Раскрыть. Завладеть ею. Но она не дастся.
Утро она встретила сидя за столом. Над кофе поднимался пар.
Открыла шкаф и из-под стопки серых и бежевых вещей вытащила забытое платье из красного кашемира и черный жакет. Нечего прятаться, делать вид, будто испугана. И вовсе она не испугана, он это увидит.
Она встала перед зеркалом и принялась расчесывать волосы. Длинные, ниже плеч, блестящие после вчерашнего мытья — она не стала стягивать их на ночь, и теперь они, воспользовавшись свободой, закручивались у самого лица маленькими локонами. Она отбросила их назад. Сегодня она будет выглядеть так.
Он вошел и явно удивился. Даже очень. Она удовлетворенно наблюдала за ним. Улыбнулась. Сказала: — За срочный заказ — двойной тариф.
И больше ни слова. Он достал деньги, поблагодарил, на мгновение заколебался, а она продолжала улыбаться:
— Что-то еще? Извините, у меня много работы.
Он смотрел на нее внимательно, словно хотел увидеть что-то, чего, видимо, не рассмотрел, а потому отвернулся и вышел.
Она снова уселась перед экраном и закончила отложенный вызов по делу мужа Иренея Д. Подлеца и лентяя. Она не дала себя обмануть.
Ночью одеяло вновь показалось ей слишком тяжелым и теплым. Она сбрасывала его, и тогда ноябрьский холод проникал до самых костей. Измученная, заснула лишь под утро. Впервые опоздала на работу.
Перед дверью ждал неопрятный парень, на ушах — наушники плеера.
— Пани Ханна М.? Вам посылка.
Он пошел к машине, чтобы взять коробку, а она тем временем открыла дверь. Пришлось расписаться в квитанции. Парень положил цветы на стол и исчез.
Букет был огромный. Яркий и пестрый. Она даже не знала названий некоторых цветов. К высокой розе приколот конверт. Она разорвала его и принялась читать:
Простите, если обидел Вас. Простите, что не был откровенен. Своим заявлением я лишь хотел привлечь Ваше внимание. Знаю, что после работы Вы нигде не бываете. Простите и за то, что охватившие меня чувства я приписал также и Вам. Это во мне сидит страх перед миром, которому я пытаюсь противостоять. Когда Вы случайно коснулись моей руки, я почувствовал, как трескается скорлупа, в которую я забился много лет назад. Я не знал, как быть. Вы отказали мне так решительно, что я ухватился за последнюю соломинку — тексты, которые Вам предстояло пропустить через компьютер. Я надеялся, что, если Вы узнаете правду, у нас появится шанс… мой телефон… буду ждать…
И крестик вместо подписи.
Сегодня она не станет работать. Просто повесит табличку: Бюро закрыто из-за болезни машинистки. Вот и все, ничего сложного. Когда она отрезала кусок картона, чтобы написать это, в комнату вошла жена Иренея Д.
И тогда она сделала то, на что не имела никакого права.
— Подумайте, пожалуйста, — сказала она, протягивая женщине отпечатанное заявление. — Вы ведь его любите. Пока кто-то любит, остается надежда.
ПРЕЖДЕ
— Двадцать минут второго, и что только я тут делаю?
— Двадцать минут первого.
Он отвернулся, синяя пижама исчезла за вечно перекошенной дверью.
— Спокойной ночи, — приглушенно донеслось с лестницы в пустоту коридора. — Не сиди долго.
— Не буду. Спокойной ночи.
Сигарета сползала с края пепельницы на скатерть. Она поднесла ее к губам и посмотрела на часы. Семнадцать минут первого. Он заснет, заснет совсем скоро и даже не заметит, что ее нет. Но к телефону пока не подойдешь. Еще слишком рано, хотя время уже позднее. Она провела пальцем по закопченному дымоходу камина.
Так нельзя. Ее охватила усталость. Бесконечная усталость — вечное бегство от того, чтобы вечером вместе лечь спать, а утром вместе понежиться в постели, вместе отправиться на прогулку. Сколько можно притворяться, что к утру тебе надо обязательно закончить срочную работу? Что ночью лучше всего работается? Потому что днем, сам понимаешь…
Может, он и понимал, может, и догадывался, может, и подозревал, что ей просто хочется побыть одной. Без всякой причины.
Дорога в ад, вымощенная благими намерениями. Благие намерения, складывающиеся из постоянных мелких недомолвок — лишь бы не задеть. А за ними — простая, незамысловатая ложь. Она боялась, что эта ложь приведет ее когда-нибудь Туда. Что рано или поздно ей этого не миновать, и тогда уж наверняка не удастся слукавить.
Телефон искушал все сильнее. Позвонить бы прямо сейчас! Два коротких гудка, повесить трубку, подождать две минуты, точно по часам, и снова набрать номер. Если он дома, если может подойти, если ему удобно разговаривать — она на мгновение услышит его ласковый голос.
И у нее хватит сил вынести нежеланное прикосновение мужа, когда она наконец ляжет в супружескую постель. Невольная встреча двух чужих людей. Сквозь сон он поворачивался к ней и теплой сонной рукой привлекал к себе. Не любя.
А она замирала от отчаяния — не та рука, не тот человек, — и адские врата распахивались все шире. Но можно ведь представлять, будто это не он. Если это удавалось — минутное, чисто чувственное наслаждение уносило ее за пределы ада. Соски наливались желанием, тело стремилось к иной любви… А потом она отворачивалась к окну и долго не могла уснуть.
Грех. Это и есть грех.
Наверху скрипнула дверь. Она отпрянула от камина, схватила разложенные на столе страницы. Он не должен узнать, что она сидит здесь без дела. Не теперь, еще рано.
Она почувствовала себя школьницей, которую родители застукали с сигаретой. Воспоминание настолько отчетливое, будто это случилось вчера. Вот она стоит на балконе по щиколотки в снегу, и на плечо ложится отцовская рука. Что ты делаешь, что ты вытворяешь!!!
Больше она никогда так глупо не попадется. Смешно. Просто ребячество. В своем собственном доме она имеет право сидеть просто так, не притворяясь. Она отложила листок. Правый уголок, к которому прикоснулись перемазанные сажей пальцы, украсили темные отпечатки.
— Тебе обязательно ночью курить?
— Не спится? — Лучше уж спрашивать, чем отвечать. — Выпей молока.
Напряжение разливалось по комнате, словно лужа подсолнечного масла. Жирное, несводимое пятно.
— Это помогает. — Она постаралась, чтобы в голосе прозвучала забота. — Принести тебе?
— Почему ты не спишь по ночам? Нарочно? Он сел рядом и взял листок бумаги.
— Я тебе налью. — Она встала. Слишком быстро.
Надо быть внимательной. Надо постоянно за собой следить. Не слишком быстро, не сразу, не переусердствовать с заботой. Это выглядит подозрительно. Холодильник, пакет молока, нежирного, максимум полупроцентного. Отрезать уголок ножницами — чтобы утром обошлось без скандала, хотя, может, лучше было бы разорвать, спровоцировав небольшое короткое замыкание. Предлог. Поиск предлогов, постоянное лавирование.
— Что ты там делаешь?
— Ищу ножницы.
— В левом ящике — разве что ты, как всегда, не положила на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Утро она встретила сидя за столом. Над кофе поднимался пар.
Открыла шкаф и из-под стопки серых и бежевых вещей вытащила забытое платье из красного кашемира и черный жакет. Нечего прятаться, делать вид, будто испугана. И вовсе она не испугана, он это увидит.
Она встала перед зеркалом и принялась расчесывать волосы. Длинные, ниже плеч, блестящие после вчерашнего мытья — она не стала стягивать их на ночь, и теперь они, воспользовавшись свободой, закручивались у самого лица маленькими локонами. Она отбросила их назад. Сегодня она будет выглядеть так.
Он вошел и явно удивился. Даже очень. Она удовлетворенно наблюдала за ним. Улыбнулась. Сказала: — За срочный заказ — двойной тариф.
И больше ни слова. Он достал деньги, поблагодарил, на мгновение заколебался, а она продолжала улыбаться:
— Что-то еще? Извините, у меня много работы.
Он смотрел на нее внимательно, словно хотел увидеть что-то, чего, видимо, не рассмотрел, а потому отвернулся и вышел.
Она снова уселась перед экраном и закончила отложенный вызов по делу мужа Иренея Д. Подлеца и лентяя. Она не дала себя обмануть.
Ночью одеяло вновь показалось ей слишком тяжелым и теплым. Она сбрасывала его, и тогда ноябрьский холод проникал до самых костей. Измученная, заснула лишь под утро. Впервые опоздала на работу.
Перед дверью ждал неопрятный парень, на ушах — наушники плеера.
— Пани Ханна М.? Вам посылка.
Он пошел к машине, чтобы взять коробку, а она тем временем открыла дверь. Пришлось расписаться в квитанции. Парень положил цветы на стол и исчез.
Букет был огромный. Яркий и пестрый. Она даже не знала названий некоторых цветов. К высокой розе приколот конверт. Она разорвала его и принялась читать:
Простите, если обидел Вас. Простите, что не был откровенен. Своим заявлением я лишь хотел привлечь Ваше внимание. Знаю, что после работы Вы нигде не бываете. Простите и за то, что охватившие меня чувства я приписал также и Вам. Это во мне сидит страх перед миром, которому я пытаюсь противостоять. Когда Вы случайно коснулись моей руки, я почувствовал, как трескается скорлупа, в которую я забился много лет назад. Я не знал, как быть. Вы отказали мне так решительно, что я ухватился за последнюю соломинку — тексты, которые Вам предстояло пропустить через компьютер. Я надеялся, что, если Вы узнаете правду, у нас появится шанс… мой телефон… буду ждать…
И крестик вместо подписи.
Сегодня она не станет работать. Просто повесит табличку: Бюро закрыто из-за болезни машинистки. Вот и все, ничего сложного. Когда она отрезала кусок картона, чтобы написать это, в комнату вошла жена Иренея Д.
И тогда она сделала то, на что не имела никакого права.
— Подумайте, пожалуйста, — сказала она, протягивая женщине отпечатанное заявление. — Вы ведь его любите. Пока кто-то любит, остается надежда.
ПРЕЖДЕ
— Двадцать минут второго, и что только я тут делаю?
— Двадцать минут первого.
Он отвернулся, синяя пижама исчезла за вечно перекошенной дверью.
— Спокойной ночи, — приглушенно донеслось с лестницы в пустоту коридора. — Не сиди долго.
— Не буду. Спокойной ночи.
Сигарета сползала с края пепельницы на скатерть. Она поднесла ее к губам и посмотрела на часы. Семнадцать минут первого. Он заснет, заснет совсем скоро и даже не заметит, что ее нет. Но к телефону пока не подойдешь. Еще слишком рано, хотя время уже позднее. Она провела пальцем по закопченному дымоходу камина.
Так нельзя. Ее охватила усталость. Бесконечная усталость — вечное бегство от того, чтобы вечером вместе лечь спать, а утром вместе понежиться в постели, вместе отправиться на прогулку. Сколько можно притворяться, что к утру тебе надо обязательно закончить срочную работу? Что ночью лучше всего работается? Потому что днем, сам понимаешь…
Может, он и понимал, может, и догадывался, может, и подозревал, что ей просто хочется побыть одной. Без всякой причины.
Дорога в ад, вымощенная благими намерениями. Благие намерения, складывающиеся из постоянных мелких недомолвок — лишь бы не задеть. А за ними — простая, незамысловатая ложь. Она боялась, что эта ложь приведет ее когда-нибудь Туда. Что рано или поздно ей этого не миновать, и тогда уж наверняка не удастся слукавить.
Телефон искушал все сильнее. Позвонить бы прямо сейчас! Два коротких гудка, повесить трубку, подождать две минуты, точно по часам, и снова набрать номер. Если он дома, если может подойти, если ему удобно разговаривать — она на мгновение услышит его ласковый голос.
И у нее хватит сил вынести нежеланное прикосновение мужа, когда она наконец ляжет в супружескую постель. Невольная встреча двух чужих людей. Сквозь сон он поворачивался к ней и теплой сонной рукой привлекал к себе. Не любя.
А она замирала от отчаяния — не та рука, не тот человек, — и адские врата распахивались все шире. Но можно ведь представлять, будто это не он. Если это удавалось — минутное, чисто чувственное наслаждение уносило ее за пределы ада. Соски наливались желанием, тело стремилось к иной любви… А потом она отворачивалась к окну и долго не могла уснуть.
Грех. Это и есть грех.
Наверху скрипнула дверь. Она отпрянула от камина, схватила разложенные на столе страницы. Он не должен узнать, что она сидит здесь без дела. Не теперь, еще рано.
Она почувствовала себя школьницей, которую родители застукали с сигаретой. Воспоминание настолько отчетливое, будто это случилось вчера. Вот она стоит на балконе по щиколотки в снегу, и на плечо ложится отцовская рука. Что ты делаешь, что ты вытворяешь!!!
Больше она никогда так глупо не попадется. Смешно. Просто ребячество. В своем собственном доме она имеет право сидеть просто так, не притворяясь. Она отложила листок. Правый уголок, к которому прикоснулись перемазанные сажей пальцы, украсили темные отпечатки.
— Тебе обязательно ночью курить?
— Не спится? — Лучше уж спрашивать, чем отвечать. — Выпей молока.
Напряжение разливалось по комнате, словно лужа подсолнечного масла. Жирное, несводимое пятно.
— Это помогает. — Она постаралась, чтобы в голосе прозвучала забота. — Принести тебе?
— Почему ты не спишь по ночам? Нарочно? Он сел рядом и взял листок бумаги.
— Я тебе налью. — Она встала. Слишком быстро.
Надо быть внимательной. Надо постоянно за собой следить. Не слишком быстро, не сразу, не переусердствовать с заботой. Это выглядит подозрительно. Холодильник, пакет молока, нежирного, максимум полупроцентного. Отрезать уголок ножницами — чтобы утром обошлось без скандала, хотя, может, лучше было бы разорвать, спровоцировав небольшое короткое замыкание. Предлог. Поиск предлогов, постоянное лавирование.
— Что ты там делаешь?
— Ищу ножницы.
— В левом ящике — разве что ты, как всегда, не положила на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39