Заниматься любовью на камнях было очень неудобно,
постоянно мешали отдыхающие, а в доме у нее имелась своя комната, очень
скрипучая кровать и родная тетка, придававшая слишком большое значение
штампам в паспорте. Все равно, это было хорошее время, только мы тогда не
понимали. У нас на двоих был здоровый туб пасты "Pepsodent" и мы его
совершенно не жалели...
"Вертушка" - день сегодняшний. Хотя и здесь не без идиотизма - на то
и сон. Они никогда не летают по одной. Ракетные удары не наносят зря -
дорогое удовольствие. Ракетный залп - это десант. Это катера, это атака
вдоль берега по остаткам шоссейки. А сама машина? Таких фюзеляжей не
существует в природе! Не "МИ-28", какая-то мешанина. Абстракция сна. Это
Одесса из меня выходит, Николаев и Аскания-Нова. Большой Южный котел.
Так что же нам остается на завтра? Предчувствие. Этюд в багровых
тонах и запах горящей солярки. Солярка пока, слава Богу, есть. Взорвут
склад? Хранилище на воздух поднимут? Так до него еще суметь добраться
надо. Мы не смогли... Посты что ли проверить?
- Посты проверить, - повторил я шепотом и прислушался к ощущениям -
будет ли результат.
Тоска не прошла. Значит мимо, не попал. А может я грешу не на то?
Соратнички, братья по оружию. Эти да, эти могут... Очередь поперек спины,
пуля в затылок или проще - штык-ножом. С чего угодно, из-за косого взгляда
или в честь хорошего кокнара. А для кого-то первейшая обязанность - в
случае малейшего подозрения... Для кого-то, работающего в Красном Доме.
Ничего я не придумаю, так и буду лежать, гоняя по кругу никчемные,
передуманные мысли, разглядывая узоры плесени на потолке. Пансионат, черт
его дери! Нашли где устроиться! В окнах щели, в крыше дыры, котельную так
и не запустили... Да и чем в ней топить, в котельной? Пакостно. Гнусно и
холодно. Можно натянуть на себя два одеяла, раздобытых услужливым
Петрухой, можно спать не раздеваясь, можно выпить водки, позвать девушку
Галю, в конце-концов. Ничего не поможет - ни баба, ни водка, ни третье
одеяло... В поселок надо перебираться, вот что...
Гулько я почувствовал за минуту до того, как он постучал. Легко
стукнул и тут же, распахнув дверь, скользнул в комнату. Бесшумно и легко,
профессионально.
- Новости, капитан! - ему очень хотелось, чтобы я вздрогнул от
неожиданности. Последний месяц он только этого и добивался, старался
вовсю.
- Какие новости? - я нарочно тянул, не вынимая руки из-под подушки.
Пусть понервничает. Он ведь тоже человек и ничто человеческое ему не
чуждо. Откуда Гулько знать, что там кроме зубной пасты и нет ничего.
- Агентуру поймали...
Пока я шнуровал ботинки, искал по карманам сигареты Гулько стоял
неподвижно, равнодушно рассматривая, изуродованную пулями дверь. Моя
работа. Я отучал девушку Галю входить без стука. Одного урока хватило. С
тех пор девушка скромна и предупредительна. Соображает.
На улице лил дождь. Небо висело серое, тошнотное и море вдали тоже
было серое, а под ногами чавкала грязь, остатки перепаханного гусеницами
асфальта и павшей листвы. Тяжелое зрелище - приморский курорт осенью.
Остатки бывшего курорта под нудным холодным дождем...
Я, не поднимая капюшон, закурил и моментально пожалел об этом -
сигарета размокла и сломалась. Дрянь, не курево. Упакованные в серые
бумажные пачки без единой надписи, странные короткие огрызочки, неизвестно
кем и где набиваемые. Одинаковые на любой толкучке от Петрозаводска до
Семипалатинска. Говорят, их производят в Тифлисе, мешая турецкий табак с
турецким же чаем, измельченной мешковиной и еще, для крепости, с
дикорастущей дрянью из предгорий Кавказа. Закавказская Уния снабжает
сигаретами всю Восточную Россию с Украиной, получая в обмен прибалтийские
"Стингеры", запсибовские танки и даже МИГи. Частный сектор не остается
внакладе - батумские контрабандисты развозят товар по всему побережью.
Мы прошли мимо лечебного корпуса - закопченной, выгоревшей дотла
каменной коробки и по чудом уцелевшей лесенке стали спускаться вниз, к
хозяйственному корпусу, где размещался штаб. Тут я вспомнил про сон.
- Слушай, - я остановился. Гулько вопросительно смотрел на меня
снизу. - Давай-ка склад проверим... Что-то мне...
Гулько пожал плечами и, повернувшись, двинулся назад. Длинное бледное
лицо абсолютно ничего не выражало. Рыбьи глазки смотрели сквозь меня,
умудряясь удивительным образом не терять из вида. И мысли его шустрые,
юркие никак не давались, ускользали, оставляя лишь смутное эхо. Мешал я
ему, мешал не на шутку, давно, с того момента, как заняли мы этот вонючий
поселочек. Вначале была легкая досада, надежда, что все изменится,
уладится само собой. Время шло, ничего не менялось и вскоре ненависть
дошла до последнего градуса. С недавних пор я старался не поворачиваться к
нему спиной.
Склад располагался в здании клуба - дурацкого двухэтажного здания в
псевдогреческом стиле. До развала здесь крутили кино, устраивали
дискотеки, торжественные вечера и видеосалоны. Клуб сохранился неплохо -
при Сталине строили добротно, но на второй этаж подниматься не
рекомендовалось - перекрытия сильно сдали после сентябрьских боев. В
бывшем кинозале теперь лежали бочки с соляркой и ящики с патронами, а у
входа стоял пост.
Сейчас здесь были Гаврик и Сафарбий. Сафарбий - миролюбивый, но
страшный на вид осетин, заросший до глаз черной, с ранней проседью
бородой, исповедовал дао. Познания он черпал из сборника "Древние
философские тексты", который все время носил с собой. Гаврик не
исповедовал ничего. Когда-то он считался хиппи, а теперь ему было просто
на все наплевать.
Гаврик и Сафарбий курили план. Оба сидели на корточках, слегка
наклонясь вперед, и передавали друг-другу самопалку. Из-за пазухи Сафарбия
торчала книга, глаза смотрели вдаль. Гаврик то и дело откидывал с глаз
волосы и поправлял, висящий на шее "ксивник". Никакого паспорта там не
было, а торчала из него запасная обойма к "Калашу" и черенок ложки.
Наше появление особого впечатления не произвело, только Гаврик
придвинул поближе автомат.
- Гады, - лениво сказал Гулько и я так же лениво кивнул, что да,
гады, мол. - Полчаса назад, когда агентуру взял, по-хорошему говорил...
Гаврик, я тебя расстреляю, точно говорю...
- Я все, - вяло и ненатурально испугался Гаврик. - Все, лейтенант...
Он отбросил окурок и с трудом встал. Сафарбий не реагировал. Человек,
познавший дао, смерти не боялся.
- Надо бы сменить... - сказал я, прекрасно ощущая всю никчемность
фразы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
постоянно мешали отдыхающие, а в доме у нее имелась своя комната, очень
скрипучая кровать и родная тетка, придававшая слишком большое значение
штампам в паспорте. Все равно, это было хорошее время, только мы тогда не
понимали. У нас на двоих был здоровый туб пасты "Pepsodent" и мы его
совершенно не жалели...
"Вертушка" - день сегодняшний. Хотя и здесь не без идиотизма - на то
и сон. Они никогда не летают по одной. Ракетные удары не наносят зря -
дорогое удовольствие. Ракетный залп - это десант. Это катера, это атака
вдоль берега по остаткам шоссейки. А сама машина? Таких фюзеляжей не
существует в природе! Не "МИ-28", какая-то мешанина. Абстракция сна. Это
Одесса из меня выходит, Николаев и Аскания-Нова. Большой Южный котел.
Так что же нам остается на завтра? Предчувствие. Этюд в багровых
тонах и запах горящей солярки. Солярка пока, слава Богу, есть. Взорвут
склад? Хранилище на воздух поднимут? Так до него еще суметь добраться
надо. Мы не смогли... Посты что ли проверить?
- Посты проверить, - повторил я шепотом и прислушался к ощущениям -
будет ли результат.
Тоска не прошла. Значит мимо, не попал. А может я грешу не на то?
Соратнички, братья по оружию. Эти да, эти могут... Очередь поперек спины,
пуля в затылок или проще - штык-ножом. С чего угодно, из-за косого взгляда
или в честь хорошего кокнара. А для кого-то первейшая обязанность - в
случае малейшего подозрения... Для кого-то, работающего в Красном Доме.
Ничего я не придумаю, так и буду лежать, гоняя по кругу никчемные,
передуманные мысли, разглядывая узоры плесени на потолке. Пансионат, черт
его дери! Нашли где устроиться! В окнах щели, в крыше дыры, котельную так
и не запустили... Да и чем в ней топить, в котельной? Пакостно. Гнусно и
холодно. Можно натянуть на себя два одеяла, раздобытых услужливым
Петрухой, можно спать не раздеваясь, можно выпить водки, позвать девушку
Галю, в конце-концов. Ничего не поможет - ни баба, ни водка, ни третье
одеяло... В поселок надо перебираться, вот что...
Гулько я почувствовал за минуту до того, как он постучал. Легко
стукнул и тут же, распахнув дверь, скользнул в комнату. Бесшумно и легко,
профессионально.
- Новости, капитан! - ему очень хотелось, чтобы я вздрогнул от
неожиданности. Последний месяц он только этого и добивался, старался
вовсю.
- Какие новости? - я нарочно тянул, не вынимая руки из-под подушки.
Пусть понервничает. Он ведь тоже человек и ничто человеческое ему не
чуждо. Откуда Гулько знать, что там кроме зубной пасты и нет ничего.
- Агентуру поймали...
Пока я шнуровал ботинки, искал по карманам сигареты Гулько стоял
неподвижно, равнодушно рассматривая, изуродованную пулями дверь. Моя
работа. Я отучал девушку Галю входить без стука. Одного урока хватило. С
тех пор девушка скромна и предупредительна. Соображает.
На улице лил дождь. Небо висело серое, тошнотное и море вдали тоже
было серое, а под ногами чавкала грязь, остатки перепаханного гусеницами
асфальта и павшей листвы. Тяжелое зрелище - приморский курорт осенью.
Остатки бывшего курорта под нудным холодным дождем...
Я, не поднимая капюшон, закурил и моментально пожалел об этом -
сигарета размокла и сломалась. Дрянь, не курево. Упакованные в серые
бумажные пачки без единой надписи, странные короткие огрызочки, неизвестно
кем и где набиваемые. Одинаковые на любой толкучке от Петрозаводска до
Семипалатинска. Говорят, их производят в Тифлисе, мешая турецкий табак с
турецким же чаем, измельченной мешковиной и еще, для крепости, с
дикорастущей дрянью из предгорий Кавказа. Закавказская Уния снабжает
сигаретами всю Восточную Россию с Украиной, получая в обмен прибалтийские
"Стингеры", запсибовские танки и даже МИГи. Частный сектор не остается
внакладе - батумские контрабандисты развозят товар по всему побережью.
Мы прошли мимо лечебного корпуса - закопченной, выгоревшей дотла
каменной коробки и по чудом уцелевшей лесенке стали спускаться вниз, к
хозяйственному корпусу, где размещался штаб. Тут я вспомнил про сон.
- Слушай, - я остановился. Гулько вопросительно смотрел на меня
снизу. - Давай-ка склад проверим... Что-то мне...
Гулько пожал плечами и, повернувшись, двинулся назад. Длинное бледное
лицо абсолютно ничего не выражало. Рыбьи глазки смотрели сквозь меня,
умудряясь удивительным образом не терять из вида. И мысли его шустрые,
юркие никак не давались, ускользали, оставляя лишь смутное эхо. Мешал я
ему, мешал не на шутку, давно, с того момента, как заняли мы этот вонючий
поселочек. Вначале была легкая досада, надежда, что все изменится,
уладится само собой. Время шло, ничего не менялось и вскоре ненависть
дошла до последнего градуса. С недавних пор я старался не поворачиваться к
нему спиной.
Склад располагался в здании клуба - дурацкого двухэтажного здания в
псевдогреческом стиле. До развала здесь крутили кино, устраивали
дискотеки, торжественные вечера и видеосалоны. Клуб сохранился неплохо -
при Сталине строили добротно, но на второй этаж подниматься не
рекомендовалось - перекрытия сильно сдали после сентябрьских боев. В
бывшем кинозале теперь лежали бочки с соляркой и ящики с патронами, а у
входа стоял пост.
Сейчас здесь были Гаврик и Сафарбий. Сафарбий - миролюбивый, но
страшный на вид осетин, заросший до глаз черной, с ранней проседью
бородой, исповедовал дао. Познания он черпал из сборника "Древние
философские тексты", который все время носил с собой. Гаврик не
исповедовал ничего. Когда-то он считался хиппи, а теперь ему было просто
на все наплевать.
Гаврик и Сафарбий курили план. Оба сидели на корточках, слегка
наклонясь вперед, и передавали друг-другу самопалку. Из-за пазухи Сафарбия
торчала книга, глаза смотрели вдаль. Гаврик то и дело откидывал с глаз
волосы и поправлял, висящий на шее "ксивник". Никакого паспорта там не
было, а торчала из него запасная обойма к "Калашу" и черенок ложки.
Наше появление особого впечатления не произвело, только Гаврик
придвинул поближе автомат.
- Гады, - лениво сказал Гулько и я так же лениво кивнул, что да,
гады, мол. - Полчаса назад, когда агентуру взял, по-хорошему говорил...
Гаврик, я тебя расстреляю, точно говорю...
- Я все, - вяло и ненатурально испугался Гаврик. - Все, лейтенант...
Он отбросил окурок и с трудом встал. Сафарбий не реагировал. Человек,
познавший дао, смерти не боялся.
- Надо бы сменить... - сказал я, прекрасно ощущая всю никчемность
фразы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15