало Эви с первой их встречи. И вопрос о том, когда его тело, наконец, не выдержит, был всего лишь делом времени.
Они приехали в Додж-Сити около часа дня и сразу отправились осматривать местную достопримечательность – «живой уголок Дикого Запада».
Это и в самом деле был ковбойский поселок, точь-в-точь такой, как в голливудских фильмах: деревянные тротуары, лошади, привязанные к перилам, салуны с дверьми нараспашку, где барабанили на пианино. Приближалось начало учебного года, и потому поток туристов немного уменьшился по сравнению с летним периодом. И, тем не менее, именно туристы казались Эви главной достопримечательностью этого места.
– Меня всегда занимал вопрос: почему люди, становясь туристами, покупают всякую ерунду? – сказала она Коулу.
Коул усмехнулся. Эви нырнула в магазинчик, торгующий всякими безделушками, брелоками, пепельницами «Привет из Доджа!» и сувенирными игральными картами. Она устроилась в уголке и принялась наблюдать за покупателями с видом ученого-антрополога, изучающего повадки дикарей в джунглях Амазонки.
– Ты только погляди на них! – воскликнула она.
– А чего такого? Нормальные люди.
– Да, но они же все в ковбойских шляпах, словно снимаются в вестерне! И ладно бы только продавцы – и покупатели тоже!
– В этих краях почти все так ходят, – пожал плечами Коул.
– Ты что, тоже ходил в ковбойской шляпе, когда жил в Монтане?
– Ну да. Я перестал ее носить всего несколько лет назад. Без нее я чувствовал себя просто голым.
Ох, лучше бы он этого не говорил! Она и так все не могла заставить себя перестать думать об этом со времени того разговора у бензоколонки.
Он взял одну из стетсоновских шляп, лежавших на прилавке, подошел к большому зеркалу и примерил ее. Коул стоял, расставив ноги, немного согнув колени. Сдвинув шляпу набекрень, он покосился на нее из-под полей.
– Ну как, мэм?
Это было сногсшибательно!
Эви не помнила, как выбралась наружу, на потемневшие от дождей доски тротуара. Она глубоко вдохнула, зажмурилась и стала прислушиваться к цоканью подков, поскрипыванию кожаной сбруи, скрипу повозки и гомону туристов. Внезапно она уловила приятный аромат ванили. Эви открыла глаза.
– Не желаешь освежиться?
– Как ты догадался? – Она взяла вафельный рожок. Рука у нее дрожала. Его взгляд жег ее, как раскаленный уголь. – Ой, ванильное! Мое любимое!
– Эви…
– Что? – Она неохотно подняла взгляд. Лихой ковбой ухмыльнулся ей из-под шляпы.
– Оно, между прочим, шоколадное. Сердце у нее подпрыгнуло. Она поспешно слизнула с губ холодную сладкую массу. На самом деле она не замечала ничего, кроме него. От него пахло дорожной пылью, и этот запах – его запах – начисто перебивал все остальные. Его тень заслоняла от нее солнце.
Он сдернул шляпу, обвил рукой талию Эви и склонился к ней ближе.
– Пожалуйста, не делай этого! – умоляюще произнесла она.
– А что такого? Что с нами может случиться – сейчас, на людной улице, среди бела дня?
– Что угодно!
– А что такое «что угодно»?
И он поцеловал ее. В каком-то смысле он уже давно целовал ее. Когда он говорил, его губы, казалось, касались ее губ, будоражили ее, сводили с ума…
Эви прижималась губами к его губам, желая, чтобы поцелуй длился еще и еще… Вкус его языка дразнил ее.
– Ой, давайте их сфотографируем! – раздался рядом чей-то голос.
Эви даже не обратила внимания на каких-то любопытных туристов. Не до того. Колени у нее, казалось, таяли, как мороженое в руке. Липкая жидкость текла по пальцам.
Его губы прилипли к ее губам, бедра прогнулись вперед. Эви прижалась к нему, лаская языком его язык, в такт толчкам крови, которая мощно пульсировала у них в жилах.
Эви провела свободной рукой по спине Коула. Он отозвался каждой клеточкой. Она бесстыдно ухватила его пальцем за пряжку пояса и подтянула поближе. Коул охотно подчинился и мягко раздвинул коленом ее ноги. Ее рука оказалась зажата меж их телами, а они даже не заметили этого.
Эви пришла в себя от того, что ее тела коснулось что-то ужасно холодное. Мороженое быстро таяло. Шоколадная капля медленно скользила по ее коже к ямке между грудей. Эви попыталась освободить руку.
Коул немного разжал объятия и опустил глаза. Эви поняла, что ему больше всего хочется слизнуть эту каплю. Но вместо этого Коул взял ее руку и поднес к губам. Он поцеловал ее – сперва жилку, бьющуюся на запястье, потом основание ладони, потом большой палец. Его язык скользил меж пальцев, слизывая потеки мороженого.
Женщина с фотоаппаратом увела прочь своих ребятишек. Ковбои с пистолетами и лошадьми, куда ушли. Но на целующихся влюбленных детям глазеть не следует.
Коул потянулся к мороженому. Он прикрыл глаза и откинул голову назад, смакуя его вкус. Когда Коул открыл глаза, он увидел, что Эви глядит на него, как завороженная.
– Ну что, остыла?
– Ты ведь знаешь, что нет. – Голос у нее был хриплый и неровный. Впрочем, у него голос тоже был не лучше.
– Что, жжется? – усмехнулся он.
– Огнем горит!
– Слушай, найти бы какое-нибудь укромное местечко…
– Коул, пожалуйста, не играй с этим!
Ее умоляющий тон хлестнул его, как бичом. Он пропустил через пальцы пряди ее волос.
– Ты что думаешь, я играю?
– То ты хочешь, чтобы я была сдержанной, то…
– Да это мне надо быть сдержанным, а не тебе. Я хочу тебя.
Эви судорожно вздохнула.
Наконец-то он сказал это вслух! По крайней мере, часть того, что, должно быть, хотел сказать. Коул снял шляпу и вытер рукавом полоску пота. Посмотрев вниз, он обнаружил, что мнет шляпу в руках – и впрямь как какой-нибудь неуклюжий ковбой с Дикого Запада!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Когда я вернусь, можно будет ехать, – сообщил он.
Эви пожала плечами. Он уже добрых двадцать минут делает все, чтобы довести ее до состояния бешенства. Почему бы не продолжить в том же духе?
Коул размашистым шагом вернулся к машине. Он взял с капота свою жестянку с чаем, уже изрядно нагревшуюся, допил все, что в ней оставалось, и отправил банку в урну таким сильным броском, что та лишь жалобно звякнула.
Коул спросил себя, кого он пытается обмануть. Он поцеловал эту женщину однажды и сделал бы это снова. Наверное, это было безумием, но ему все сильнее и сильнее хотелось поцеловать ее хотя бы еще один раз. Он был влюблен в Эви.
И по ходу дела свел с ума и ее саму. Один взгляд, один невинный разговор о двигателе внутреннего сгорания, и волна желания затопила их. Сам воздух вокруг изменился. У Коула пересохло в горле и саднило в легких. Джинсы вдруг оказались слишком тесными, а в висках молотом стучала кровь.
И хуже всего то, что она об этом знает. Он видел это по выражению ее голубых глаз, – тревога, предвкушение, надежда. Он готов был умереть, лишь бы коснуться ее. Сердце Коула принадлежало Эви с первой их встречи. И вопрос о том, когда его тело, наконец, не выдержит, был всего лишь делом времени.
Они приехали в Додж-Сити около часа дня и сразу отправились осматривать местную достопримечательность – «живой уголок Дикого Запада».
Это и в самом деле был ковбойский поселок, точь-в-точь такой, как в голливудских фильмах: деревянные тротуары, лошади, привязанные к перилам, салуны с дверьми нараспашку, где барабанили на пианино. Приближалось начало учебного года, и потому поток туристов немного уменьшился по сравнению с летним периодом. И, тем не менее, именно туристы казались Эви главной достопримечательностью этого места.
– Меня всегда занимал вопрос: почему люди, становясь туристами, покупают всякую ерунду? – сказала она Коулу.
Коул усмехнулся. Эви нырнула в магазинчик, торгующий всякими безделушками, брелоками, пепельницами «Привет из Доджа!» и сувенирными игральными картами. Она устроилась в уголке и принялась наблюдать за покупателями с видом ученого-антрополога, изучающего повадки дикарей в джунглях Амазонки.
– Ты только погляди на них! – воскликнула она.
– А чего такого? Нормальные люди.
– Да, но они же все в ковбойских шляпах, словно снимаются в вестерне! И ладно бы только продавцы – и покупатели тоже!
– В этих краях почти все так ходят, – пожал плечами Коул.
– Ты что, тоже ходил в ковбойской шляпе, когда жил в Монтане?
– Ну да. Я перестал ее носить всего несколько лет назад. Без нее я чувствовал себя просто голым.
Ох, лучше бы он этого не говорил! Она и так все не могла заставить себя перестать думать об этом со времени того разговора у бензоколонки.
Он взял одну из стетсоновских шляп, лежавших на прилавке, подошел к большому зеркалу и примерил ее. Коул стоял, расставив ноги, немного согнув колени. Сдвинув шляпу набекрень, он покосился на нее из-под полей.
– Ну как, мэм?
Это было сногсшибательно!
Эви не помнила, как выбралась наружу, на потемневшие от дождей доски тротуара. Она глубоко вдохнула, зажмурилась и стала прислушиваться к цоканью подков, поскрипыванию кожаной сбруи, скрипу повозки и гомону туристов. Внезапно она уловила приятный аромат ванили. Эви открыла глаза.
– Не желаешь освежиться?
– Как ты догадался? – Она взяла вафельный рожок. Рука у нее дрожала. Его взгляд жег ее, как раскаленный уголь. – Ой, ванильное! Мое любимое!
– Эви…
– Что? – Она неохотно подняла взгляд. Лихой ковбой ухмыльнулся ей из-под шляпы.
– Оно, между прочим, шоколадное. Сердце у нее подпрыгнуло. Она поспешно слизнула с губ холодную сладкую массу. На самом деле она не замечала ничего, кроме него. От него пахло дорожной пылью, и этот запах – его запах – начисто перебивал все остальные. Его тень заслоняла от нее солнце.
Он сдернул шляпу, обвил рукой талию Эви и склонился к ней ближе.
– Пожалуйста, не делай этого! – умоляюще произнесла она.
– А что такого? Что с нами может случиться – сейчас, на людной улице, среди бела дня?
– Что угодно!
– А что такое «что угодно»?
И он поцеловал ее. В каком-то смысле он уже давно целовал ее. Когда он говорил, его губы, казалось, касались ее губ, будоражили ее, сводили с ума…
Эви прижималась губами к его губам, желая, чтобы поцелуй длился еще и еще… Вкус его языка дразнил ее.
– Ой, давайте их сфотографируем! – раздался рядом чей-то голос.
Эви даже не обратила внимания на каких-то любопытных туристов. Не до того. Колени у нее, казалось, таяли, как мороженое в руке. Липкая жидкость текла по пальцам.
Его губы прилипли к ее губам, бедра прогнулись вперед. Эви прижалась к нему, лаская языком его язык, в такт толчкам крови, которая мощно пульсировала у них в жилах.
Эви провела свободной рукой по спине Коула. Он отозвался каждой клеточкой. Она бесстыдно ухватила его пальцем за пряжку пояса и подтянула поближе. Коул охотно подчинился и мягко раздвинул коленом ее ноги. Ее рука оказалась зажата меж их телами, а они даже не заметили этого.
Эви пришла в себя от того, что ее тела коснулось что-то ужасно холодное. Мороженое быстро таяло. Шоколадная капля медленно скользила по ее коже к ямке между грудей. Эви попыталась освободить руку.
Коул немного разжал объятия и опустил глаза. Эви поняла, что ему больше всего хочется слизнуть эту каплю. Но вместо этого Коул взял ее руку и поднес к губам. Он поцеловал ее – сперва жилку, бьющуюся на запястье, потом основание ладони, потом большой палец. Его язык скользил меж пальцев, слизывая потеки мороженого.
Женщина с фотоаппаратом увела прочь своих ребятишек. Ковбои с пистолетами и лошадьми, куда ушли. Но на целующихся влюбленных детям глазеть не следует.
Коул потянулся к мороженому. Он прикрыл глаза и откинул голову назад, смакуя его вкус. Когда Коул открыл глаза, он увидел, что Эви глядит на него, как завороженная.
– Ну что, остыла?
– Ты ведь знаешь, что нет. – Голос у нее был хриплый и неровный. Впрочем, у него голос тоже был не лучше.
– Что, жжется? – усмехнулся он.
– Огнем горит!
– Слушай, найти бы какое-нибудь укромное местечко…
– Коул, пожалуйста, не играй с этим!
Ее умоляющий тон хлестнул его, как бичом. Он пропустил через пальцы пряди ее волос.
– Ты что думаешь, я играю?
– То ты хочешь, чтобы я была сдержанной, то…
– Да это мне надо быть сдержанным, а не тебе. Я хочу тебя.
Эви судорожно вздохнула.
Наконец-то он сказал это вслух! По крайней мере, часть того, что, должно быть, хотел сказать. Коул снял шляпу и вытер рукавом полоску пота. Посмотрев вниз, он обнаружил, что мнет шляпу в руках – и впрямь как какой-нибудь неуклюжий ковбой с Дикого Запада!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49