Немцы, кстати, и сидят иначе, и сигарету держат как-то
красиво, и лица у всех культурные. Ведь вот - выпили, а никто не красный,
не потный, не орет и руками не машет.
И, главное, не встанешь, не закричишь: "Товарищи!" то есть, конечно:
"Господа! Я не такой, как эти! Я все понимаю, мне смешно и противно
смотреть на них, так же, как и вам! Это, ей Богу, не я покупаю в аптеке
медицинский спирт и напиваюсь, как свинья у себя в номере, а потом начинаю
горланить на весь отель! Не я с утра до вечера дуюсь в холле в подкидного
дурака! Не я под джазовую музыку пляшу в ресторане "цыганочку" или топчусь
в медленном танго, как допотопный сервант. Не я это! Не я!"
Тонко улыбаются нарядные западные люди, кажется, если бы можно,
выкинули бы сейчас фотоаппараты и кинокамеры, запечатлели бы на память
дикарей. Но - нельзя, неприлично.
А наши понятия-то такого не имеют - "неприлично", им все прилично,
вопят на весь зал, пялятся по сторонам и еще шуточки отпускают - у нас,
мол, танцуют лучше и одеваются наряднее. Кретины! Неандертальцы! Толпа!
Так они сводили его с ума там, в Болгарии. А теперь - вот она Родина.
Родина - мать. Перемать. Россия, сплошь состоящая из них, из этих...
На второй день после приезда зашел днем в "Север" пообедать и сразу:
"Глаза есть? Не видите - стол убран? Ах, видите. Так чего садитесь?.. Мест
нет? А у нас - людей нет. Вы к нам работать пойдете?" Сервис!
Можно было, конечно, показать ей Кузькину мать, чтобы знала с кем
имеет дело, хамка, да связываться противно, тем более, был не один, с
начальством. Еще, слава Богу, ему, Петухову, теперь не нужно стоять по
очередям за продуктами, на дом возят...
...Ах, скажите, пожалуйста: на дом! Благодетели. Купили за банку
паршивого кофе! Да, если уж на то пошло, насрать ему на их растворимый
кофе и лососину! Да и на икру, если на то пошло! Не хлебом единым! Орут
везде, что у нас - права человека, а в городе ни одного ночного бара.
Только на валюту, на доллары. В занюханной Болгарии, тоже мне еще - Запад,
сколько угодно этих баров! И девочки! Только не для нашего брата девочки,
для нашего брата - руководитель Павлов, он тебя и...
...Болгария... А где-то есть еще и Париж. Есть и Швейцария. И
Штаты...
В гробу я видал этот вонючий кофе!
- Сашенька, почему так поздно? - робко спросила Таня, когда Петухов в
третий раз явился домой в половине восьмого.
- Автобус сломался, - с горделивой скорбью отрезал он.
- Автобус?! Почему - автобус? А где Василий Ильич?
- А пускай твой Василий Ильич другую жопу возит! Ясно?! - заорал
Петухов. - Сдалась мне их поганая "Волга"! И пайков больше не будет,
поняла? Попили кофеев, хватит! Обойдешься чаем "Краснодарским" сорт второй
и городской колбасой!
- Что случилось, Саша? У тебя неприятности? - Танечка уже плакала.
- Приведи в порядок лицо! - завизжал Петухов. - Не женщина, а чучело!
Плевал я! Принципы надо иметь! Дешево купить хотите, граждане-товарищи!
Долго еще бушевал Александр Николаевич, хлопая дверью, выкрикивал
лозунги о демократических свободах, о том, что никому не позволит душить и
попирать. Потом улегся на диван с транзистором и на всю квартиру включил
"Голос Америки".
3
В середине декабря месяца Наталья Ивановна Копейкина случайно узнала,
что в субботу в магазине "Океан" с утра будут давать баночную селедку.
Новый год был уже вот-вот, и поэтому Наталья Ивановна с Дусей Семеновой и
недавно прощенной Тоней Бодровой за час до открытия отправились занимать
очередь. Марья Сидоровна, которой тоже предложили, сказала, что ей не до
селедки, плохо себя чувствует, и женщины решили взять две банки и
разделить: по пол-банки Тютиным, они старые люди, надо помочь, и пол банки
Дусе. Антонине хорошая селедка очень бы кстати, так как Анатолий все же
обещал первого зайти. Это надо: с лета ни разу не вспомнил, а тут... нет
слов, одни буквы. А Валерку тогда заберут к себе с ночевкой Семеновы.
Селедку, действительно, отпускали, очередь шла быстро, так что к
десяти часам все трое, довольные, стояли с банками на трамвайной остановке
напротив метро "Площадь Мира". Погода была ясная, светило солнце.
Трамваи не шли, на остановке собралась огромная толпа, говорили:
кто-то должен проехать из аэропорта, не то король, не то кто из наших, и
движение - перекрыто. Минут через десять появилась милицейская машина,
принялась кричать в мегафон, загнала всех на тротуар, давка началась
невероятная. И в этой давке Антонина внезапно почувствовала, что в глазах
у нее темнеет, ноги отнимаются, кругом зеленая мгла, как с хорошей
поддачи, и что она не соображает, где находится и зачем.
Сколько времени продолжалось такое состояние, Антонина никогда потом
сказать не могла, но, когда очнулась, увидела, что сидит на скамейке около
автобусного вокзала, а рядом с ней сидят и Наталья Ивановна, и Дуся, обе
бледные, не в себе и без сумок.
- Чего со мной? - спросила Антонина слабым голосом, но ей не
ответили. Как выяснилось, ответить ей и не могли, потому что ни Семенова,
ни Копейкина не знали, что и с ними-то произошло, как, например, попали
они с остановки на эту скамейку, а главное, где их сумки с деньгами и
банки с селедками. Обе они, как и Антонина, оказывается, видели только
зеленую мглу и туман среди ясного дня.
- Несомненно - вредительство, - предположила Наталья Ивановна, и
женщины с ней согласились.
Посидев с пол-часа, придя в себя и переговорив, они решили все же
ничего никому не рассказывать, все равно не поверят и еще засмеют, а
деньги, которые дала им на селедку Тютина, собрать между собой и вернуть.
Про банки же сказать, что их не давали, а была мороженая треска с
головами.
4
А ведь и верно: совсем скоро Новый год. Кажется, только что прошли
ноябрьские, а через неделю опять праздник. Все скоро в этой жизни, так что
и уследить не успеешь.
Петр Васильевич Тютин праздник Новый год любил и всякий раз
радовался: смотри, пожалуйста, опять дожил - и ничего, сам, вон, с
Некрасовского рынка (придумал какой-то болван назвать рынок именем
великого писателя!) сам с Мальцевского рынка елку приволок. Приволок,
украсил, подарки разложил, а как же? - придут внуки, Даниил и Тимофей.
Нравился Петру Васильевичу Новый год, а все-таки главными праздниками
у него были другие. День Советской Армии и, самый важный, это, конечно,
Праздник Победы. Новый год - больше для внуков, для жены с дочерью, а это
- собственные его.
В эти дни Петр Васильевич надевал на серый костюм орден Красной
Звезды и Отечественной второй степени, прикалывал медали и шел к Петру
Самохину, тезке, другу и однополчанину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
красиво, и лица у всех культурные. Ведь вот - выпили, а никто не красный,
не потный, не орет и руками не машет.
И, главное, не встанешь, не закричишь: "Товарищи!" то есть, конечно:
"Господа! Я не такой, как эти! Я все понимаю, мне смешно и противно
смотреть на них, так же, как и вам! Это, ей Богу, не я покупаю в аптеке
медицинский спирт и напиваюсь, как свинья у себя в номере, а потом начинаю
горланить на весь отель! Не я с утра до вечера дуюсь в холле в подкидного
дурака! Не я под джазовую музыку пляшу в ресторане "цыганочку" или топчусь
в медленном танго, как допотопный сервант. Не я это! Не я!"
Тонко улыбаются нарядные западные люди, кажется, если бы можно,
выкинули бы сейчас фотоаппараты и кинокамеры, запечатлели бы на память
дикарей. Но - нельзя, неприлично.
А наши понятия-то такого не имеют - "неприлично", им все прилично,
вопят на весь зал, пялятся по сторонам и еще шуточки отпускают - у нас,
мол, танцуют лучше и одеваются наряднее. Кретины! Неандертальцы! Толпа!
Так они сводили его с ума там, в Болгарии. А теперь - вот она Родина.
Родина - мать. Перемать. Россия, сплошь состоящая из них, из этих...
На второй день после приезда зашел днем в "Север" пообедать и сразу:
"Глаза есть? Не видите - стол убран? Ах, видите. Так чего садитесь?.. Мест
нет? А у нас - людей нет. Вы к нам работать пойдете?" Сервис!
Можно было, конечно, показать ей Кузькину мать, чтобы знала с кем
имеет дело, хамка, да связываться противно, тем более, был не один, с
начальством. Еще, слава Богу, ему, Петухову, теперь не нужно стоять по
очередям за продуктами, на дом возят...
...Ах, скажите, пожалуйста: на дом! Благодетели. Купили за банку
паршивого кофе! Да, если уж на то пошло, насрать ему на их растворимый
кофе и лососину! Да и на икру, если на то пошло! Не хлебом единым! Орут
везде, что у нас - права человека, а в городе ни одного ночного бара.
Только на валюту, на доллары. В занюханной Болгарии, тоже мне еще - Запад,
сколько угодно этих баров! И девочки! Только не для нашего брата девочки,
для нашего брата - руководитель Павлов, он тебя и...
...Болгария... А где-то есть еще и Париж. Есть и Швейцария. И
Штаты...
В гробу я видал этот вонючий кофе!
- Сашенька, почему так поздно? - робко спросила Таня, когда Петухов в
третий раз явился домой в половине восьмого.
- Автобус сломался, - с горделивой скорбью отрезал он.
- Автобус?! Почему - автобус? А где Василий Ильич?
- А пускай твой Василий Ильич другую жопу возит! Ясно?! - заорал
Петухов. - Сдалась мне их поганая "Волга"! И пайков больше не будет,
поняла? Попили кофеев, хватит! Обойдешься чаем "Краснодарским" сорт второй
и городской колбасой!
- Что случилось, Саша? У тебя неприятности? - Танечка уже плакала.
- Приведи в порядок лицо! - завизжал Петухов. - Не женщина, а чучело!
Плевал я! Принципы надо иметь! Дешево купить хотите, граждане-товарищи!
Долго еще бушевал Александр Николаевич, хлопая дверью, выкрикивал
лозунги о демократических свободах, о том, что никому не позволит душить и
попирать. Потом улегся на диван с транзистором и на всю квартиру включил
"Голос Америки".
3
В середине декабря месяца Наталья Ивановна Копейкина случайно узнала,
что в субботу в магазине "Океан" с утра будут давать баночную селедку.
Новый год был уже вот-вот, и поэтому Наталья Ивановна с Дусей Семеновой и
недавно прощенной Тоней Бодровой за час до открытия отправились занимать
очередь. Марья Сидоровна, которой тоже предложили, сказала, что ей не до
селедки, плохо себя чувствует, и женщины решили взять две банки и
разделить: по пол-банки Тютиным, они старые люди, надо помочь, и пол банки
Дусе. Антонине хорошая селедка очень бы кстати, так как Анатолий все же
обещал первого зайти. Это надо: с лета ни разу не вспомнил, а тут... нет
слов, одни буквы. А Валерку тогда заберут к себе с ночевкой Семеновы.
Селедку, действительно, отпускали, очередь шла быстро, так что к
десяти часам все трое, довольные, стояли с банками на трамвайной остановке
напротив метро "Площадь Мира". Погода была ясная, светило солнце.
Трамваи не шли, на остановке собралась огромная толпа, говорили:
кто-то должен проехать из аэропорта, не то король, не то кто из наших, и
движение - перекрыто. Минут через десять появилась милицейская машина,
принялась кричать в мегафон, загнала всех на тротуар, давка началась
невероятная. И в этой давке Антонина внезапно почувствовала, что в глазах
у нее темнеет, ноги отнимаются, кругом зеленая мгла, как с хорошей
поддачи, и что она не соображает, где находится и зачем.
Сколько времени продолжалось такое состояние, Антонина никогда потом
сказать не могла, но, когда очнулась, увидела, что сидит на скамейке около
автобусного вокзала, а рядом с ней сидят и Наталья Ивановна, и Дуся, обе
бледные, не в себе и без сумок.
- Чего со мной? - спросила Антонина слабым голосом, но ей не
ответили. Как выяснилось, ответить ей и не могли, потому что ни Семенова,
ни Копейкина не знали, что и с ними-то произошло, как, например, попали
они с остановки на эту скамейку, а главное, где их сумки с деньгами и
банки с селедками. Обе они, как и Антонина, оказывается, видели только
зеленую мглу и туман среди ясного дня.
- Несомненно - вредительство, - предположила Наталья Ивановна, и
женщины с ней согласились.
Посидев с пол-часа, придя в себя и переговорив, они решили все же
ничего никому не рассказывать, все равно не поверят и еще засмеют, а
деньги, которые дала им на селедку Тютина, собрать между собой и вернуть.
Про банки же сказать, что их не давали, а была мороженая треска с
головами.
4
А ведь и верно: совсем скоро Новый год. Кажется, только что прошли
ноябрьские, а через неделю опять праздник. Все скоро в этой жизни, так что
и уследить не успеешь.
Петр Васильевич Тютин праздник Новый год любил и всякий раз
радовался: смотри, пожалуйста, опять дожил - и ничего, сам, вон, с
Некрасовского рынка (придумал какой-то болван назвать рынок именем
великого писателя!) сам с Мальцевского рынка елку приволок. Приволок,
украсил, подарки разложил, а как же? - придут внуки, Даниил и Тимофей.
Нравился Петру Васильевичу Новый год, а все-таки главными праздниками
у него были другие. День Советской Армии и, самый важный, это, конечно,
Праздник Победы. Новый год - больше для внуков, для жены с дочерью, а это
- собственные его.
В эти дни Петр Васильевич надевал на серый костюм орден Красной
Звезды и Отечественной второй степени, прикалывал медали и шел к Петру
Самохину, тезке, другу и однополчанину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17