Кто ж так просит? Надо понимать, ты знаешь, кто я?
— Мне говорили…
— И все равно пришел. Значит, допекло?
— Цех под крышу вывели, а накрывать ее уже не на что. Станки пропадут. Мы с Димкой вложили в них все, что было.
— Это какой Димка? Левик, что ли?
— Он.
— Шустрый пацан. Что ж он с тобой не пришел?
— Он не знает, что я к тебе обратился.
— У меня, значит, дурная репутация, вот ты и таишься от него.
— Не в том дело. Вдруг мы с тобой не договоримся, а он будет зря надеяться.
— Ишь, какой ты чуткий!
— Какой уж есть.
— Ты, Бобров, так и не научился понты колотить. Деньги я могу тебе дать, но под какой процент?
— Ты банкуешь.
— По двадцать процентов возьмешь?
— Под двадцать не смогу, дорого. Было бы производство раскрученное, а мы же только начинаем. Может, если лет на пять…
— На пять лет?! — Сашка расхохотался. — Для нас это значит дожить до глубокой старости. А ты много знаешь бандитов на пенсии?
— Вообще ни одного не знаю. Только по фильмам.
— Как — не знаешь? Кое с кем ты даже в одном классе учился.
— Но ты, наверное, не любишь, чтобы тебя называли бандитом?
— Мне один хрен, как называют. Лишь бы боялись. Шучу! Ладно, Бобров, мне приятно тебя видеть. Я помню, как ты меня пожалел, к себе привел. Видик крутил…
— Какая мелочь!
— Для тебя. А для меня — не мелочь. Может, ты своим поступком не одну жизнь сохранил.
— В каком смысле?
— В таком, что у меня принцип: подписываться на мокрое только в самом крайнем случае. Как благородный разбойник Робин Гуд. Помнишь?
— Помню.
— Так сколько тебе нужно?
— Тысяч пять баксов.
— Что? Такой мизер? Я-то думал… Пять штук зеленых! Это я тебе и без процентов дам. Полпачки! Ладно, вот тебе как раз упаковка. Бери, здесь десять штук. Отдашь через год… Может, тебе повезет, отдавать не придется.
— В каком смысле?
— В таком, что я могу и года не прожить.
— Ты чем-то болен?
— До чего ж ты тупой! Хоть и с высшим образованием. Не дает тебе диплом знания жизни. Работа у меня опасная, это тебе не крышу крыть! — Он расхохотался.
— Слушай, Сань, а хочешь быть нашим первым клиентом? Я тебе эксклюзивную мебель сделаю, ни у кого в городе такой не будет.
— Ну всю мебель не надо, — хмыкнул Сашка, — а сексодром сделай. Веришь, на днях у моей кровати, итальянской, за пять штук баксов брал, ножки подломились. Похоже, против нашего мужика их парни похлипче будут.
Он привстал из-за стола, давая понять, что встреча окончена.
Максим спрятал деньги во внутренний карман пальто и в некотором обалдении вышел из ресторана.
Глава двенадцатая
Никогда Маргарита не испытывала такого разочарования, когда, сняв трубку, она услышала голос подруги Люськи.
— Здравствуй, Маргоша! Как живете-можете, женщины-голубки?
— Если муж хороший, плохо все равно, — привычно откликнулась Маргарита словами Расула Гамзатова. Они с Люськой всегда так начинали общение по телефону.
— Ты что, ревела, что ли?
— С чего ты взяла?
— Голос у тебя такой, все еще с рыданиями.
— С рыданиями! Скажешь тоже. Я и забыла, когда в последний раз рыдала.
Когда-то они с Люськой ходили вместе не только в садик, в школу и университет, но и в музыкальную школу. Все преподаватели находили у Людмилы Анисимовой исключительный музыкальный слух. Она и в житейской речи слышала такие интонации, на которые далеко не все обращали внимания. Но это уже, вероятно, был слух другого рода.
— Не надейся, Савина, меня обмануть! Ведь я тебя знаю… — она помолчала, подсчитывая, — двадцать пять лет.
— Так долго? — не поверила Маргарита.
— Я даже помню, как тебя привели в наш садик. Худую, лысую, с глазами как перламутровые пуговицы.
— Почему лысую?
— А тебя как раз перед этим наголо подстригли.
— Намекаешь, что у меня вши завелись?
— Нет, хотя искушение — пошутить подобным образом — у меня было. Тогда твой папа считал, что девочку в детстве непременно надо стричь наголо, чтобы потом у нее росли хорошие волосы.
— Странно, а я этого не помню.
— Но волосы у тебя и вправду красивые, ничего не скажешь. Может, твой отец был прав? Меня, например, под нуль никогда не стригли, и волосы у меня не фонтан. Про мои обычно говорят: «У вас такие красивые волосы. Просто редкие!» Но я отвлеклась. Вот так ты всегда, Марго, собьешь человека с толку…
— Ага, чуть что, так Косой!
— Вспомнила. Я хотела тебя к себе позвать, с ночевкой. Мы с Митькой поругались, он хлопнул дверью и ушел к своей любовнице.
— Как — к любовнице? Насовсем?
— Кто же его отпустит насовсем? Это тогда делиться придется. Квартиру, машину продавать, свою долю из его дела изымать…
— Ничего не понимаю.
— Это, кстати, я и сама недавно узнала. Если у мужа есть свое дело, то при разводе жена имеет право на половину всего. Но поскольку пока мы не разводимся, то можем наносить друг другу лишь моральный ущерб. Вот я тебя к себе и зову. Рассказать, что у меня за дела, послушать про твои.
— Знаешь, мне некогда, — попробовала отвертеться Маргарита, хотя прежде она всегда с удовольствием ездила в гости к Люське. — Мне надо кое-какие документы просмотреть…
— Не придумывай, Ритинья! — Люська всегда переиначивала на разные лады ее имя. — Никаких документов у тебя нет. Мне Варька сказала, что сегодня ты сдала баланс.
Ох уж эта вездесущая Варвара! Живет через два подъезда от Люськи, а ухитряется постоянно сплетничать о делах Маргариты.
— Ты не хочешь ко мне идти, потому что собираешься утаить некое событие, которое в твоей жизни произошло.
— Кто тебе сказал?
— Никто. Но я не удивлюсь, если узнаю, что ты влюбилась! Или просто с каким мужиком познакомилась.
Маргарита непроизвольно вздохнула.
— Вот видишь, значит, я права. Так. Десять минут даю тебе на сборы. Пять минут ходьбы до маршрутки. Десять минут ожидания. Десять минут езды. Пять минут ходьбы до моего дома. Две минуты на лифте. Итого, чтобы через сорок две минуты ты звонила в мою дверь.
— Слушаюсь, мэм! — вяло ответила Маргарита. Отбиться от настырной Люськи ей никогда не удавалось.
Подруга открыла ей дверь, едва Маргарита прикоснулась к звонку.
— Молодец, рядовой Савина, норматив выполнила! Ну, здравствуй!
Подруги расцеловались. Люська помогла Маргарите раздеться.
— Пойдем на кухню. Я уже все приготовила. Константина уложила, но у него сегодня воинственное настроение — за отца переживает, потому со мной нарочно капризничает.
Едва она это произнесла, как в дверях кухни возник Костик.
— Что тебе опять нужно?
— Пить хочу, — буркнул ребенок.
— А чего губы надул?
— А зачем ты папу выгнала?
— Он сам ушел. Ему в лес ехать надо.
— В белой рубашке?
— Ну ты и зануда, Константин! Он взял робу с собой. Завтра вернется твой папочка, не страдай! Как же, выгонишь его. И пей побыстрей, пока я не рассердилась.
Костик медленно выпил воду и нехотя пошел к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Мне говорили…
— И все равно пришел. Значит, допекло?
— Цех под крышу вывели, а накрывать ее уже не на что. Станки пропадут. Мы с Димкой вложили в них все, что было.
— Это какой Димка? Левик, что ли?
— Он.
— Шустрый пацан. Что ж он с тобой не пришел?
— Он не знает, что я к тебе обратился.
— У меня, значит, дурная репутация, вот ты и таишься от него.
— Не в том дело. Вдруг мы с тобой не договоримся, а он будет зря надеяться.
— Ишь, какой ты чуткий!
— Какой уж есть.
— Ты, Бобров, так и не научился понты колотить. Деньги я могу тебе дать, но под какой процент?
— Ты банкуешь.
— По двадцать процентов возьмешь?
— Под двадцать не смогу, дорого. Было бы производство раскрученное, а мы же только начинаем. Может, если лет на пять…
— На пять лет?! — Сашка расхохотался. — Для нас это значит дожить до глубокой старости. А ты много знаешь бандитов на пенсии?
— Вообще ни одного не знаю. Только по фильмам.
— Как — не знаешь? Кое с кем ты даже в одном классе учился.
— Но ты, наверное, не любишь, чтобы тебя называли бандитом?
— Мне один хрен, как называют. Лишь бы боялись. Шучу! Ладно, Бобров, мне приятно тебя видеть. Я помню, как ты меня пожалел, к себе привел. Видик крутил…
— Какая мелочь!
— Для тебя. А для меня — не мелочь. Может, ты своим поступком не одну жизнь сохранил.
— В каком смысле?
— В таком, что у меня принцип: подписываться на мокрое только в самом крайнем случае. Как благородный разбойник Робин Гуд. Помнишь?
— Помню.
— Так сколько тебе нужно?
— Тысяч пять баксов.
— Что? Такой мизер? Я-то думал… Пять штук зеленых! Это я тебе и без процентов дам. Полпачки! Ладно, вот тебе как раз упаковка. Бери, здесь десять штук. Отдашь через год… Может, тебе повезет, отдавать не придется.
— В каком смысле?
— В таком, что я могу и года не прожить.
— Ты чем-то болен?
— До чего ж ты тупой! Хоть и с высшим образованием. Не дает тебе диплом знания жизни. Работа у меня опасная, это тебе не крышу крыть! — Он расхохотался.
— Слушай, Сань, а хочешь быть нашим первым клиентом? Я тебе эксклюзивную мебель сделаю, ни у кого в городе такой не будет.
— Ну всю мебель не надо, — хмыкнул Сашка, — а сексодром сделай. Веришь, на днях у моей кровати, итальянской, за пять штук баксов брал, ножки подломились. Похоже, против нашего мужика их парни похлипче будут.
Он привстал из-за стола, давая понять, что встреча окончена.
Максим спрятал деньги во внутренний карман пальто и в некотором обалдении вышел из ресторана.
Глава двенадцатая
Никогда Маргарита не испытывала такого разочарования, когда, сняв трубку, она услышала голос подруги Люськи.
— Здравствуй, Маргоша! Как живете-можете, женщины-голубки?
— Если муж хороший, плохо все равно, — привычно откликнулась Маргарита словами Расула Гамзатова. Они с Люськой всегда так начинали общение по телефону.
— Ты что, ревела, что ли?
— С чего ты взяла?
— Голос у тебя такой, все еще с рыданиями.
— С рыданиями! Скажешь тоже. Я и забыла, когда в последний раз рыдала.
Когда-то они с Люськой ходили вместе не только в садик, в школу и университет, но и в музыкальную школу. Все преподаватели находили у Людмилы Анисимовой исключительный музыкальный слух. Она и в житейской речи слышала такие интонации, на которые далеко не все обращали внимания. Но это уже, вероятно, был слух другого рода.
— Не надейся, Савина, меня обмануть! Ведь я тебя знаю… — она помолчала, подсчитывая, — двадцать пять лет.
— Так долго? — не поверила Маргарита.
— Я даже помню, как тебя привели в наш садик. Худую, лысую, с глазами как перламутровые пуговицы.
— Почему лысую?
— А тебя как раз перед этим наголо подстригли.
— Намекаешь, что у меня вши завелись?
— Нет, хотя искушение — пошутить подобным образом — у меня было. Тогда твой папа считал, что девочку в детстве непременно надо стричь наголо, чтобы потом у нее росли хорошие волосы.
— Странно, а я этого не помню.
— Но волосы у тебя и вправду красивые, ничего не скажешь. Может, твой отец был прав? Меня, например, под нуль никогда не стригли, и волосы у меня не фонтан. Про мои обычно говорят: «У вас такие красивые волосы. Просто редкие!» Но я отвлеклась. Вот так ты всегда, Марго, собьешь человека с толку…
— Ага, чуть что, так Косой!
— Вспомнила. Я хотела тебя к себе позвать, с ночевкой. Мы с Митькой поругались, он хлопнул дверью и ушел к своей любовнице.
— Как — к любовнице? Насовсем?
— Кто же его отпустит насовсем? Это тогда делиться придется. Квартиру, машину продавать, свою долю из его дела изымать…
— Ничего не понимаю.
— Это, кстати, я и сама недавно узнала. Если у мужа есть свое дело, то при разводе жена имеет право на половину всего. Но поскольку пока мы не разводимся, то можем наносить друг другу лишь моральный ущерб. Вот я тебя к себе и зову. Рассказать, что у меня за дела, послушать про твои.
— Знаешь, мне некогда, — попробовала отвертеться Маргарита, хотя прежде она всегда с удовольствием ездила в гости к Люське. — Мне надо кое-какие документы просмотреть…
— Не придумывай, Ритинья! — Люська всегда переиначивала на разные лады ее имя. — Никаких документов у тебя нет. Мне Варька сказала, что сегодня ты сдала баланс.
Ох уж эта вездесущая Варвара! Живет через два подъезда от Люськи, а ухитряется постоянно сплетничать о делах Маргариты.
— Ты не хочешь ко мне идти, потому что собираешься утаить некое событие, которое в твоей жизни произошло.
— Кто тебе сказал?
— Никто. Но я не удивлюсь, если узнаю, что ты влюбилась! Или просто с каким мужиком познакомилась.
Маргарита непроизвольно вздохнула.
— Вот видишь, значит, я права. Так. Десять минут даю тебе на сборы. Пять минут ходьбы до маршрутки. Десять минут ожидания. Десять минут езды. Пять минут ходьбы до моего дома. Две минуты на лифте. Итого, чтобы через сорок две минуты ты звонила в мою дверь.
— Слушаюсь, мэм! — вяло ответила Маргарита. Отбиться от настырной Люськи ей никогда не удавалось.
Подруга открыла ей дверь, едва Маргарита прикоснулась к звонку.
— Молодец, рядовой Савина, норматив выполнила! Ну, здравствуй!
Подруги расцеловались. Люська помогла Маргарите раздеться.
— Пойдем на кухню. Я уже все приготовила. Константина уложила, но у него сегодня воинственное настроение — за отца переживает, потому со мной нарочно капризничает.
Едва она это произнесла, как в дверях кухни возник Костик.
— Что тебе опять нужно?
— Пить хочу, — буркнул ребенок.
— А чего губы надул?
— А зачем ты папу выгнала?
— Он сам ушел. Ему в лес ехать надо.
— В белой рубашке?
— Ну ты и зануда, Константин! Он взял робу с собой. Завтра вернется твой папочка, не страдай! Как же, выгонишь его. И пей побыстрей, пока я не рассердилась.
Костик медленно выпил воду и нехотя пошел к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67