Вот уже и птицы кое-где пробовали их клевать, а на другие, одурело жужжа, пикировали пчелы.
Она прислонила корзину к ближайшему стволу, притащила стремянку Джима и вскарабкалась на нее.
Она срывала сливы, слезала с лестницы, потом — снова взбиралась наверх…
Корзинки были уже полны, но на верхних ветвях еще оставалось множество слив. Их можно было видеть, но нельзя было достать со ступенек лестницы. Она придет за ними позже, решила Луи, возвращаясь домой, уставшая до изнеможения.
К пяти часам кухня была полна самых аппетитных ароматов, сладких и пряных. Запах жареного картофеля смешивался с манящим духом распаривающегося пастернака, а от аккуратных рядов консервных банок исходил кружащий голову аромат слив: они стояли и остывали на мраморной доске у плиты.
Лу посмотрела на часы.
У нее как раз есть время, чтобы обобрать те верхние ветки, и она сможет обработать их после ужина. Вот удивится Марни, когда вернется!
Лу взобралась на развилку сливочного дерева, а потом осторожно перелезла на первую из внутренних веток, по пути собирая сливы.
Она на мгновение остановилась, осматриваясь.
Сверху она могла видеть всю долину. Вот там извивалась река: несколько мутных зеленых озерец, окаймленных приземистыми ивами, перемежающихся коричневыми каменистыми перемычками в тех местах, где вода еле текла из-за вызванного жарой мелководья. Холмы были мрачно-желтого цвета, там обнажилась выжженная земля, иссушенная и растрескавшаяся в неумолимом зное.
Трудная земля, думала Лу, трудная, жесткая страна. Тот, кто живет здесь долго, должен выучить уроки, которые эта огромная коричневая страна рано или поздно преподносит своим обитателям. Им надо научиться быть терпеливыми, выносливыми, сильными и упорными. Эти качества впитались в плоть и кровь тех, кто живет здесь ясе время. Лу это уже поняла.
Да, она могла бы быть счастлива здесь — призналась она себе. Она чувствовала, что здесь она действительно на своем месте — пусть всего лишь как помощница по хозяйству и секретарша по совместительству. Впервые в жизни она была нуждой: Банту и Энди, Расти, Блю и Джиму. Стиву она не была нужна, но по крайней мере она могла быть рядом с ним, видеть его каждый день, слышать его, говорить с ним. Только, наверное, когда.., когда они поженятся, ей придется…
Оса, прозвеневшая у самого уха Лу, прервала ее размышления. Оно и к лучшему! О чем она думает! Размечталась на дереве в такое время дня! Картофель, наверное, почти готов, и суп надо протереть. Слава Богу, по крайней мере пирог вне опасности на самой холодной полке плиты.
Она схватила корзинку, слишком быстро повернулась и потеряла равновесие. Отчаянно попыталась удержаться за зеленую ветку, но она обломилась… И Лу стремительно полетела вниз, по дороге разодрав руку о какой-то острый сучок.
Вокруг нее шел дождь сбитых ее падением слив.
Лу с трудом поднялась на ноги, достала корзинку, зацепившуюся за нижнюю ветку, и нагнулась, чтобы заново собрать плоды своих трудов. Она не стала приглядываться к своей руке: мимолетный взгляд сказал ей, что нет ничего страшного, просто длинная и довольно болезненная царапина, достаточно глубокая, чтобы вызывать неприятные ощущения, но не опасная. Она завязала ее носовым платком и побежала с корзинкой к дому.
Оказавшись на кухне, она только обтерла выпачканные в земле коленки и локти, да сполоснула саднящие ладони, а потом принялась за содовые булочки, которые собиралась подать к супу.
Когда мужчины гурьбой ввалились на кухню, Лу заканчивала последние приготовления к ужину. Пирог получился легким как перышко, корочка аппетитно отливала золотом. Мясо и овощи были совершенно готовы, суп как раз такой густоты, как любит Блю, а булочки поднялись так сильно, что верхушки даже лопнули и на них образовались хрустящие набалдашнички — совсем как шляпки, подумала Лу, с удовлетворением разглядывая их.
Только одно она не рассчитала: у нее не осталось времени переодеться.
Она знала, что составляет нелепый контраст дочиста отмытым после работы мужчинам: мятая рубашка, выпачканные в земле шорты, не говоря уже об обгоревшем на солнце кончике носа, который теперь стал яростно-алым.
Она, наверное, походила на несколько запыленного клоуна… Но ей все равно. Чрезмерная усталость сделала Лу упрямой, и она твердо решила, что мужчины отведают ее обед, пока он в самом лучшем виде — то есть немедленно.
Она разлила суп, и была вполне вознаграждена тем, как они преувеличенно принюхивались и восклицали:
— Лу, ну ты даешь! Пастернак! Вот это да! Потом она наполнила серебряную супницу, накрыла ее крышкой и осторожно отнесла в гостиную, надеясь, что успеет заскочить в свою комнату и мгновенно преобразиться, а уже потом позовет Стива и Анжелу.
Однако этому не суждено было сбыться. Стивен Брайент уже сидел, прячась за газетой, в своем привычном кожаном кресле. Когда она вошла, он отложил газету и вежливо поднялся на ноги, чтобы принять у нее поднос. Сердце Лу сжалось и вздрогнуло от близости его тела: смуглого до черноты, с вьющимися после душа черными волосами… Мускулы на его обнаженных загорелых руках напряглись, когда он взял поднос из ее рук.
— Куда мне его поставить, мисс Стейси? Сюда? Его голос, казалось, звучал равнодушно-спокойно, в нем не было и следа утреннего раздражения и осуждения, хотя он удивленно приподнял бровь, увидев ее наряд — и состояние этого наряда.
— Знаю-знаю, — успокоила его Лу, прежде чем он успел что-нибудь добавить.
— Я немного растрепана. Если вы подождете меня несколько секунд, я побегу и накину что-то более подходящее. Я всего на минутку, чтобы суп в супнице не успел остыть.
Она старалась говорить так, как будто не было этой ужасной сцены сегодня утром. Но голос ее звучал глуховато, да слова сталкивались друг с другом в смущенной спешке.
А Стив продолжал стоять, ухмыляясь, как будто его очень позабавил ее внешний вид. Она видела, что он безуспешно пытается спрятать улыбку, задержавшуюся в уголке его строгого рта, и глаза его так и искрились смехом.
Так она смешна, вот как? Волосы ее влажными прядями прилипли к голове, ее обгоревший нос-кнопочка, наверное, светился, как бакен, и щеки пылали от смущения. А уж ноги ее…
— Извините, — пробормотала она, отступая от него.
В ту же секунду молниеносно вытянувшаяся рука обхватила ее запястье, улыбка исчезла из его глаз и губам вернулась их обычная непреклонная складка.
— Минутку, — отрывисто приказал он. — Что это у вас с рукой?
— Пустяки — царапина, — равнодушно пробормотала Лу. — Даже не больно.
— А я все-таки посмотрю на нее, — твердо заявил он.
Она вынуждена была остаться, и он поднял ее руку и внимательно рассмотрел царапину.
— Вы хотя бы ее промыли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Она прислонила корзину к ближайшему стволу, притащила стремянку Джима и вскарабкалась на нее.
Она срывала сливы, слезала с лестницы, потом — снова взбиралась наверх…
Корзинки были уже полны, но на верхних ветвях еще оставалось множество слив. Их можно было видеть, но нельзя было достать со ступенек лестницы. Она придет за ними позже, решила Луи, возвращаясь домой, уставшая до изнеможения.
К пяти часам кухня была полна самых аппетитных ароматов, сладких и пряных. Запах жареного картофеля смешивался с манящим духом распаривающегося пастернака, а от аккуратных рядов консервных банок исходил кружащий голову аромат слив: они стояли и остывали на мраморной доске у плиты.
Лу посмотрела на часы.
У нее как раз есть время, чтобы обобрать те верхние ветки, и она сможет обработать их после ужина. Вот удивится Марни, когда вернется!
Лу взобралась на развилку сливочного дерева, а потом осторожно перелезла на первую из внутренних веток, по пути собирая сливы.
Она на мгновение остановилась, осматриваясь.
Сверху она могла видеть всю долину. Вот там извивалась река: несколько мутных зеленых озерец, окаймленных приземистыми ивами, перемежающихся коричневыми каменистыми перемычками в тех местах, где вода еле текла из-за вызванного жарой мелководья. Холмы были мрачно-желтого цвета, там обнажилась выжженная земля, иссушенная и растрескавшаяся в неумолимом зное.
Трудная земля, думала Лу, трудная, жесткая страна. Тот, кто живет здесь долго, должен выучить уроки, которые эта огромная коричневая страна рано или поздно преподносит своим обитателям. Им надо научиться быть терпеливыми, выносливыми, сильными и упорными. Эти качества впитались в плоть и кровь тех, кто живет здесь ясе время. Лу это уже поняла.
Да, она могла бы быть счастлива здесь — призналась она себе. Она чувствовала, что здесь она действительно на своем месте — пусть всего лишь как помощница по хозяйству и секретарша по совместительству. Впервые в жизни она была нуждой: Банту и Энди, Расти, Блю и Джиму. Стиву она не была нужна, но по крайней мере она могла быть рядом с ним, видеть его каждый день, слышать его, говорить с ним. Только, наверное, когда.., когда они поженятся, ей придется…
Оса, прозвеневшая у самого уха Лу, прервала ее размышления. Оно и к лучшему! О чем она думает! Размечталась на дереве в такое время дня! Картофель, наверное, почти готов, и суп надо протереть. Слава Богу, по крайней мере пирог вне опасности на самой холодной полке плиты.
Она схватила корзинку, слишком быстро повернулась и потеряла равновесие. Отчаянно попыталась удержаться за зеленую ветку, но она обломилась… И Лу стремительно полетела вниз, по дороге разодрав руку о какой-то острый сучок.
Вокруг нее шел дождь сбитых ее падением слив.
Лу с трудом поднялась на ноги, достала корзинку, зацепившуюся за нижнюю ветку, и нагнулась, чтобы заново собрать плоды своих трудов. Она не стала приглядываться к своей руке: мимолетный взгляд сказал ей, что нет ничего страшного, просто длинная и довольно болезненная царапина, достаточно глубокая, чтобы вызывать неприятные ощущения, но не опасная. Она завязала ее носовым платком и побежала с корзинкой к дому.
Оказавшись на кухне, она только обтерла выпачканные в земле коленки и локти, да сполоснула саднящие ладони, а потом принялась за содовые булочки, которые собиралась подать к супу.
Когда мужчины гурьбой ввалились на кухню, Лу заканчивала последние приготовления к ужину. Пирог получился легким как перышко, корочка аппетитно отливала золотом. Мясо и овощи были совершенно готовы, суп как раз такой густоты, как любит Блю, а булочки поднялись так сильно, что верхушки даже лопнули и на них образовались хрустящие набалдашнички — совсем как шляпки, подумала Лу, с удовлетворением разглядывая их.
Только одно она не рассчитала: у нее не осталось времени переодеться.
Она знала, что составляет нелепый контраст дочиста отмытым после работы мужчинам: мятая рубашка, выпачканные в земле шорты, не говоря уже об обгоревшем на солнце кончике носа, который теперь стал яростно-алым.
Она, наверное, походила на несколько запыленного клоуна… Но ей все равно. Чрезмерная усталость сделала Лу упрямой, и она твердо решила, что мужчины отведают ее обед, пока он в самом лучшем виде — то есть немедленно.
Она разлила суп, и была вполне вознаграждена тем, как они преувеличенно принюхивались и восклицали:
— Лу, ну ты даешь! Пастернак! Вот это да! Потом она наполнила серебряную супницу, накрыла ее крышкой и осторожно отнесла в гостиную, надеясь, что успеет заскочить в свою комнату и мгновенно преобразиться, а уже потом позовет Стива и Анжелу.
Однако этому не суждено было сбыться. Стивен Брайент уже сидел, прячась за газетой, в своем привычном кожаном кресле. Когда она вошла, он отложил газету и вежливо поднялся на ноги, чтобы принять у нее поднос. Сердце Лу сжалось и вздрогнуло от близости его тела: смуглого до черноты, с вьющимися после душа черными волосами… Мускулы на его обнаженных загорелых руках напряглись, когда он взял поднос из ее рук.
— Куда мне его поставить, мисс Стейси? Сюда? Его голос, казалось, звучал равнодушно-спокойно, в нем не было и следа утреннего раздражения и осуждения, хотя он удивленно приподнял бровь, увидев ее наряд — и состояние этого наряда.
— Знаю-знаю, — успокоила его Лу, прежде чем он успел что-нибудь добавить.
— Я немного растрепана. Если вы подождете меня несколько секунд, я побегу и накину что-то более подходящее. Я всего на минутку, чтобы суп в супнице не успел остыть.
Она старалась говорить так, как будто не было этой ужасной сцены сегодня утром. Но голос ее звучал глуховато, да слова сталкивались друг с другом в смущенной спешке.
А Стив продолжал стоять, ухмыляясь, как будто его очень позабавил ее внешний вид. Она видела, что он безуспешно пытается спрятать улыбку, задержавшуюся в уголке его строгого рта, и глаза его так и искрились смехом.
Так она смешна, вот как? Волосы ее влажными прядями прилипли к голове, ее обгоревший нос-кнопочка, наверное, светился, как бакен, и щеки пылали от смущения. А уж ноги ее…
— Извините, — пробормотала она, отступая от него.
В ту же секунду молниеносно вытянувшаяся рука обхватила ее запястье, улыбка исчезла из его глаз и губам вернулась их обычная непреклонная складка.
— Минутку, — отрывисто приказал он. — Что это у вас с рукой?
— Пустяки — царапина, — равнодушно пробормотала Лу. — Даже не больно.
— А я все-таки посмотрю на нее, — твердо заявил он.
Она вынуждена была остаться, и он поднял ее руку и внимательно рассмотрел царапину.
— Вы хотя бы ее промыли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46