Приберите дом. Позвоните и выясните точное время. Сделайте что-нибудь. Прилягте и поспите. В последние дни вы выглядите довольно осунувшейся.
— Как тут не сунуться, мальчик. Ты ж серце своей бедной мамочке разбиваешь. А вот пади я замертво, что б ты делал?
— Ладно, я не собираюсь принимать участия в этом идиотском разговоре. Продолжайте свой монолог, если угодно. Только тихо. Я должен сосредоточиться на новых непристойностях, которые М.Минкофф замыслила в этом письме.
— Я так больше уже не могу, Игнациус. Вот погоди — скоро найдешь меня на кухне, с инфарком. Допрыгаисси, мальчик. Один останесси на белом свете. Вот упадешь тада на коленки и Боженьке молиться будешь за то, как свою бедненькую мамулечку мучил.
Из ванной донеслось лишь молчание. Миссис Райлли дожидалась хоть всплеска воды, хоть шороха бумаги, но дверь ванной с таким же успехом могла бы вести в склеп. Через минуту или две бесплодного ожидания она протопала по коридору к духовке. Услышав скрип дверцы, Игнациус вернулся к письму.
Он сказал: «С таким голосом и личностью, как у тебя, ты должна выступать перед людьми в тюрьмах.» Потрясающий парень: у него не только разум крутой, он сам — настоящий mensch [Здесь: мужчина (нем.)]. Он вел себя так благородно и внимательно, что я едва глазам своим верила. (Особенно после общения со Шмуэлем, который идеен и не трус, но чересчур громогласен и несколько быдловат.) Я ни разу в жизни не встречала никого, настолько преданного борьбе с реакционными идеями и предрассудками, как этолт фолксингер. Самый лучший друг у него — негр-абстракционист, как он сказал, создающий по всему холсту величественные кляксы протеста и вызова, иногда располосовывая холст в клочья. Он вручил мне такой блистательный памфлет, в котором показано, как Папа Римский пытается сколотить себе ядерный арсенал: он мне по-настоящему глаза открыл, и я переслала его редактору «Новой Демократии», чтобы помочь ему бороться с Церковью. Но у него, к тому же, еще и на БАСПов [Традиционная аббревиатура от «белые англо-саксонские протестанты».] зуб. Он их вроде как ненавидит. Я в том смысле, что парню палец в рот не клади.
На следующий день он мне позвонил. Не угодно ли мне будет прочесть лекцию его группе общественных действий, которую он собирается сколотить в Бруклин-Хайтс? Меня просто обуяло. В этом мире, где все друг другу волки, такая редкость — найти друга… по-настоящему искреннего друга… по крайней мере, я так думала. Ладно, чтобы как можно быстрее перейти к сути дела, я на своей шкуре поняла, что лекторство — это как шоу-бизнес: актеров отбирают на кушетке и все такое. Понимаешь, о чем я?
— Верь ли я в это вопиющее оскорбление хорошего вкуса, в которое упирается мой взор? — поинтересовался Игнациус у плавающей мыльницы. — Эта девушка совершенно лишена стыда!
Лично мне хочется разоблачить этого липового «фолксингера», который, я полагаю, в данный момент охотится за какой-либо другой идейной юной либералкой. По словам одной моей знакомой, она слышала, что этот «фолксингер» — на самом деле баптист из Алабамы. Нет, ну какая же он фальшивка. Поэтому я прочла тот памфлет, который он мне подарил, и выяснила, что его напечатал Клан. Это даст тебе некоторое представление о том, с какими идеологическими тонкостями приходится сегодня иметь дело. Мне он показался хорошим либеральным памфлетом. Теперь я вынуждена унижаться и объяснять редактору «Новой Демократии», что хотя брошюра и бросает вызов, но написана не теми людьми. Что ж — БАСПы нанесли ответный удар и попали на этот раз в меня. Инцидент напомнил мне о том случае в Парке По, когда белочка, которую я кормила, оказалась крысой и лишь на первый взгляд — вылитой белочкой. Поэтому — век живи, век учись. Этот самозванец подал мне мысль. Даже на объедках учатся. Я решила разузнать тут в ИА, можно ли как-нибудь вечером получить аудиторию. Через некоторое время мне ответили, что да. Конечно, аудитория здесь, в бронксской ИА, наверное, окажется несколько замшелой, нго если лекция мне удастся, то настанет день, и я, быть может, выступлю в ИА на Лекс.-Авеню, где постоянно высказывают свои взгляды великие мыслители, вроде Нормана Мейлера [американский писатель, основатель «новой журналистики» и активный участник политических процессов 1950-60-х гг.] или Симура Крима [журналист, эссеист, прозаик, литературный критик, был близок к кругу битников и «новых журналистов».]. Попытка не пытка.
Надеюсь, ты работаешь над своими личностными проблемами, Игнациус. Хуже ли твоя паранойя? Основа паранойи, мне кажется, — в том, что ты вечно запечатан в этой своей комнате и с подозрением относишься ко всему остальному миру. Мне непонятно, почему ты так настаиваешь на том, чтобы жить там с этими крокодилами. Несмотря на капитальный ремонт, по которому плачет твой разум, мозги твои по-настоящему могут вырасти и расцвести здесь в Нью-Йорке. Ты и так уже перечишь себе и своей ментальности. Когда мы виделись с тобой в последний раз, проездом из Миссисипи, ты был в неважной форме. К нынешнему моменту ты, вероятно, совершенно регрессировал от проживания в этой своей некондиционной трущобе, где компанию тебе составляет лишь твоя мать. Неужели твои естественные инстинкты не требуют высвобождения? Прекрасный и значимый любовный роман трансформирует тебя, Игнациус. Я это точно знаю. Неимоверные эдиповы узы опутали твой мозг и губят тебя.
Я не надеюсь и на то, что твои социологические или политические идеи становятся прогрессивнее. Ты уже оставил свой проект по формированию политической партии или номинированию кандидата в президенты по праву помазанника божьего? Я помню, ты выдвигал эту мысль, когда я в конце концов познакомилась с тобой и бросила вызов твоей политической апатии. Я с самого начала знала, что проект этот — реакционный, но он, по крайней мере, демонстрировал мне, что в тебе развивается хоть какое-то политическое сознание. Будь добр, напиши мне по этому поводу. Я очень переживаю. Нам в этой стране нужна трехпартийная система, а мне кажется, что изо дня в день фашисты набирают силу. Эта твоя Партия Божественного Права — как раз такая программа маргинальной группы, которая сможет отвлечь на себя большую часть фашистских сторонников.
Что ж, позволь мне прерваться. Надеюсь, лекция пройдет успешно. Ты в особенности мог бы получить пользу от ее предмета. Кстати. Если ты все же соберешься активизировать движение Божественного Права, я смогу помочь тебе организовать здесь ячейку. Прошу тебя — выберись из этого своего дома, Игнациус, и вступи в мир, тебя окружающий. Меня треводит твое будущее. Ты всегда был одним из самых моих важных проектов, и меня интересует твое нынешнее ментальное состояние, поэтому — пожалуйста — вылезай из подушек и напиши мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— Как тут не сунуться, мальчик. Ты ж серце своей бедной мамочке разбиваешь. А вот пади я замертво, что б ты делал?
— Ладно, я не собираюсь принимать участия в этом идиотском разговоре. Продолжайте свой монолог, если угодно. Только тихо. Я должен сосредоточиться на новых непристойностях, которые М.Минкофф замыслила в этом письме.
— Я так больше уже не могу, Игнациус. Вот погоди — скоро найдешь меня на кухне, с инфарком. Допрыгаисси, мальчик. Один останесси на белом свете. Вот упадешь тада на коленки и Боженьке молиться будешь за то, как свою бедненькую мамулечку мучил.
Из ванной донеслось лишь молчание. Миссис Райлли дожидалась хоть всплеска воды, хоть шороха бумаги, но дверь ванной с таким же успехом могла бы вести в склеп. Через минуту или две бесплодного ожидания она протопала по коридору к духовке. Услышав скрип дверцы, Игнациус вернулся к письму.
Он сказал: «С таким голосом и личностью, как у тебя, ты должна выступать перед людьми в тюрьмах.» Потрясающий парень: у него не только разум крутой, он сам — настоящий mensch [Здесь: мужчина (нем.)]. Он вел себя так благородно и внимательно, что я едва глазам своим верила. (Особенно после общения со Шмуэлем, который идеен и не трус, но чересчур громогласен и несколько быдловат.) Я ни разу в жизни не встречала никого, настолько преданного борьбе с реакционными идеями и предрассудками, как этолт фолксингер. Самый лучший друг у него — негр-абстракционист, как он сказал, создающий по всему холсту величественные кляксы протеста и вызова, иногда располосовывая холст в клочья. Он вручил мне такой блистательный памфлет, в котором показано, как Папа Римский пытается сколотить себе ядерный арсенал: он мне по-настоящему глаза открыл, и я переслала его редактору «Новой Демократии», чтобы помочь ему бороться с Церковью. Но у него, к тому же, еще и на БАСПов [Традиционная аббревиатура от «белые англо-саксонские протестанты».] зуб. Он их вроде как ненавидит. Я в том смысле, что парню палец в рот не клади.
На следующий день он мне позвонил. Не угодно ли мне будет прочесть лекцию его группе общественных действий, которую он собирается сколотить в Бруклин-Хайтс? Меня просто обуяло. В этом мире, где все друг другу волки, такая редкость — найти друга… по-настоящему искреннего друга… по крайней мере, я так думала. Ладно, чтобы как можно быстрее перейти к сути дела, я на своей шкуре поняла, что лекторство — это как шоу-бизнес: актеров отбирают на кушетке и все такое. Понимаешь, о чем я?
— Верь ли я в это вопиющее оскорбление хорошего вкуса, в которое упирается мой взор? — поинтересовался Игнациус у плавающей мыльницы. — Эта девушка совершенно лишена стыда!
Лично мне хочется разоблачить этого липового «фолксингера», который, я полагаю, в данный момент охотится за какой-либо другой идейной юной либералкой. По словам одной моей знакомой, она слышала, что этот «фолксингер» — на самом деле баптист из Алабамы. Нет, ну какая же он фальшивка. Поэтому я прочла тот памфлет, который он мне подарил, и выяснила, что его напечатал Клан. Это даст тебе некоторое представление о том, с какими идеологическими тонкостями приходится сегодня иметь дело. Мне он показался хорошим либеральным памфлетом. Теперь я вынуждена унижаться и объяснять редактору «Новой Демократии», что хотя брошюра и бросает вызов, но написана не теми людьми. Что ж — БАСПы нанесли ответный удар и попали на этот раз в меня. Инцидент напомнил мне о том случае в Парке По, когда белочка, которую я кормила, оказалась крысой и лишь на первый взгляд — вылитой белочкой. Поэтому — век живи, век учись. Этот самозванец подал мне мысль. Даже на объедках учатся. Я решила разузнать тут в ИА, можно ли как-нибудь вечером получить аудиторию. Через некоторое время мне ответили, что да. Конечно, аудитория здесь, в бронксской ИА, наверное, окажется несколько замшелой, нго если лекция мне удастся, то настанет день, и я, быть может, выступлю в ИА на Лекс.-Авеню, где постоянно высказывают свои взгляды великие мыслители, вроде Нормана Мейлера [американский писатель, основатель «новой журналистики» и активный участник политических процессов 1950-60-х гг.] или Симура Крима [журналист, эссеист, прозаик, литературный критик, был близок к кругу битников и «новых журналистов».]. Попытка не пытка.
Надеюсь, ты работаешь над своими личностными проблемами, Игнациус. Хуже ли твоя паранойя? Основа паранойи, мне кажется, — в том, что ты вечно запечатан в этой своей комнате и с подозрением относишься ко всему остальному миру. Мне непонятно, почему ты так настаиваешь на том, чтобы жить там с этими крокодилами. Несмотря на капитальный ремонт, по которому плачет твой разум, мозги твои по-настоящему могут вырасти и расцвести здесь в Нью-Йорке. Ты и так уже перечишь себе и своей ментальности. Когда мы виделись с тобой в последний раз, проездом из Миссисипи, ты был в неважной форме. К нынешнему моменту ты, вероятно, совершенно регрессировал от проживания в этой своей некондиционной трущобе, где компанию тебе составляет лишь твоя мать. Неужели твои естественные инстинкты не требуют высвобождения? Прекрасный и значимый любовный роман трансформирует тебя, Игнациус. Я это точно знаю. Неимоверные эдиповы узы опутали твой мозг и губят тебя.
Я не надеюсь и на то, что твои социологические или политические идеи становятся прогрессивнее. Ты уже оставил свой проект по формированию политической партии или номинированию кандидата в президенты по праву помазанника божьего? Я помню, ты выдвигал эту мысль, когда я в конце концов познакомилась с тобой и бросила вызов твоей политической апатии. Я с самого начала знала, что проект этот — реакционный, но он, по крайней мере, демонстрировал мне, что в тебе развивается хоть какое-то политическое сознание. Будь добр, напиши мне по этому поводу. Я очень переживаю. Нам в этой стране нужна трехпартийная система, а мне кажется, что изо дня в день фашисты набирают силу. Эта твоя Партия Божественного Права — как раз такая программа маргинальной группы, которая сможет отвлечь на себя большую часть фашистских сторонников.
Что ж, позволь мне прерваться. Надеюсь, лекция пройдет успешно. Ты в особенности мог бы получить пользу от ее предмета. Кстати. Если ты все же соберешься активизировать движение Божественного Права, я смогу помочь тебе организовать здесь ячейку. Прошу тебя — выберись из этого своего дома, Игнациус, и вступи в мир, тебя окружающий. Меня треводит твое будущее. Ты всегда был одним из самых моих важных проектов, и меня интересует твое нынешнее ментальное состояние, поэтому — пожалуйста — вылезай из подушек и напиши мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117