Они были написаны другим почерком — тринадцать лет назад. У Сьюзи была плохая привычка рисовать вместо точек маленькие любовные сердечки над буквой I. Симона, написавшая открытки, имела склонность к плюшево-игрушечным метафорам: «Ты мой пушистый мишка, ты мой маленький ути-пути». Что за тошнотворная слащавость!
Я торчала у Дэниела уже целый час, было почти одиннадцать. Снова зайдя в чуланчик с рухлядью, я проверила книжный шкаф. Замкнуто. Надо расспросить о нем Элен. Записывая, чтобы не забыть, я оглядела остальную часть комнаты. Потом проверила еще раз тумбочку около кровати. Вибратор лежал на том же месте, но кто-то его почистил.
Я сунула нос и внутрь тумбочки. Там навели порядок. Я сделала опись содержимого, поставила время и дату. Как и в прошлый раз, я обшарила карманы пальто, заглянула за ящики, под ящики, между матрасами и рамой кровати. Под кроватью опять набралась пыль. А в обувном ящике, под грудой старых вонючих кроссовок я нашла диковинную коллекцию.
Там хранилась малюсенькая засушенная розовая роза. Ее увядшие зеленые листья, словно когти, сжимали лепестки. А вот серебряная рамка на несколько фотографий. Я вытащила ее. Внутри была фотография обнаженной девушки с длинными рыжими волосами и мелкими чертами лица, которая лежала на ковре. А рядом была вставлена фотография огромной немецкой овчарки, роняющей слюни на тот же ковер.
Я вытащила заднюю картонку, но никакой надписи там не было, так что я все описала и задвинула ящик обратно. Небольшой дневник путешествий содержал подробности об отпуске, со ссылкой на девушку со странным именем Алекс, или сокращенно «А». Я поняла, что это девушка, потому что там было написано, что ее груди напоминали воздушные шары, готовые лопнуть. Ну и прочая чушь.
Что ж, и это пойдет. Я пролистала дневник. Меж страниц лежали билет на мюзикл «Кошки» (ходил дважды в течение одной недели, в феврале, семь лет назад) и счет за парковку. Зачем это хранилось, я не разгадала, но на всякий случай все записала.
Я опять заползла под кровать и пошарила под сервантом и шифоньером. На мне все еще была униформа «Аделаидских муравьев» — длинная черная прямая юбка и зеленый шерстяной затасканный пуловер, который я раскопала на дне своего гардероба. Я стряхнула пыль с юбки и рукавов — вымыть руки не было времени.
Этим утром я тихонько проскользнула к Дэниелу через боковую калитку. Вокруг никого не было. Я бросила собаке два сандвича. Потом прошла к задней двери и отомкнула ее. Жевательная резинка была на месте.
Ящик для одеял в спальне Дэниела был так плотно заполнен простынями и наволочками, что я встала на него и, поднявшись на цыпочки, потянулась к верхней полке гардероба — там лежал какой-то чемодан. Я расстегнула молнию и, как только взглянула на свалявшийся темно-синий джемпер и джинсы «варенки», сразу поняла, что это было печальное хранилище для старой одежды восьмидесятых годов. Он, наверно, думал, что мода на нее вернется.
— Мечтай, мечтай, приятель! — пробормотала я.
Я положила все эти древние шмотки назад и застегнула чемодан. Потом снова передвинула ящик с простынями, поставив его на прежнее место, к стене под окном.
Я осмотрела комнату повнимательнее. Итак, он хранит всякое утильсырье. Но среди этого второсортного хлама может найтись настоящий золотой ключик. Большинство людей хранят личные вещи именно в спальнях, как будто здесь их не найдет шпионский глаз. Я снова подошла к шифоньеру, где только что прогулялась по карманам пальто. Там висел застегнутый на молнию чехол для костюмов, в котором томился один — из коричневой вискозы с белыми вкраплениями. Возможно, его хозяин надеялся, что в нем можно будет кадрить женщин и двадцать лет спустя.
Но напрашивался и другой вывод. Когда я просмотрела свой список с письмами, дешевыми сувенирами и всякой мелочью, то поняла, в чем суть. Что, если Дэниел копил весь этот мусор потому, что тот что-то значил для него в эмоциональном плане? Что, если большой нелепый джемпер из чемодана надевался по случаю свидания со Сьюзи, а горчичная рубашка с вышитой вставкой помнила груди Алекс? Я осторожно спустила чемодан и тут же нашла подтверждение своих предположений.
За ним висело красное атласное женское белье — комбинация из топа и трусов — с маленькими сверкающими стразами, которых особенно много было по краям выемки на груди. Вещичка из ранних девяностых. Либо Дэниел тайком наряжался в белье двенадцатилетней девочки, готовящейся к первому выходу на рок-концерт, либо это был еще один сувенир.
Заткнув в трусы блокнот с заметками, я двинулась в пропахшую потом комнату с тренажером. Пара снарядов и маленькое стерео были такими же пыльными, как и подоконник, так что я ни к чему не стала прикасаться.
На полке камина были свалены в кучу компакт-диски — звуковая дорожка к фильму «Бойцовский клуб», пара дисков Криса Айзека. Неплохо, хотя было ясно, что в последнее время он их не слушал. Я обнаружила, откуда шел запах пота — воняло отвратительное грязное полотенце. И тогда до меня дошло, что я еще не видела прачечную. Я закрыла комнату и отправилась ее искать.
Собака обнюхивала землю вокруг клумбы. Я дружелюбно помахала ей и свернула направо к ванной, где в прошлый раз так эффектно приземлилась. Прачечная оказалась там же. Это была ничем не примечательная комната с белым кафелем. Слегка грязноватая раковина, зеркало в подтеках, тюбики с зубной пастой, болтающиеся в подвесной чашке. На стенах — смесь мыльной пены и пыли. Корзина для грязного белья была полной. Открыв расположенный за дверью шкаф, я увидела спрятанную там стиральную машину. И сушилка с одежными вешалками тоже была там, между машиной и стеной.
Внезапно у меня за спиной раздался пронзительный звук. Я кубарем отлетела к стене, за стиральную машину. Сообразив, что это всего-навсего телефон, я прыснула в кулак, но сердце так и колотилось в груди. Я вышла из комнаты для стирки как раз в тот момент, когда включился автоответчик. Это была Элен.
— Привет, любимый. Это я. Ты говорил, что твоя мама придет сегодня постирать твои вещи. Но я хотела спросить, может быть, ты пригласишь ее как-нибудь на этой неделе пообедать с нами? Просто пришла такая мысль. Если она придет около двух часов, то будет все еще там, когда ты приедешь домой. Увидимся вечером.
Сердце никак не хотело выходить из панического состояния. Я посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать. Я почти дождалась «Ленина», который скоро намеревался прибыть со своим стиральным порошком. Встреча мне не улыбалась. Я проверила, не оставила ли следов. Так, где блокнот? На месте — в трусах. Надо уходить. Вернусь завтра.
Выскользнув из дома, я перешла через улицу и прошла три квартала к своей машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Я торчала у Дэниела уже целый час, было почти одиннадцать. Снова зайдя в чуланчик с рухлядью, я проверила книжный шкаф. Замкнуто. Надо расспросить о нем Элен. Записывая, чтобы не забыть, я оглядела остальную часть комнаты. Потом проверила еще раз тумбочку около кровати. Вибратор лежал на том же месте, но кто-то его почистил.
Я сунула нос и внутрь тумбочки. Там навели порядок. Я сделала опись содержимого, поставила время и дату. Как и в прошлый раз, я обшарила карманы пальто, заглянула за ящики, под ящики, между матрасами и рамой кровати. Под кроватью опять набралась пыль. А в обувном ящике, под грудой старых вонючих кроссовок я нашла диковинную коллекцию.
Там хранилась малюсенькая засушенная розовая роза. Ее увядшие зеленые листья, словно когти, сжимали лепестки. А вот серебряная рамка на несколько фотографий. Я вытащила ее. Внутри была фотография обнаженной девушки с длинными рыжими волосами и мелкими чертами лица, которая лежала на ковре. А рядом была вставлена фотография огромной немецкой овчарки, роняющей слюни на тот же ковер.
Я вытащила заднюю картонку, но никакой надписи там не было, так что я все описала и задвинула ящик обратно. Небольшой дневник путешествий содержал подробности об отпуске, со ссылкой на девушку со странным именем Алекс, или сокращенно «А». Я поняла, что это девушка, потому что там было написано, что ее груди напоминали воздушные шары, готовые лопнуть. Ну и прочая чушь.
Что ж, и это пойдет. Я пролистала дневник. Меж страниц лежали билет на мюзикл «Кошки» (ходил дважды в течение одной недели, в феврале, семь лет назад) и счет за парковку. Зачем это хранилось, я не разгадала, но на всякий случай все записала.
Я опять заползла под кровать и пошарила под сервантом и шифоньером. На мне все еще была униформа «Аделаидских муравьев» — длинная черная прямая юбка и зеленый шерстяной затасканный пуловер, который я раскопала на дне своего гардероба. Я стряхнула пыль с юбки и рукавов — вымыть руки не было времени.
Этим утром я тихонько проскользнула к Дэниелу через боковую калитку. Вокруг никого не было. Я бросила собаке два сандвича. Потом прошла к задней двери и отомкнула ее. Жевательная резинка была на месте.
Ящик для одеял в спальне Дэниела был так плотно заполнен простынями и наволочками, что я встала на него и, поднявшись на цыпочки, потянулась к верхней полке гардероба — там лежал какой-то чемодан. Я расстегнула молнию и, как только взглянула на свалявшийся темно-синий джемпер и джинсы «варенки», сразу поняла, что это было печальное хранилище для старой одежды восьмидесятых годов. Он, наверно, думал, что мода на нее вернется.
— Мечтай, мечтай, приятель! — пробормотала я.
Я положила все эти древние шмотки назад и застегнула чемодан. Потом снова передвинула ящик с простынями, поставив его на прежнее место, к стене под окном.
Я осмотрела комнату повнимательнее. Итак, он хранит всякое утильсырье. Но среди этого второсортного хлама может найтись настоящий золотой ключик. Большинство людей хранят личные вещи именно в спальнях, как будто здесь их не найдет шпионский глаз. Я снова подошла к шифоньеру, где только что прогулялась по карманам пальто. Там висел застегнутый на молнию чехол для костюмов, в котором томился один — из коричневой вискозы с белыми вкраплениями. Возможно, его хозяин надеялся, что в нем можно будет кадрить женщин и двадцать лет спустя.
Но напрашивался и другой вывод. Когда я просмотрела свой список с письмами, дешевыми сувенирами и всякой мелочью, то поняла, в чем суть. Что, если Дэниел копил весь этот мусор потому, что тот что-то значил для него в эмоциональном плане? Что, если большой нелепый джемпер из чемодана надевался по случаю свидания со Сьюзи, а горчичная рубашка с вышитой вставкой помнила груди Алекс? Я осторожно спустила чемодан и тут же нашла подтверждение своих предположений.
За ним висело красное атласное женское белье — комбинация из топа и трусов — с маленькими сверкающими стразами, которых особенно много было по краям выемки на груди. Вещичка из ранних девяностых. Либо Дэниел тайком наряжался в белье двенадцатилетней девочки, готовящейся к первому выходу на рок-концерт, либо это был еще один сувенир.
Заткнув в трусы блокнот с заметками, я двинулась в пропахшую потом комнату с тренажером. Пара снарядов и маленькое стерео были такими же пыльными, как и подоконник, так что я ни к чему не стала прикасаться.
На полке камина были свалены в кучу компакт-диски — звуковая дорожка к фильму «Бойцовский клуб», пара дисков Криса Айзека. Неплохо, хотя было ясно, что в последнее время он их не слушал. Я обнаружила, откуда шел запах пота — воняло отвратительное грязное полотенце. И тогда до меня дошло, что я еще не видела прачечную. Я закрыла комнату и отправилась ее искать.
Собака обнюхивала землю вокруг клумбы. Я дружелюбно помахала ей и свернула направо к ванной, где в прошлый раз так эффектно приземлилась. Прачечная оказалась там же. Это была ничем не примечательная комната с белым кафелем. Слегка грязноватая раковина, зеркало в подтеках, тюбики с зубной пастой, болтающиеся в подвесной чашке. На стенах — смесь мыльной пены и пыли. Корзина для грязного белья была полной. Открыв расположенный за дверью шкаф, я увидела спрятанную там стиральную машину. И сушилка с одежными вешалками тоже была там, между машиной и стеной.
Внезапно у меня за спиной раздался пронзительный звук. Я кубарем отлетела к стене, за стиральную машину. Сообразив, что это всего-навсего телефон, я прыснула в кулак, но сердце так и колотилось в груди. Я вышла из комнаты для стирки как раз в тот момент, когда включился автоответчик. Это была Элен.
— Привет, любимый. Это я. Ты говорил, что твоя мама придет сегодня постирать твои вещи. Но я хотела спросить, может быть, ты пригласишь ее как-нибудь на этой неделе пообедать с нами? Просто пришла такая мысль. Если она придет около двух часов, то будет все еще там, когда ты приедешь домой. Увидимся вечером.
Сердце никак не хотело выходить из панического состояния. Я посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать. Я почти дождалась «Ленина», который скоро намеревался прибыть со своим стиральным порошком. Встреча мне не улыбалась. Я проверила, не оставила ли следов. Так, где блокнот? На месте — в трусах. Надо уходить. Вернусь завтра.
Выскользнув из дома, я перешла через улицу и прошла три квартала к своей машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69