— сказал он раздраженно — что-то такое уловил в том интересе, с которым она оглядывала его квартиру. — Никто посторонний сюда не войдет, никто не постучит! Это моя квартира!
— Пожалуйста, — пожала плечами Евгения. — Я на нее вовсе не претендую.
— Прости! — Он поцеловал ее руку. — Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.
Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он меломан, знаток… Музыка как-то незаметно захватила ее. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала, завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? «Типичный охмуреж под звуки мандолины». Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:
— А то нет!
Из маленькой навесной полки — книжной, приспособленной под мини-сервант — он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.
— «Киндзмараули», — похвастался Виктор. — Из Тбилиси друг привез.
Может, еще не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в «классики», в таких случаях они кричали друг другу:
— Стратила!
То есть на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.
Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул ее жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они… совокуплялись — какое мерзкое слово! — дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом… Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.
Вначале она еще повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.
Сонный Виктор только пробормотал:
— Я тебя провожу.
— Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, — сказала она, целуя его в губы, и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. «Евгения, ты страшная женщина!» — подумала она.
— Я буду ждать тебя завтра. В семь, — сказал он. Евгения лишь усмехнулась про себя: ее любовник! У нее никогда прежде не было любовника. А теперь она шла домой, как… А как она шла? Боялась?
Евгения будто видела себя со стороны — гулящую жену. Как встретит ее муж? Конечно, изобьет! Когда-то он вроде занимался боксом. Врежет слева! Врежет справа! Как говорили в детстве у них во дворе: и кровянкой умоешься! Но думала она об этом как-то лениво и почти без волнения.
Она открыла своим ключом дверь и переступила через порог.
Аркадий спал. Она решила это в запале, глянув на его спокойное, расслабленное лицо. Неужели любящий муж будет спокойно спать, не зная, где всю ночь была его жена? Она вгляделась в его лицо — слишком спокойное. Обычно, лежа на спине, он храпит. И приоткрывает рот…
Непонятно, почему ей лезли в голову эти идиотские подробности?
— Аркадий! — тихонько позвала Евгения.
Муж не отозвался, хотя ресницы его дрогнули, и перевернулся на другой бок.
Не спит! Он же не спит!
Нарисованный ею образ взбешенного супруга оказался явно из другой книжки. А этот, настоящий, на ее измену реагировать не хотел.
«Встань, пожалуйста! — мысленно заклинала она. — Ударь! Крикни! Разбей что-нибудь! Неужели тебе все равно?!»
Он не шевелился. Неизвестно, сколько бы еще она так стояла, если бы не услышала знакомое похрапывание. Теперь он действительно заснул! Успокоился — его жена домой вернулась…
Выходит, для осуждения поступка Евгении у него не нашлось даже слов?
А ведь так было всегда, вдруг поняла она, всю предыдущую жизнь. Просто на фоне всевозможных незначительных событий его равнодушие не так бросалось в глаза. Жили рядом два бесчувственных существа. Сосуществовали. Как две протоплазмы. Две амебы. Две медузы… Она содрогнулась.
«Ты во всем виновата! — сурово сказал ее внутренний голос. — Ты не хотела этого видеть! Ты выдумала своего мужа от начала до конца. Приписывала ему мысли, которых он не имел! Придавала его словам смысл, который он в них не вкладывал! Даже подругам хвасталась, какой Аркадий необыкновенный и как ты его любишь!»
Она стыдилась признаться самой себе, что ее замужество „ было ошибкой. А поскольку в муже не было пороков, из-за которых распадались все известные ей браки — он не пил, не изменял, зарплату всю отдавал, — получалось, не к чему придраться.
Семнадцать лет! Господи, целая жизнь, прожитая без любви. Жизнь-иллюзия, жизнь-сон, жизнь-самовнушение…
Она разделась и легла на край кровати, стараясь не дотрагиваться до Аркадия. И провалилась в тяжелый, глубокий сон.
Проснулась Евгения, когда солнце ушло уже на другую сторону квартиры — задернутые шторы создавали в комнате !:
полумрак, но она почувствовала время — за полдень. Аркадий гремел на кухне чайником — может, ей приснилась эта ночь вне дома?
Она встала и поплелась в ванную. Все равно придется проходить мимо кухни и что-то там говорить.
— Доброе утро!
— Доб-рое, — с расстановкой сказал муж.
Она задержалась в надежде услышать что-нибудь еще, но он с удвоенной против обычного энергией резал хлеб.
Пока она чистила зубы, принимала душ, Аркадий накрыл на стол. Евгения мимоходом глянула на себя в зеркало — выглядела она как-то по-особому свежо, но это не радовало: в голове пульсировала мысль — что же теперь будет? Ведь по-прежнему жить нельзя!..
— Тебе кофе или чай? — спросил он, будто ничего не произошло.
— Кофе. С молоком.
— Я знаю… Если не возражаешь, я съезжу к сестре, что-то у них опять случилось, просила приехать.
Его сестра постоянно ссорится с мужем, и Аркадий ездит их мирить.
Все как обычно. Привычные жесты. Привычные слова. Вот только в глаза он ей не смотрел. Будто это не она, а он не ночевал дома.
«Это неправильно! Нечестно! — метался в поисках выхода ее взбудораженный ум. — Он должен возмутиться! Что-то сказать. Обозвать, наконец!»
— С мая мне обещали зарплату добавить. — Теперь он смотрел не на Евгению, а как бы сквозь нее, будто она прозрачная, а как раз на стене, за ней, появилось что-то интересное. — Мы сможем купить тебе кожаное пальто с мехом, как ты хотела.
«За что же мне пальто? — мысленно рассвирепела Евгения. — Заткнуть им рот? Или другое место?! Как он все повернул! Вот, мол, какой я снисходительный, добрый! И какая ты дрянь по сравнению со мной!»
— Может, мне придется у них заночевать. — Его бесстрастный голос прорывался сквозь бушующий в ней огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Пожалуйста, — пожала плечами Евгения. — Я на нее вовсе не претендую.
— Прости! — Он поцеловал ее руку. — Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.
Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он меломан, знаток… Музыка как-то незаметно захватила ее. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала, завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? «Типичный охмуреж под звуки мандолины». Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:
— А то нет!
Из маленькой навесной полки — книжной, приспособленной под мини-сервант — он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.
— «Киндзмараули», — похвастался Виктор. — Из Тбилиси друг привез.
Может, еще не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в «классики», в таких случаях они кричали друг другу:
— Стратила!
То есть на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.
Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул ее жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они… совокуплялись — какое мерзкое слово! — дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом… Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.
Вначале она еще повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.
Сонный Виктор только пробормотал:
— Я тебя провожу.
— Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, — сказала она, целуя его в губы, и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. «Евгения, ты страшная женщина!» — подумала она.
— Я буду ждать тебя завтра. В семь, — сказал он. Евгения лишь усмехнулась про себя: ее любовник! У нее никогда прежде не было любовника. А теперь она шла домой, как… А как она шла? Боялась?
Евгения будто видела себя со стороны — гулящую жену. Как встретит ее муж? Конечно, изобьет! Когда-то он вроде занимался боксом. Врежет слева! Врежет справа! Как говорили в детстве у них во дворе: и кровянкой умоешься! Но думала она об этом как-то лениво и почти без волнения.
Она открыла своим ключом дверь и переступила через порог.
Аркадий спал. Она решила это в запале, глянув на его спокойное, расслабленное лицо. Неужели любящий муж будет спокойно спать, не зная, где всю ночь была его жена? Она вгляделась в его лицо — слишком спокойное. Обычно, лежа на спине, он храпит. И приоткрывает рот…
Непонятно, почему ей лезли в голову эти идиотские подробности?
— Аркадий! — тихонько позвала Евгения.
Муж не отозвался, хотя ресницы его дрогнули, и перевернулся на другой бок.
Не спит! Он же не спит!
Нарисованный ею образ взбешенного супруга оказался явно из другой книжки. А этот, настоящий, на ее измену реагировать не хотел.
«Встань, пожалуйста! — мысленно заклинала она. — Ударь! Крикни! Разбей что-нибудь! Неужели тебе все равно?!»
Он не шевелился. Неизвестно, сколько бы еще она так стояла, если бы не услышала знакомое похрапывание. Теперь он действительно заснул! Успокоился — его жена домой вернулась…
Выходит, для осуждения поступка Евгении у него не нашлось даже слов?
А ведь так было всегда, вдруг поняла она, всю предыдущую жизнь. Просто на фоне всевозможных незначительных событий его равнодушие не так бросалось в глаза. Жили рядом два бесчувственных существа. Сосуществовали. Как две протоплазмы. Две амебы. Две медузы… Она содрогнулась.
«Ты во всем виновата! — сурово сказал ее внутренний голос. — Ты не хотела этого видеть! Ты выдумала своего мужа от начала до конца. Приписывала ему мысли, которых он не имел! Придавала его словам смысл, который он в них не вкладывал! Даже подругам хвасталась, какой Аркадий необыкновенный и как ты его любишь!»
Она стыдилась признаться самой себе, что ее замужество „ было ошибкой. А поскольку в муже не было пороков, из-за которых распадались все известные ей браки — он не пил, не изменял, зарплату всю отдавал, — получалось, не к чему придраться.
Семнадцать лет! Господи, целая жизнь, прожитая без любви. Жизнь-иллюзия, жизнь-сон, жизнь-самовнушение…
Она разделась и легла на край кровати, стараясь не дотрагиваться до Аркадия. И провалилась в тяжелый, глубокий сон.
Проснулась Евгения, когда солнце ушло уже на другую сторону квартиры — задернутые шторы создавали в комнате !:
полумрак, но она почувствовала время — за полдень. Аркадий гремел на кухне чайником — может, ей приснилась эта ночь вне дома?
Она встала и поплелась в ванную. Все равно придется проходить мимо кухни и что-то там говорить.
— Доброе утро!
— Доб-рое, — с расстановкой сказал муж.
Она задержалась в надежде услышать что-нибудь еще, но он с удвоенной против обычного энергией резал хлеб.
Пока она чистила зубы, принимала душ, Аркадий накрыл на стол. Евгения мимоходом глянула на себя в зеркало — выглядела она как-то по-особому свежо, но это не радовало: в голове пульсировала мысль — что же теперь будет? Ведь по-прежнему жить нельзя!..
— Тебе кофе или чай? — спросил он, будто ничего не произошло.
— Кофе. С молоком.
— Я знаю… Если не возражаешь, я съезжу к сестре, что-то у них опять случилось, просила приехать.
Его сестра постоянно ссорится с мужем, и Аркадий ездит их мирить.
Все как обычно. Привычные жесты. Привычные слова. Вот только в глаза он ей не смотрел. Будто это не она, а он не ночевал дома.
«Это неправильно! Нечестно! — метался в поисках выхода ее взбудораженный ум. — Он должен возмутиться! Что-то сказать. Обозвать, наконец!»
— С мая мне обещали зарплату добавить. — Теперь он смотрел не на Евгению, а как бы сквозь нее, будто она прозрачная, а как раз на стене, за ней, появилось что-то интересное. — Мы сможем купить тебе кожаное пальто с мехом, как ты хотела.
«За что же мне пальто? — мысленно рассвирепела Евгения. — Заткнуть им рот? Или другое место?! Как он все повернул! Вот, мол, какой я снисходительный, добрый! И какая ты дрянь по сравнению со мной!»
— Может, мне придется у них заночевать. — Его бесстрастный голос прорывался сквозь бушующий в ней огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89