Они добрались до этого места в вечерних сумерках, после долгого плавания. При первой попытке проплыть между Скалой и Пучиной Смерти команда Утиса потеряла несколько весел. Сам Утис тоже поддался общему гнетущему настроению. Во всяком случае, он стоял, держа наготове два копья, а вообще-то все это был вздор.
Она выждала, потом:
— Почему вздор?
— Он в конце концов и сам поверил, что по обе стороны пролива сидят два чудища, готовые их всех сожрать. А дело было куда опаснее. Пройти по этому проливу почти невозможно. И все-таки они его прошли. Но и самому Утису, и многим из его спутников казалось, будто они видели чудовищ. Всего он потерял двенадцать человек — там были такие водовороты и налетел вдруг такой сильный ветер, что их швырнуло за борт, словно невидимая рука стащила их с корабля.
Он вдруг ощутил достоверность своего рассказа, и ему стало трудно выдерживать беспечный тон. Люди барахтались в воде и кричали, а потом их увлекло течением. Некоторые были его земляками, другие — уроженцы Ага-мемнонова Аргоса , победители в великой войне, возвращавшиеся домой каждый со своей долей хвастовства и чести, и погибли ни за грош, упали за борт, потеряв равновесие, или были смыты волной, успели только крикнуть, прежде чем пойти ко дну. Он пытался отвести взгляд от этой картины, но она вновь и вновь вставала перед его глазами. А в самой глубине, перед тем человеком, который сидел у него внутри, стояла другая картина, другое имя. Астианакс.
— Ну а потом? — полюбопытствовала она.
— Что? — переспросил он. — Что потом?
— Я хочу знать, куда вы поплыли потом, — неосторожно сказала она. И тут же поправилась: — Я хочу знать, что было дальше — с Утисом и его друзьями.
— Та, у которой они жили, предостерегала их еще об одной опасности, — сказал он. — Она говорила насчет стада.
— Стада?
— Ну да, насчет стада Гелиоса.
— А что, разве Гелиос заделался крестьянином? — богохульно пошутила она.
Стояла ночь, странник все еще не вернулся издалека.
— Она называла его стадом Гелиоса, — сказал он. — На острове Тринакрия со стороны пролива есть мыс, коса, крюком выдающаяся в море, ну да, она похожа на скрюченную руку, на коготь, острие которого обращено к Длинной суше. А в бухте, у подножья вулкана, не то она сама, не то ее родичи держали стадо рогатого скота. «Если вы до него дотронетесь, вам несдобровать, — сказала она, — потому что владелец стада — сам Гелиос. Еды у вас с собой вдоволь, вы будете сыты и так, вам незачем резать его коров и быков. Но если вы все же их тронете, сами понимаете, что вас ждет — домой вы никогда не вернетесь». И они, конечно, обещали — само собой, ни под каким видом, да никогда в жизни.
Они добрались до Гелиосова мыса вечером, когда в воздухе посвежело. Целый день плыли они при попутном северо-западном ветре, и, хотя они потеряли многих своих товарищей, они повеселели, когда, подходя к берегу, увидели громадное стадо и услышали, как мычат на пастбище коровы с набухшим от молока выменем. Животные были благородной породы, все туловище, кроме ног, медно-коричневое, и у большинства на лбу, как заметили потом мореплаватели, белая звезда, вроде отметины Гелиоса. Еще дотемна они вошли в просторную бухту, и им показалось, будто они вступили в обитель самих Бессмертных богов. Вообще-то они собирались здесь только переночевать. Сам Утис предпочел бы плыть дальше, обогнуть с юга носок Длинной суши и держать путь дальше на восток к родному берегу. Но поскольку все же решено было пристать к мысу, он напомнил матросам, что они обещали не трогать Гелиосово стадо.
Наконец-то он выбрался на верную дорогу; история и в самом деле становится забавной. Калипсо придвинулась ближе, рука вернулась на прежнее место, пальцы ласково перебирали его бороду.
— Еды у них было вдоволь, — продолжал он, — Но ночью матрос по имени Эврилох и двое его товарищей никак не могли уснуть, их томило какое-то беспокойство; они пошли прогуляться по мысу в глубь суши и набрели на пещеру. Вернулись они утром сонные, но довольные.
— Они что, женщин надеялись найти? — спросила она, приблизив губы к его уху.
— Погоди, услышишь, — сказал он. — Не знаю, имели ли Бессмертные боги отношение к этому делу и вообще вспоминали ли они об Утисе и его людях, но только на другой день ветер упал. Мореплаватели решили переждать еще день, чтобы не грести по жаре. Они отправились в пещеру и там улеглись — в пещере было прохладно и приятно. «Мы могли бы здесь задержаться, — предложил Эврилох, — еды здесь сколько душе угодно». И он откровенно признался, что ночью они зашли в глубь острова и напугали двух девушек, которые, как видно, пришли доить коров, и те умчались так быстро, что они не сумели их догнать и изнасиловать. Но зато милостивые боги дали им увидеть вблизи откормленных телков. Утис, который и впрямь намеревался сдержать слово, опять напомнил им об уговоре, но на сей раз они уже не обещали ничего определенного. По крайней мере сам я не стану есть этих телят, решил про себя Утис.
— Ну а девушки?
— Вечером кое-кто из спутников Утиса отправился на поиски доильщиц — пока днем они нежились под сводами пещеры, в них проснулась похоть. Но девушки исчезли. Однако стадо по-прежнему оставалось на пастбище, и, пощупав вымя у коров, путешественники убедились, что их успели подоить. Утром вновь задул ветер, но теперь он дул с юго-востока, а потом сменился южным. Они втащили корабль как можно дальше на сушу, а съестное перенесли в пещеру. К вечеру почти все они почувствовали, что пещера хранит стойкий запах молодого женского тела.
— И им захотелось остаться? — прошептала она. — Остаться там, где пахло молодым женским телом?
— Они оставались там тридцать пять дней, — ответил он.
— А девушек поймали?
— Они обещали не трогать стадо, а насчет девушек никаких обещаний не давали. Но я не хочу больше говорить об этом.
— Забавная история, — сказала она. — А что, Утис по вечерам и по ночам тоже выходил охотиться за девушками? Удалось ему поймать какую-нибудь из них?
— Не хочу больше говорить об этом, — сказал он. — Я ведь ничего в точности не знаю.
— Уж верно, они поймали девушек.
— Одну, — сказал он. — Кто-то из них вышел ночью побродить и встретил ее в лесу. Ну, и что случилось, то случилось.
— Это был Утис?
— Не хочу больше говорить об этом, — сказал он. — Они же были не старые еще мужчины и возвращались домой с войны. А тот, кто нашел девушку, не хотел обделять товарищей. Она досталась всем.
— А что с ней стало потом? — прошептала она.
Он ответил тихо-тихо, в шепот леса, в шелест прибоя, в шуршанье звезд:
— Она этого не снесла.
Он ненавидел ее за ее неутолимое любопытство. Ей хотелось знать. Ей хотелось видеть. Я должен рассказывать дальше, мне надо подавить в себе это воспоминание, думал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Она выждала, потом:
— Почему вздор?
— Он в конце концов и сам поверил, что по обе стороны пролива сидят два чудища, готовые их всех сожрать. А дело было куда опаснее. Пройти по этому проливу почти невозможно. И все-таки они его прошли. Но и самому Утису, и многим из его спутников казалось, будто они видели чудовищ. Всего он потерял двенадцать человек — там были такие водовороты и налетел вдруг такой сильный ветер, что их швырнуло за борт, словно невидимая рука стащила их с корабля.
Он вдруг ощутил достоверность своего рассказа, и ему стало трудно выдерживать беспечный тон. Люди барахтались в воде и кричали, а потом их увлекло течением. Некоторые были его земляками, другие — уроженцы Ага-мемнонова Аргоса , победители в великой войне, возвращавшиеся домой каждый со своей долей хвастовства и чести, и погибли ни за грош, упали за борт, потеряв равновесие, или были смыты волной, успели только крикнуть, прежде чем пойти ко дну. Он пытался отвести взгляд от этой картины, но она вновь и вновь вставала перед его глазами. А в самой глубине, перед тем человеком, который сидел у него внутри, стояла другая картина, другое имя. Астианакс.
— Ну а потом? — полюбопытствовала она.
— Что? — переспросил он. — Что потом?
— Я хочу знать, куда вы поплыли потом, — неосторожно сказала она. И тут же поправилась: — Я хочу знать, что было дальше — с Утисом и его друзьями.
— Та, у которой они жили, предостерегала их еще об одной опасности, — сказал он. — Она говорила насчет стада.
— Стада?
— Ну да, насчет стада Гелиоса.
— А что, разве Гелиос заделался крестьянином? — богохульно пошутила она.
Стояла ночь, странник все еще не вернулся издалека.
— Она называла его стадом Гелиоса, — сказал он. — На острове Тринакрия со стороны пролива есть мыс, коса, крюком выдающаяся в море, ну да, она похожа на скрюченную руку, на коготь, острие которого обращено к Длинной суше. А в бухте, у подножья вулкана, не то она сама, не то ее родичи держали стадо рогатого скота. «Если вы до него дотронетесь, вам несдобровать, — сказала она, — потому что владелец стада — сам Гелиос. Еды у вас с собой вдоволь, вы будете сыты и так, вам незачем резать его коров и быков. Но если вы все же их тронете, сами понимаете, что вас ждет — домой вы никогда не вернетесь». И они, конечно, обещали — само собой, ни под каким видом, да никогда в жизни.
Они добрались до Гелиосова мыса вечером, когда в воздухе посвежело. Целый день плыли они при попутном северо-западном ветре, и, хотя они потеряли многих своих товарищей, они повеселели, когда, подходя к берегу, увидели громадное стадо и услышали, как мычат на пастбище коровы с набухшим от молока выменем. Животные были благородной породы, все туловище, кроме ног, медно-коричневое, и у большинства на лбу, как заметили потом мореплаватели, белая звезда, вроде отметины Гелиоса. Еще дотемна они вошли в просторную бухту, и им показалось, будто они вступили в обитель самих Бессмертных богов. Вообще-то они собирались здесь только переночевать. Сам Утис предпочел бы плыть дальше, обогнуть с юга носок Длинной суши и держать путь дальше на восток к родному берегу. Но поскольку все же решено было пристать к мысу, он напомнил матросам, что они обещали не трогать Гелиосово стадо.
Наконец-то он выбрался на верную дорогу; история и в самом деле становится забавной. Калипсо придвинулась ближе, рука вернулась на прежнее место, пальцы ласково перебирали его бороду.
— Еды у них было вдоволь, — продолжал он, — Но ночью матрос по имени Эврилох и двое его товарищей никак не могли уснуть, их томило какое-то беспокойство; они пошли прогуляться по мысу в глубь суши и набрели на пещеру. Вернулись они утром сонные, но довольные.
— Они что, женщин надеялись найти? — спросила она, приблизив губы к его уху.
— Погоди, услышишь, — сказал он. — Не знаю, имели ли Бессмертные боги отношение к этому делу и вообще вспоминали ли они об Утисе и его людях, но только на другой день ветер упал. Мореплаватели решили переждать еще день, чтобы не грести по жаре. Они отправились в пещеру и там улеглись — в пещере было прохладно и приятно. «Мы могли бы здесь задержаться, — предложил Эврилох, — еды здесь сколько душе угодно». И он откровенно признался, что ночью они зашли в глубь острова и напугали двух девушек, которые, как видно, пришли доить коров, и те умчались так быстро, что они не сумели их догнать и изнасиловать. Но зато милостивые боги дали им увидеть вблизи откормленных телков. Утис, который и впрямь намеревался сдержать слово, опять напомнил им об уговоре, но на сей раз они уже не обещали ничего определенного. По крайней мере сам я не стану есть этих телят, решил про себя Утис.
— Ну а девушки?
— Вечером кое-кто из спутников Утиса отправился на поиски доильщиц — пока днем они нежились под сводами пещеры, в них проснулась похоть. Но девушки исчезли. Однако стадо по-прежнему оставалось на пастбище, и, пощупав вымя у коров, путешественники убедились, что их успели подоить. Утром вновь задул ветер, но теперь он дул с юго-востока, а потом сменился южным. Они втащили корабль как можно дальше на сушу, а съестное перенесли в пещеру. К вечеру почти все они почувствовали, что пещера хранит стойкий запах молодого женского тела.
— И им захотелось остаться? — прошептала она. — Остаться там, где пахло молодым женским телом?
— Они оставались там тридцать пять дней, — ответил он.
— А девушек поймали?
— Они обещали не трогать стадо, а насчет девушек никаких обещаний не давали. Но я не хочу больше говорить об этом.
— Забавная история, — сказала она. — А что, Утис по вечерам и по ночам тоже выходил охотиться за девушками? Удалось ему поймать какую-нибудь из них?
— Не хочу больше говорить об этом, — сказал он. — Я ведь ничего в точности не знаю.
— Уж верно, они поймали девушек.
— Одну, — сказал он. — Кто-то из них вышел ночью побродить и встретил ее в лесу. Ну, и что случилось, то случилось.
— Это был Утис?
— Не хочу больше говорить об этом, — сказал он. — Они же были не старые еще мужчины и возвращались домой с войны. А тот, кто нашел девушку, не хотел обделять товарищей. Она досталась всем.
— А что с ней стало потом? — прошептала она.
Он ответил тихо-тихо, в шепот леса, в шелест прибоя, в шуршанье звезд:
— Она этого не снесла.
Он ненавидел ее за ее неутолимое любопытство. Ей хотелось знать. Ей хотелось видеть. Я должен рассказывать дальше, мне надо подавить в себе это воспоминание, думал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131