Не подумайте ничего плохого. В комнате для гостей, разумеется.
И это самое поразительное. Если бы не тот факт, что я ношу его ребенка, в жизни бы не поверила, что мы с Марком вообще когда-либо занимались сексом. Более того, даже зная, что ребенок его, мне иногда приходит в голову, что, возможно, это было непорочное зачатие, а та ночь в Сохо мне попросту привиделась.
Мне даже пришлось спросить Стеллу, так, чтобы подстраховаться. Я вообще была в тот вечер в баре?
Марк стал моим лучшим другом. Он первый, с кем мне хочется поделиться новостями. С ним можно пойти в ресторан или просто посмеяться. Он всегда рядом, он надежен, на него можно положиться, он всегда поддержит. С ним я ощущаю себя в безопасности, с ним мне уютно, я чувствую себя любимой. В платоническом смысле, естественно.
Потому что влюбиться в него – нечто из области фантастики.
В ту ночь, конечно, он вскружил мне голову. Я смутно припоминаю, что у нас был умопомрачительный секс, но все еще с трудом верю, что это был Марк. Марк. Тот самый Марк, что сейчас сидит напротив, пьет кока-колу и каждые две секунды непристойно громко рыгает.
– Ты чудовище, – я улыбаюсь.
– Да, знаю, – он корчит рожу. – Юристы такие свиньи, да?
– Не все юристы. Но ты свинья.
Марк особенно оглушительно рыгает и улыбается во весь рот.
– Ты могла бы выбрать любого мужчину на роль отца своего ребенка, но выбрала меня.
– Поверь, – отвечаю я. – Если бы мне пришлось снова делать выбор, это была бы уже совсем другая история.
Но, разумеется, я лукавлю, потому что пусть я в него ни капельки не влюблена, он превратился в моего самого любимого человека в мире, – за исключением Вив, конечно. И я не могу представить лучшего отца для своего ребенка. Я в восторге от мысли, что ребенок будет наполовину моим и наполовину Марка. Честно говоря, мне кажется, это идеальное сочетание. Лучше может быть только я и Стив Маккуин. Но ребенок от Стива Маккуина мне явно не светит.
– Знаешь, кто ты такой? – говорю я позднее тем вечером.
Марк сидит на полу и возится с лампами викторианской эпохи, которые мы купили утром на гаражной распродаже.
(Начало в шесть утра. Врагу не посоветую).
– Ты – брат, которого у меня никогда не было.
Марк корчит гримасу.
– Ну ты больная. Это отвратительно. Обвиняешь меня в инцесте.
– Не говори чушь. Я имею в виду тебя и меня. Наши отношения. Мне никогда не было так уютно ни с кем, кроме моей семьи. Вот что я имею в виду. Ты же знаешь, что ты – мой лучший друг.
Не знаю, что на меня нашло, вообще-то, спонтанные проявления привязанности не в моем стиле. Но думаю, раньше я не понимала, как важно иметь друга.
И я вовсе не имею в виду «вторую половину». Я говорю о друге, с которым можно поделиться. Который станет тебе как брат. О таком, как Марк.
Марк прекращает чинить лампы и улыбается мне.
– Это самое приятное, что я от тебя слышал.
– Дерьмо, – бормочу я, открываю «Мари Клер» и немедленно делаю вид, что поглощена рецензиями на фильмы.
Меня смущает такая откровенность.
– Я не хотела.
– Нет, хотела. И спасибо тебе. Мне приятно это слышать, и, если хочешь знать, я чувствую к тебе то же самое.
– Я – брат, которого у тебя никогда не было?
– Нет. Ты – противная маленькая сестренка, которую я никогда не хотел. Ой, – я луплю его по голове свернутым в трубочку «Мари Клер».
Потом он откидывается назад и задумчиво смотрит на меня.
– Серьезно, Мэйв. Ты сильно изменилась с тех пор, как забеременела.
Я фыркаю.
– Конечно, ведь раньше мы были так хорошо знакомы.
– В этом не было необходимости. Достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, насколько ты жесткая. Теперь ты стала мягче. Более уязвимой. И возможно, под пыткой я бы признался, что ты стала гораздо более приятным человеком.
– Ой-ой-ой, – я корчу рожу, утыкаюсь обратно в журнал и перелистываю страницы. – Не уверена, что это так уж хорошо. На работе меня больше никто не боится.
И, хотя меня беспокоит, что на работе я утрачиваю прежнюю власть, в глубине души мне нравится то, что Марк только что сказал обо мне. Мне нравится то, что он заставляет меня чувствовать.
В глубине души я очень, очень довольна.
18
Птичка вылетела.
Очевидно, на шестом месяце уже дьявольски трудно скрывать беременность. И теперь все говорят, что уже давно подозревали, но боялись сказать. Вдруг оказалось бы, что я просто набрала вес?
Хотя все, у кого есть дети, говорят, что поняли сразу.
– Знаю, знаю, – устало произнес Майк Джонс, когда я поднялась в его кабинет, чтобы сообщить ему новость.
На этот раз серьезно.
– Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
– Как ты узнал? – он был первым, кому я сказала, но я все еще была в шоке.
– Ты срываешься на подчиненных и заливаешься слезами без очевидной причины. Ходишь, будто во сне, ешь, как свинья, но растет только живот и… – он ухмыляется и пожимает плечами. – Нужно быть долбаным идиотом, чтобы не догадаться, к тому же ты мне уже сказала.
– Значит, ты не поддался на мой розыгрыш?
– Меня не проведешь. Теперь у меня есть два главных вопроса. Первый – что ты собираешься делать?
– То есть, уйду ли я с работы?
Он кивает.
– Майк, я люблю эту работу. Мне нравится работать на Лондонском Дневном Телевидении, и я до сих пор помню, что ты сказал на собеседовании про то, что выше – только звезды. Я никогда не хотела иметь детей. Никогда не хотела быть матерью, но теперь, когда это случилось, думаю, я справлюсь. Правда, мать из меня никакая, и меньше всего на свете мне хочется бросать работу.
Майк одобряюще кивает. Я продолжаю:
– Но у меня есть потрясающие помощники, так что мне нужен декретный отпуск на три месяца, но не больше. Даю слово, я вернусь, и все будет в точности, как прежде.
– По-прежнему будешь закатывать истерики и плакать?
– М-м-м, нет. Это гормональное бешенство. После рождения ребенка к тебе вернется прежняя Мэйв, и я уж прослежу, чтобы «Влюбленные поневоле» собрали шестимиллионный рейтинг.
– Шесть миллионов? Впечатляет. Ты уверена?
– Да. Уверена.
– Но есть еще одна проблема: что я буду делать те три месяца, пока тебя не будет.
– Никакой проблемы нет. Стелла Лорд. Вот ответ на твой вопрос.
Он с интересом смотрит на меня.
– Стелла работает старательнее других, ока умнее всех и самая амбициозная из всех. Пора дать ей шанс проявить себя.
– А ты не боишься? Что, если она так себя проявит, что мы не захотим, чтобы ты возвращалась?
– К счастью, я не сомневаюсь в своих силах.
Если бы это было правдой.
Но пока меня не будет, только Стелла может занять мое место. Только Стелле я доверяю. И она – единственная, кто обеспечит нам столь высокие рейтинги. Если Стелла возьмет проект в свои руки, мы получим шесть миллионов зрителей. Я верю, что она будет принимать те же решения, что и я.
– Думаю, ты права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
И это самое поразительное. Если бы не тот факт, что я ношу его ребенка, в жизни бы не поверила, что мы с Марком вообще когда-либо занимались сексом. Более того, даже зная, что ребенок его, мне иногда приходит в голову, что, возможно, это было непорочное зачатие, а та ночь в Сохо мне попросту привиделась.
Мне даже пришлось спросить Стеллу, так, чтобы подстраховаться. Я вообще была в тот вечер в баре?
Марк стал моим лучшим другом. Он первый, с кем мне хочется поделиться новостями. С ним можно пойти в ресторан или просто посмеяться. Он всегда рядом, он надежен, на него можно положиться, он всегда поддержит. С ним я ощущаю себя в безопасности, с ним мне уютно, я чувствую себя любимой. В платоническом смысле, естественно.
Потому что влюбиться в него – нечто из области фантастики.
В ту ночь, конечно, он вскружил мне голову. Я смутно припоминаю, что у нас был умопомрачительный секс, но все еще с трудом верю, что это был Марк. Марк. Тот самый Марк, что сейчас сидит напротив, пьет кока-колу и каждые две секунды непристойно громко рыгает.
– Ты чудовище, – я улыбаюсь.
– Да, знаю, – он корчит рожу. – Юристы такие свиньи, да?
– Не все юристы. Но ты свинья.
Марк особенно оглушительно рыгает и улыбается во весь рот.
– Ты могла бы выбрать любого мужчину на роль отца своего ребенка, но выбрала меня.
– Поверь, – отвечаю я. – Если бы мне пришлось снова делать выбор, это была бы уже совсем другая история.
Но, разумеется, я лукавлю, потому что пусть я в него ни капельки не влюблена, он превратился в моего самого любимого человека в мире, – за исключением Вив, конечно. И я не могу представить лучшего отца для своего ребенка. Я в восторге от мысли, что ребенок будет наполовину моим и наполовину Марка. Честно говоря, мне кажется, это идеальное сочетание. Лучше может быть только я и Стив Маккуин. Но ребенок от Стива Маккуина мне явно не светит.
– Знаешь, кто ты такой? – говорю я позднее тем вечером.
Марк сидит на полу и возится с лампами викторианской эпохи, которые мы купили утром на гаражной распродаже.
(Начало в шесть утра. Врагу не посоветую).
– Ты – брат, которого у меня никогда не было.
Марк корчит гримасу.
– Ну ты больная. Это отвратительно. Обвиняешь меня в инцесте.
– Не говори чушь. Я имею в виду тебя и меня. Наши отношения. Мне никогда не было так уютно ни с кем, кроме моей семьи. Вот что я имею в виду. Ты же знаешь, что ты – мой лучший друг.
Не знаю, что на меня нашло, вообще-то, спонтанные проявления привязанности не в моем стиле. Но думаю, раньше я не понимала, как важно иметь друга.
И я вовсе не имею в виду «вторую половину». Я говорю о друге, с которым можно поделиться. Который станет тебе как брат. О таком, как Марк.
Марк прекращает чинить лампы и улыбается мне.
– Это самое приятное, что я от тебя слышал.
– Дерьмо, – бормочу я, открываю «Мари Клер» и немедленно делаю вид, что поглощена рецензиями на фильмы.
Меня смущает такая откровенность.
– Я не хотела.
– Нет, хотела. И спасибо тебе. Мне приятно это слышать, и, если хочешь знать, я чувствую к тебе то же самое.
– Я – брат, которого у тебя никогда не было?
– Нет. Ты – противная маленькая сестренка, которую я никогда не хотел. Ой, – я луплю его по голове свернутым в трубочку «Мари Клер».
Потом он откидывается назад и задумчиво смотрит на меня.
– Серьезно, Мэйв. Ты сильно изменилась с тех пор, как забеременела.
Я фыркаю.
– Конечно, ведь раньше мы были так хорошо знакомы.
– В этом не было необходимости. Достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, насколько ты жесткая. Теперь ты стала мягче. Более уязвимой. И возможно, под пыткой я бы признался, что ты стала гораздо более приятным человеком.
– Ой-ой-ой, – я корчу рожу, утыкаюсь обратно в журнал и перелистываю страницы. – Не уверена, что это так уж хорошо. На работе меня больше никто не боится.
И, хотя меня беспокоит, что на работе я утрачиваю прежнюю власть, в глубине души мне нравится то, что Марк только что сказал обо мне. Мне нравится то, что он заставляет меня чувствовать.
В глубине души я очень, очень довольна.
18
Птичка вылетела.
Очевидно, на шестом месяце уже дьявольски трудно скрывать беременность. И теперь все говорят, что уже давно подозревали, но боялись сказать. Вдруг оказалось бы, что я просто набрала вес?
Хотя все, у кого есть дети, говорят, что поняли сразу.
– Знаю, знаю, – устало произнес Майк Джонс, когда я поднялась в его кабинет, чтобы сообщить ему новость.
На этот раз серьезно.
– Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
– Как ты узнал? – он был первым, кому я сказала, но я все еще была в шоке.
– Ты срываешься на подчиненных и заливаешься слезами без очевидной причины. Ходишь, будто во сне, ешь, как свинья, но растет только живот и… – он ухмыляется и пожимает плечами. – Нужно быть долбаным идиотом, чтобы не догадаться, к тому же ты мне уже сказала.
– Значит, ты не поддался на мой розыгрыш?
– Меня не проведешь. Теперь у меня есть два главных вопроса. Первый – что ты собираешься делать?
– То есть, уйду ли я с работы?
Он кивает.
– Майк, я люблю эту работу. Мне нравится работать на Лондонском Дневном Телевидении, и я до сих пор помню, что ты сказал на собеседовании про то, что выше – только звезды. Я никогда не хотела иметь детей. Никогда не хотела быть матерью, но теперь, когда это случилось, думаю, я справлюсь. Правда, мать из меня никакая, и меньше всего на свете мне хочется бросать работу.
Майк одобряюще кивает. Я продолжаю:
– Но у меня есть потрясающие помощники, так что мне нужен декретный отпуск на три месяца, но не больше. Даю слово, я вернусь, и все будет в точности, как прежде.
– По-прежнему будешь закатывать истерики и плакать?
– М-м-м, нет. Это гормональное бешенство. После рождения ребенка к тебе вернется прежняя Мэйв, и я уж прослежу, чтобы «Влюбленные поневоле» собрали шестимиллионный рейтинг.
– Шесть миллионов? Впечатляет. Ты уверена?
– Да. Уверена.
– Но есть еще одна проблема: что я буду делать те три месяца, пока тебя не будет.
– Никакой проблемы нет. Стелла Лорд. Вот ответ на твой вопрос.
Он с интересом смотрит на меня.
– Стелла работает старательнее других, ока умнее всех и самая амбициозная из всех. Пора дать ей шанс проявить себя.
– А ты не боишься? Что, если она так себя проявит, что мы не захотим, чтобы ты возвращалась?
– К счастью, я не сомневаюсь в своих силах.
Если бы это было правдой.
Но пока меня не будет, только Стелла может занять мое место. Только Стелле я доверяю. И она – единственная, кто обеспечит нам столь высокие рейтинги. Если Стелла возьмет проект в свои руки, мы получим шесть миллионов зрителей. Я верю, что она будет принимать те же решения, что и я.
– Думаю, ты права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93