– «Мы играем на свадьбах и похоронах!» – гнусаво прокомментировал Антонио и сделал из своего лица нечто невероятно кислое.
Зал лопался от смеха!
– Какой позор! – прошептал дирижёр.
Антонио издалека махал руками, скакал, кривлялся и гримасничал, изображая нужную мелодию. Всякий раз оказывалось не то! Антонио сокрушался, народ хохотал до слёз, в оркестре никто не смеялся.
– Он из нас идиотов делает! Я отказываюсь играть!!! – воскликнул пожилой саксофонист, дрожа от негодования.
– Всё-ё-ё!!! – как-то неестественно завопил дирижёр и в гневе сломал свою палочку. – Мы уходим!!! Собираемся! К чёрту контракт!
Музыканты стали беспорядочно собираться под хохот публики.
– Что ты сидишь? Я сказал «собираемся»!
– Вон!!!
– Что вон? – дирижёр повернулся.
К нему, как нашкодивший кот, на четвереньках приближался Антонио. Дирижёр не в силах был удержаться от истерического смеха, вмиг переполнившего его от кончиков ногтей на ногах до кончиков седых волос.
– Нам не объяснили… мы приехали за полтора часа… мы думали, будет репетиция…
Антонио со всем соглашался и послушно кивал. Кивал, кивал и кивал! А публика заходилась от хохота!
Когда оркестр наконец-то правильно и даже виртуозно сыграл нужную мелодию, овациям не было конца! Дирижёра восторженно поздравляли, говорили о том, как гениально он разыграл сцену вместе с шутом Антонио.
Ему никто не верил, включая музыкантов оркестра, что эта сцена не была спланирована и отрепетирована.
– Нам-то зачем говорить это?! – сказали музыканты.
– Такие условия контракта! – бросил кто-то.
И всем сразу всё стало ясно, и больше дирижёру никто вопросов не задавал, а он сам перестал говорить на эту тему.
– Ну ты хоть, Палыч, признайся! Ты кричал: «Из нас идиотов делают! Отказываюсь играть!» Знал ведь всё и никому не сказал! Что «нет»?! Ты нас за дураков считаешь? Между прочим, это уже оскорбление!
Антонио никогда ни к чему не готовился, достаточно быть в ритме. И если это сильный ритм, тогда в него впишется всё, что бы ни произошло. Когда выступал «шут Антонио», не было такого времени, чтобы внимание зрителей было не приковано к его выступлению, даже когда он молчал и сидел за столом с кислой физиономией. Он сидел как надо!
И когда все присутствующие звенели бокалами и оживлённо беседовали между собой – у всех было ощущение, что выступление продолжается. Одно его движение могло всё изменить. Некоторые даже спиной чувствовали – опять что-то начинает происходить. С Антонио не мог сравниться никто!
– Давай выпьем за тебя, Антонио! – предложил однажды президент. – Мы с тобой на равных! Никто, кроме меня, этого не понимает. Я один знаю, почему ты самый лучший шут в мире! Ты никогда никого не развлекаешь – ты всегда развлекаешься сам!
За несколько дней до встречи с Людмилой Петровной и Константином Антонио вспоминал Георгия по какому-то совершенно незначительному поводу. Он замечал, что значительные события начинаются с событий едва заметных, которые повторяются с нарастающей интенсивностью. Что-то ещё напоминало в эти дни о Георгии. Именно следуя ритму Антонио решил наудачу «заехать к Георгию».
Константину не верилось, что Антонио впервые за несколько лет посетил квартиру Георгия и именно в нужный момент. Он так и хотел сказать слово «случайно», но не сказал.
В глазах Антонио Константин был похож на воинствующего динозавра. У него не было своего ритма, никакого. Он был тот самый «никакой» и не имел понятия ни о каких ритмах. Его паузы в разговорах, когда ему в голову внезапно приходила какая-нибудь мысль, могли кого угодно вывести из себя. Он не замечал, что у него часто меняется настроение. Слова Антонио о том, что нужно хотя бы немного обращать внимание на своё настроение, он просто игнорировал. Он шёл напролом, раздирая ритмы, сомнения, внутренние противоречия.
День шута

(Из записок Георгия)
«Я самое жалкое, самое ничтожное существо на свете! Зачем я существую? Почему я не могу пребывать в вечном покое, превратиться в точку, исчезнуть из мира, погрузиться в абсолютное небытие? Мне ничего и ни от кого не нужно. К чему эта мука? Зачем? Я абсолютно беззащитен, я не в силах защитить себя от мира! У меня есть тело, которое может страдать, я могу испытывать боль, недомогания. Мне необходимо дышать, принимать пищу и жидкости. Этого требует моё тело, но не я! Зачем мне всё это? Для физических мучений? Со мной могут сделать всё что угодно!!!
Я могу испытывать душевные муки, у меня легкоранимая чувствительная душа, меня так легко задеть, обидеть. Душевные страдания для меня невыносимы! Для чего я такой чувствительный, для больших страданий? Зачем мне душа? За что мне дана жизнь?
О, боже! Сюда идут! Шаги! Сейчас начнётся пытка! Мой покой будет безжалостно нарушен самым наглым и бесцеремонным образом! Меня будут терзать! Ужас! Скрипнула дверь! Им опять от меня что-то нужно! Сейчас весь мир будет терзать меня!»
– Ваше Величество! Ваше Величество! Не изволите ли проснуться, Ваше Величество?
– У-у-у! – «Вот они, мучения!!!»
– Прикажете ли подать завтрак в постель или ночной горшок?
– У-у-у! Убирайся вон!
– Слушаюсь, Ваше Величество! Но Ваше Величество будет гневаться на меня за то, что я не смог разбудить Ваше Величество к началу казни. Народ на площади, преступники уже доставлены к эшафоту. Прикажете начинать казнь?
– Начинать!
– Может быть, Ваше Величество пожелает кого-нибудь помиловать?
– У-у-у!
– На сегодня назначена казнь сорока бунтовщиков и одного философа!
– Философа?
– Того самого, Ваше Величество, который посмел утверждать, что его, ничтожного червя, и Ваше Величество ожидает одинаковая судьба.
– Завтрак!
– Подать завтрак Его Величеству!!!
– Завтрак Императору!!!
– Почему ты не дрожишь, философ?! Ты небось знаешь, что нас ожидает после того, как наши головы упадут на помост?!
– Можешь не волноваться – хорошего ничего! К плохому ты привык, а если и будет что-то хорошее, то лишь для того, чтобы потом больнее было.
– Ты умеешь утешать лучше священника, – усмехнулся хмурый бунтовщик, – видно недаром тебя казнят!
– А ну-ка, заткнитесь все! – рыкнул стражник. – Идёт глашатай Императора!
– Его Величество, Величайший Император Мира, Завоеватель всех стран и Повелитель всех народов, Дэвид Великолепный повелевает: преступников перед казнью накормить завтраком, философа доставить во дворец к Его Величеству!
– Я слышал, что философия – это наука о мудрости. Как же ты, философ, эту мудрость не усвоил, а так глупо оказался среди преступников, идущих на казнь?
– Во-первых, Ваше Величество, вас кто-то ввёл в заблуждение: философия – это не наука о мудрости, это наука о невежестве!
– Вот как? Зачем же нужна такая наука? Обоснуй свои слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79