Он стоял, задумчиво глядя на девушку, которая зарделась от удовольствия из-за этой скромной похвалы. — Было бы хорошо, если бы вы разжигали по вечерам огонь в гостиной. Марии всегда так делает, и вам будет веселее в компании Банта и Эндрю. Мне вы не помешаете — я все равно сижу у себя в кабинете.
С этого вечера Лу начала нравиться ее жизнь в Ридли Хиллз. Она проветривала комнаты, ставила на подоконники нарядные вазы с цветами, полировала старинную прекрасную мебель, пока та не отплачивала ей теплым мягким сиянием. Каждый вечер она разжигала приветливый огонь в огромном каменном очаге в гостиной, а после чая она, Бант и Энди играли — в шашки, в карты, в шахматы — весело смеясь и беззаботно подшучивая друг над другом. Иногда они просто сидели у радостного огня и разговаривали. Лу рассказывала им о своей прежней жизни в Англии, вспоминая забавные высказывания и проделки племянников-близнецов. И они тоже поведали ей историю своего детства. У обоих отцы имели собственные владения, и мальчиков отправили в пансионы в Сиднее, пока им не исполнилось семнадцать. Они играли в крикет и футбол, обожали плавать и, приезжая домой, играли в поло, когда была возможность. Их карьера шла по порядку, заведенному для юношей из их круга, и оба, кстати, считали, что им сильно повезло, что они стали джакеру у Стива Брайента. Под бдительный взгляд и умелое руководство этого человека надеялись поместить своих сыновей для подготовки к будущей работе многие отцы — и на сей раз этими счастливчиками оказались Бант и Эндрю. Конечно, их двухлетний срок обучения не был усеян розами: он строго следил за дисциплиной и не позволял им разъезжать на машинах, принадлежащих станции, или играть в поло и бегать на танцы каждый выходной, как это делали многие другие наниматели, но он был справедлив, честен, неутомим, не скупился на похвалы, когда они их заслуживали, и, не задумываясь, подвергал критике, когда это было необходимо. И требовал от себя не меньше, чем от своих работников.
Это действительно было так. Его отчужденность от окружающих втайне беспокоила Лу. Остальные ее подопечные не внушали ей такого беспокойства и она была ими по-матерински довольна, но ей не удавалось пробить брешь в стене одиночества и изоляции, которой окружил себя Стивен Брайент. Каждый вечер, когда они смеялись и болтали у огня, счастье, которое дарила ей веселая дружба юношей, блекло при мысли о полоске света под дверью кабинета и суровом сдержанном человеке за нею. Иногда свет горел и за полночь, и Лу, принося или забирая поднос, готова уже была поддаться огромному искушению отбросить осторожность и, признавшись, что владеет опытом канцелярской работы; предложить ему свою помощь. Но она этого не делала. Она знала, что он откажется от ее помощи, вежливо-равнодушно — как разочаровавшийся человек, который предпочитает, чтобы женщины знали свое место: как можно дальше от него!
— А тут ты не совсем права, Лу, — сообщил ей однажды вечером Эндрю, когда она поддалась соблазну поговорить об отрицательном отношении их работодателя к женщинам вообще. — Конечно, я не хочу сказать, что поведение жены Филиппа не вызвало у него отвращения. Когда она явилась, чтобы забрать детей, он сказал ей все, что о ней думает, не сомневайся. Но время от времени он позволяет себе расслабиться, а, Бант?
— Это уж точно, — отозвался Бант, горячо вступившись за своего любимого босса. — Да, Лу, если увидишь его на танцах — после скачек с пикником, ты его не узнаешь: это совсем другой человек. Он великолепно танцует и умеет веселиться от души, и девушки вокруг него так и вьются. Он всех хорошеньких уводит прямо у нас из-под носа. Но, конечно, у них никакой надежды нет. Говорят, его волнует только одна девушка — она живет в Сиднее.
— Да, так говорят, — согласился Энди. — Питерсон рассказывал мне, что она как-то здесь гостила. Блондинка, прекрасно сложена и вся такая прохладная, так сказал Билл, а уж он-то знаток в этих делах, да. Бант? Она предпочитает приезжать сюда, когда происходят какие-нибудь события или праздники. А так она говорит, что сельская жизнь ей скучна. Но очевидно, сам Стив ей далеко не скучен — да и она ему, судя по тому, что болтают о них.
Лу не могла понять, почему ее расстроила эта новость. Но это было именно так. Глупая девчонка, сказала она себе, это тебя совершенно не касается. Тебе следовало бы радоваться, что мистер Брайент так равнодушен и нелюбопытен, что он не стал докапываться до этой ужасной истории в конторе архитекторов. Он тебе доверяет, он принял тебя, так что будь за это благодарна. И Лу ободрилась.
Она чистила, готовила, мыла и полировала. По понедельникам она вставала раньше обычного, чтобы успеть справиться с ожидавшей ее гигантской стиркой. Разжигая огонь под котлом, полным простыней и наволочек, в прачечной с цементным полом, она счастливо насвистывала какую-нибудь мелодию. Оттирая грязные воротнички и манжеты бесчисленных мужских рубашек, она пела. Ощущение счастья не покидало ее, даже когда она переглаживала целые корзины высохшего белья, хотя лоб ее был покрыт капельками пота от жаркой плиты, на которой грелись тяжелые старинные утюги. Она тихонько напевала что-то себе под нос и когда штопала носки у окна, пока было светло, ставила заплаты и шила, греясь у огня по вечерам. Но все же где-то в глубине сознания занозой сидела мысль о том, что Стив Брайент в своем доме ведет себя как чужой. Если он и замечал благие перемены, какой теплой сделала она атмосферу в доме, то не показывал виду. Поэтому однажды она решительно не стала собирать обычный поднос, а накрыла одно место за кедровым обеденным столом, стоявшим в конце длинной гостиной. Обозрев результаты своих усилий, она вознесла молитву, чтобы приветливый огонь очага, играющий на полированном дереве, теплый интим задернутых занавесок, скрывших морозную ночь, простое очарование бронзовой листвы в вазе и грейпфруты, апельсины и лимоны, уложенные в открытое серебрянное блюдо в центре стола, — все это смогло бы хоть чуть-чуть растопить его ледяное сердце. Она робко постучала в дверь кабинета, затем просунула туда голову. Слова ее смешались от смущения и неуверенности:
— Мистер Брайент, я сегодня собрала вам чай на столе в гостиной. Там гораздо теплее и веселее, вдали от всех этих гроссбухов и тому подобного.
Там.., я думаю, вам будет удобнее, и.., и.., ну, пожалуйста, не торопитесь. Я хочу сказать, что Энди и Бант тоже хотели бы, чтобы вы пришли туда… В конце концов, ведь это ваша комната и.., ну, пожалуйста, ладно?
Стив Брайент медленно повернул свой стул и смерил ее долгим внимательным взглядом. О, Господи! В этот раз она зашла слишком далеко. Она обеспокоенно ждала, пытаясь умерить сердцебиение, разгадать непонятное выражение его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
С этого вечера Лу начала нравиться ее жизнь в Ридли Хиллз. Она проветривала комнаты, ставила на подоконники нарядные вазы с цветами, полировала старинную прекрасную мебель, пока та не отплачивала ей теплым мягким сиянием. Каждый вечер она разжигала приветливый огонь в огромном каменном очаге в гостиной, а после чая она, Бант и Энди играли — в шашки, в карты, в шахматы — весело смеясь и беззаботно подшучивая друг над другом. Иногда они просто сидели у радостного огня и разговаривали. Лу рассказывала им о своей прежней жизни в Англии, вспоминая забавные высказывания и проделки племянников-близнецов. И они тоже поведали ей историю своего детства. У обоих отцы имели собственные владения, и мальчиков отправили в пансионы в Сиднее, пока им не исполнилось семнадцать. Они играли в крикет и футбол, обожали плавать и, приезжая домой, играли в поло, когда была возможность. Их карьера шла по порядку, заведенному для юношей из их круга, и оба, кстати, считали, что им сильно повезло, что они стали джакеру у Стива Брайента. Под бдительный взгляд и умелое руководство этого человека надеялись поместить своих сыновей для подготовки к будущей работе многие отцы — и на сей раз этими счастливчиками оказались Бант и Эндрю. Конечно, их двухлетний срок обучения не был усеян розами: он строго следил за дисциплиной и не позволял им разъезжать на машинах, принадлежащих станции, или играть в поло и бегать на танцы каждый выходной, как это делали многие другие наниматели, но он был справедлив, честен, неутомим, не скупился на похвалы, когда они их заслуживали, и, не задумываясь, подвергал критике, когда это было необходимо. И требовал от себя не меньше, чем от своих работников.
Это действительно было так. Его отчужденность от окружающих втайне беспокоила Лу. Остальные ее подопечные не внушали ей такого беспокойства и она была ими по-матерински довольна, но ей не удавалось пробить брешь в стене одиночества и изоляции, которой окружил себя Стивен Брайент. Каждый вечер, когда они смеялись и болтали у огня, счастье, которое дарила ей веселая дружба юношей, блекло при мысли о полоске света под дверью кабинета и суровом сдержанном человеке за нею. Иногда свет горел и за полночь, и Лу, принося или забирая поднос, готова уже была поддаться огромному искушению отбросить осторожность и, признавшись, что владеет опытом канцелярской работы; предложить ему свою помощь. Но она этого не делала. Она знала, что он откажется от ее помощи, вежливо-равнодушно — как разочаровавшийся человек, который предпочитает, чтобы женщины знали свое место: как можно дальше от него!
— А тут ты не совсем права, Лу, — сообщил ей однажды вечером Эндрю, когда она поддалась соблазну поговорить об отрицательном отношении их работодателя к женщинам вообще. — Конечно, я не хочу сказать, что поведение жены Филиппа не вызвало у него отвращения. Когда она явилась, чтобы забрать детей, он сказал ей все, что о ней думает, не сомневайся. Но время от времени он позволяет себе расслабиться, а, Бант?
— Это уж точно, — отозвался Бант, горячо вступившись за своего любимого босса. — Да, Лу, если увидишь его на танцах — после скачек с пикником, ты его не узнаешь: это совсем другой человек. Он великолепно танцует и умеет веселиться от души, и девушки вокруг него так и вьются. Он всех хорошеньких уводит прямо у нас из-под носа. Но, конечно, у них никакой надежды нет. Говорят, его волнует только одна девушка — она живет в Сиднее.
— Да, так говорят, — согласился Энди. — Питерсон рассказывал мне, что она как-то здесь гостила. Блондинка, прекрасно сложена и вся такая прохладная, так сказал Билл, а уж он-то знаток в этих делах, да. Бант? Она предпочитает приезжать сюда, когда происходят какие-нибудь события или праздники. А так она говорит, что сельская жизнь ей скучна. Но очевидно, сам Стив ей далеко не скучен — да и она ему, судя по тому, что болтают о них.
Лу не могла понять, почему ее расстроила эта новость. Но это было именно так. Глупая девчонка, сказала она себе, это тебя совершенно не касается. Тебе следовало бы радоваться, что мистер Брайент так равнодушен и нелюбопытен, что он не стал докапываться до этой ужасной истории в конторе архитекторов. Он тебе доверяет, он принял тебя, так что будь за это благодарна. И Лу ободрилась.
Она чистила, готовила, мыла и полировала. По понедельникам она вставала раньше обычного, чтобы успеть справиться с ожидавшей ее гигантской стиркой. Разжигая огонь под котлом, полным простыней и наволочек, в прачечной с цементным полом, она счастливо насвистывала какую-нибудь мелодию. Оттирая грязные воротнички и манжеты бесчисленных мужских рубашек, она пела. Ощущение счастья не покидало ее, даже когда она переглаживала целые корзины высохшего белья, хотя лоб ее был покрыт капельками пота от жаркой плиты, на которой грелись тяжелые старинные утюги. Она тихонько напевала что-то себе под нос и когда штопала носки у окна, пока было светло, ставила заплаты и шила, греясь у огня по вечерам. Но все же где-то в глубине сознания занозой сидела мысль о том, что Стив Брайент в своем доме ведет себя как чужой. Если он и замечал благие перемены, какой теплой сделала она атмосферу в доме, то не показывал виду. Поэтому однажды она решительно не стала собирать обычный поднос, а накрыла одно место за кедровым обеденным столом, стоявшим в конце длинной гостиной. Обозрев результаты своих усилий, она вознесла молитву, чтобы приветливый огонь очага, играющий на полированном дереве, теплый интим задернутых занавесок, скрывших морозную ночь, простое очарование бронзовой листвы в вазе и грейпфруты, апельсины и лимоны, уложенные в открытое серебрянное блюдо в центре стола, — все это смогло бы хоть чуть-чуть растопить его ледяное сердце. Она робко постучала в дверь кабинета, затем просунула туда голову. Слова ее смешались от смущения и неуверенности:
— Мистер Брайент, я сегодня собрала вам чай на столе в гостиной. Там гораздо теплее и веселее, вдали от всех этих гроссбухов и тому подобного.
Там.., я думаю, вам будет удобнее, и.., и.., ну, пожалуйста, не торопитесь. Я хочу сказать, что Энди и Бант тоже хотели бы, чтобы вы пришли туда… В конце концов, ведь это ваша комната и.., ну, пожалуйста, ладно?
Стив Брайент медленно повернул свой стул и смерил ее долгим внимательным взглядом. О, Господи! В этот раз она зашла слишком далеко. Она обеспокоенно ждала, пытаясь умерить сердцебиение, разгадать непонятное выражение его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46